Проспер Мериме - Два наследства, или Дон Кихот. Дебют авантюриста
Шубин. А, вот и ты, Гришка! Что поделываешь в Угличе, негодник? Гость дорогой, представляю тебе преподобного Григория Богдановича Отрепьева из Свято-Никольского монастыря, теперь уже, может, и настоятеля…
Григорий. Нет еще, нет еще… Сначала надобно, чтобы наш святоша патриарх распределил меня по моему выбору. А ты, кум, все молодцом…
Шубин. Гость дорогой, окажи честь, снизойди до этого скромного стола. Жена! Водки. Твое здоровье, господин атаман… Однако я до сих пор не знаю ни твоего имени, ни как тебя по батюшке[18].
Юрий. Мое имя? (Помолчав, со смехом.) Дмитрий Иванов.
Шубин. Твое здоровье, Дмитрий Иванов! Это водка 7099 года.
Юрий. Года смерти царевича.
Григорий. Года, когда он был вероломно убиен… Еще стакан. Его здоровье!
Шубин. Шш, Григорий! Садись, гость дорогой… А ты сюда, Гришка. Молитву, Гришка, тебе бы читать, но закон велит, чтобы это был отец семейства. (Стоя с молитвенно сложенными руками.) Господь, спаси и сохрани тело и душу Бориса, царя нашего, единственного христианского монарха на земле, которому другие государи рабски служат, чей разум есть кладезь мудрости, а сердце полно любви и великодушия. Аминь[19].
Григорий. Аминь, и выпьем.
Юрий. Что это еще за молитва такая? Уж не безумец ли этот Борис, коли считает себя единственным христианским монархом на земле?
Шубин. Гость дорогой, почтенный мой спаситель, да будет мне дозволено напомнить тебе, что мы не на берегах Днепра в достойном уважения запорожском курене. Мы на Святой Руси, где опасно дурно говорить о царе-батюшке… Хотя среди нас только православные христиане, неспособные донести на тебя… Ешьте на здоровье.
Григорий. Хорошо сказано. Однако мы здесь, чтобы веселиться, а когда речь заходит о Борисе, больше хочется плакать, чем смеяться… Известно ли вам, что в Москве мрут с голоду? А царь в Кремле пирует и приговаривает: «Чтоб эти москали сдохли! Это мятежники, которые не любят меня». Он и вправду не пускает в город обозы с зерном.
Шубин. Да выпей же, Григорий, и не будь смутьяном.
Григорий. Здесь нет слуг, а значит, и шпионов, а стены толсты. Время от времени надобно облегчать душу. С тех пор как стало известно, что Борис приказал убить царевича, он изобрел тьму адских уловок, дабы заставить народ забыть о своем преступлении. Верите ли, брат Дмитрий, в 7099 году он поджег лавки купцов на главной площади! «Это заткнет им рот», — сказал он… Его ухватки!
Шубин. Ох, Григорий!
Григорий. Я видел, как они горели… Но это еще цветочки. Потом он написал хану Касим-Гирею, чтобы тот пришел к нам со ста тысячами татар, грабя и руша все на своем пути. «Прекрасно, — сказал он, — татары помешают им думать о царевиче Дмитрии».
Шубин. Ох, Григорий!
Григорий. Доказательство, что их позвал Борис, то, что он отправил нашу армию в Казань на арбузы, когда татары как раз переходили Оку. Хватит!.. Все-таки святой Николай и святой Сергий сделали так, что Касим-Гирей как пришел, так и ушел… А что же Борис? А Борис хранил спокойствие. Он был регентом… Бедный царь Федор позволял ему все делать по своему разумению… Все ему сходило с рук, он был высоко… Ловко приготовленная похлебка отправила Федора вслед за его братом Дмитрием и отцом Грозным.
Шубин. Ох, Григорий!
Григорий. Дай же мне сказать! Я видел, говорю я вам, я сам видел царя Федора, распростертого на его парадном ложе. Было на что посмотреть, не ради красного словца… Тысячи свечей, парча, прусское полотно, после службы вволю водки… В тот день мы устроили знатную пирушку… уж такую… О чем это я говорил?
Юрий. Ты говорил, что видел царя Федора…
Григорий. Ах да! Так вот. Он был раздутый, весь зеленый, зеленей капусты! Я говорю только то, что знаю… Да, а еще принц Иван Датский…
Шубин. Он женится на царевне Ксении, дочери Бориса.
Григорий. Хорошо ли это, отдавать христианку принцу-безбожнику?.. Но Борис передумал… Принц Иван пообедал у него… его, говорят, принесли мертвецки пьяным… И он уже никогда не протрезвеет.
Шубин. Что ты хочешь сказать?
Григорий. Что он хлебнул вина, которое Борис бережет для своих добрых друзей… Зря, что ли, три финских колдуна по ночам настаивают травы, те самые, что они собирают на ущербе луны на Серпуховском кладбище?
Шубин. Как, датский принц умер?!
Григорий. Я давеча узнал об этом от монаха, прибывшего из Москвы… И никого не удивляет, что царь запретил бальзамировать тело, как того хотел датский лекарь. «Нет, — сказал Борис, — тогда увидят, что у него в желудке»[20].
Шубин. Это невозможно! Царь любил его больше, чем собственного сына Федора.
Григорий. Вот он и неутешен… Он плачет, словно крокодил, съевший младенца… ибо хотел бы съесть еще одного… Э, он прекрасно видел, что все русские любят этого доброго принца Ивана… Знаете ли вы, что он собирался перейти в православие?.. Мне отец Алексий сказал. Он узнал от виночерпия принца… Вот уж у кого была прекрасная прусская водка!.. А Борис был прав… ибо весь народ однажды сказал бы Ивану, после его крещения: «Будь нашим царем и освободи нас».
Шубин. Боже мой, какое горе! А я как раз закончил жемчужное ожерелье для свадьбы царевны!
Григорий. Ба, она найдет другого мужа, и тот купит у тебя твое ожерелье. Право слово, друзья-товарищи, коли Борису нужен зять, я охотно могу предложить себя; царевна мила, словно ангел. Только, когда тесть пригласит меня на обед, я скажу: «Извините, но у меня нет аппетита». Время, в которое мы живем, друзья-товарищи, требует быть внимательными к тому, где мы обедаем, и следить за пищеварением. Но, господин запорожец, глядя, как вы едва прикасаетесь к еде, можно подумать, будто вы испытываете какое-то сомнение в кухне нашего хозяина. Будьте спокойны. Здесь не знают рецептов тех напитков, что производятся в Кремле.
Шубин. Ох, Григорий!
Юрий. Я больше не голоден, и мне доставляет удовольствие слушать тебя.
Григорий. Ваше здоровье, дружище. Всегда есть невозможно, но можно всегда пить, как говаривал чудовский настоятель.
Акулина (глядя в окно). Ах, шведский принц… Смотрите-ка, он заходит к нам во двор.
Григорий. Черт бы побрал принцев, которые заявляются во время обеда.
Шубин. Молчи; побегу в лавку, приму его. (Выходит.)
Юрий. Шведский принц в Угличе!
Григорий. Забавный принц этот Густав. Его подданные изгнали его… Странный принц… Он рожден быть аптекарем… Это алхимик… большой ученый… Именно поэтому Борис принял его… слышите меня, чтобы тот настаивал его напитки… Но этот принц Густав, хотя он немного и дурачок… он славный малый… Он сказал: «Я не хочу». Тут-то его и сослали в Углич… Вот те крест, ему еще повезло. Хочешь, скажу тебе правду?.. Густав выпутался из беды со своими шведами, которые хотели его утопить… Его дядя, нынешний король Швеции, много раз хотел отравить его… Он приказал стрелять в него из пищалей… Подсылал к нему убийц… Но у Густава есть черные книги, ты меня слушаешь? Которые подсказывают ему, с какой стороны приближается опасность. Мы таких называем звездочетами, да самыми хитрыми… Но коли он улизнет и от Бориса, значит, он гораздо хитрее, чем я думаю… Да на всякого мудреца довольно простоты. Однажды Густав получит бутылку испанского вина… Борис такую отправил в прошлом году царю Симеону Бекбулатовичу. Тот пьет. Хорошо. Вот он и ослеп[21].
Входят Шубин и Густав, под мышкой у последнего большая книга.
Сцена третьяТе же, Густав и Шубин.
Густав. Я бы не хотел тебя беспокоить, дружище Шубин. Я пришел поболтать с тобой, но не хочу лишать твоих гостей общества хозяина. (Садится.) Друзья мои, садитесь; продолжайте.
Шубин. Ваше высочество, мы знаем свои обязанности.
Густав. Нет, садитесь. И я присяду. Акулина Петрова, подай мне стакан. Ваше здоровье, друзья! Судя по костюму, этот юноша иностранец?
Шубин. Это славный казак из-за порогов[22], он сопровождал меня в моем путешествии, ему я обязан спасением моей жизни и драгоценных украшений, которые стоят гораздо дороже. Дмитрий Иванов, целуй руку его высочеству.
Густав. Дмитрий? У тебя имя, дорогое для русского слуха. Коли ты оказал услугу моему другу Шубину, ты отважный человек, и я тебя ценю. Мой дорогой Шубин, я узнал, что ты вернулся из Астрахани, и тут же поспешил к тебе, дабы ты разъяснил небольшую трудность, которая смущает меня.
