Василий Ершов - Летные дневники, часть 5
При Моцарте, Бахе, Бетховене, даже при Чайковском, для подростков музыку не писали. Подразумевалось, что отрок способен понять то же, что и взрослый, а если не понимает – пусть стремится стать взрослым. И вообще, музыка писалась для народа, а не для его групп и классов.
Слушая эту… этот ритмический шум, эти три аккорда, я думаю: еще на поколение мы отброшены назад, к жвачке, к потреблению, к винтикам, к «кулюфтиву», к стае особей с дремлющим, подростковым интеллектом.
В наше время, вернее, в это безвременье, надо изо всех сил держаться за классику. И я, донашивая предпоследние штаны, благодарю судьбу за то, что на этой работе хоть книги, по любой цене, могу покупать свободно, где ни поймаю. Да только прилавки забиты дерьмом детектива, фантастики и секса, в его кооператорской интерпретации. Редко где поймаешь вечную вещь – да еще, по иронии судьбы, ценой гораздо ниже, чем у остального чтива. Примета времени: так вот ценится настоящее и вечное в наш век временщиков и временного.
Никогда человек бездуховный не осознает в себе Мастера. Да он им и не станет. Вот итог т.н. социализма. Не потому не стало мастеров, что не по тому пути пошли, что извратили, и пр. Нет.
Не стало мастеров потому, что результатом т.н. социализма стала всеобщая бездуховность. Именно для достижения бездуховности в массах и затевался этот т.н. социализм. Коллективизация Личностей привела к стаду скотов (по Бакунину). Опчественное, кулюфтивное, ничье, нивелирует результаты именно работы мастера. Моей работы.
Как все. Не высовывайся. Оценка три. Удовлетворительно.
А я всегда был отличник. Всегда стремился быть лучшим.
Проклятый эгоизм? Если угодно, то да. Эгоизм, себялюбие, честолюбие по мне лучше, чем уравниловка и дружки. Я – сам Мастер. Один. Я за себя отвечаю.
Так называемый капитализм никем не создавался, никто ему не писал теорий. Жизнь собрала чистых эгоистов, и каждый из них, в достижении своих эгоистических целей, в крови и борьбе с себе подобными, в вымирании слабых, бесталанных, ленивых, стремясь достичь успеха, благосостояния, – каждый делал свое Дело.
Да, было много крови. Но еще больше – пота. А в результате т.н. капитализм себе живет. А мы летим – в коммуне остановка. И в руках у нас винтовка, ибо только отбирать и рушить умеем.
Как теперь воспитать Мастеров? Ведь во все времена Мастер опирался на уважение народа. А сейчас всем все до лампочки. Подрублены вековые нравственные устои. Общество ленивых рвачей и воров.
Потому что дали власть хаму.
В конце концов, там, за бугром, у власти стоят воротилы, проклятые буржуи, с рогами и хвостами, но каждый из них – делает Дело, и, будьте уверены, – Мастер.
Дураки и лентяи и там есть, без них общества не бывает. Но они – на своем месте. У конвейера. И с ними не церемонятся, когда и подсрачника дадут, если заслужил.
А наши пролетарья и работать-то толком не умеют, и с претензиями, и пролазят в Верховный Совет. Правят!
Я не клевещу. Взять производительность их шахтера и нашего. В двадцать раз! Что – наши меньше вкалывают?
Вот именно. Наш – вкалывает лопатой, чем шире ладони и лопата, тем больше звезд на груди. Как уж там, у них, какой техникой, в каких пластах, как они прилаживаются – но работают на Западе лучше, во много раз, и без звезд.
А наш шахтер, взлелеянный системой, недоучка, пьяница, живущий в бараке и не желающий даже привести свою лачугу в порядок, требует: максимальную зарплату в стране – шахтерам, а потом уже всем остальным, по ранжиру.
Ну, ладно, шахтеры. А летчики?
Мы летаем на дерьме. Оно летает, конечно, и летает само по себе неплохо, так же, как и у них, за рубежом. Неэкономично, но тянет. Как трактор СХТЗ-НАТИ, с железными шипами на колесах, против «Катерпиллера»
Мы сидим там и дергаем за веревочки, нажимаем на палочки, – но ведем железяку сквозь те же грозы, что и «Боинг». Труд тут один, и одна обученность основным законам, и грозы одни и те же. Дай мне тот «Боинг», освою, и выдам ту же производительность, и сэкономлю.
Но и мы бастуем. Нечеловеческая напряженка летом, безделье зимой, скверные условия в кабине, профзаболевания, – это все следствие Системы, где все во имя и на благо человека. И дома ни куска колбасы. И некогда бегать по очередям.
Вот поэтому я – за капитализм, чтоб не стоять в очередях. Вот поэтому я за него, родимого, что там все меряется на доллар, честно ли заработанный или же украденный, но – был бы он!
А у меня рулон бумаги с изображением дедушки Ленина. Сейчас его приукрасили, кружавчиками, как на дамских панталонах.
Пока же наши бульварные газетенки смакуют жизнь валютной проститутки, зарабатывающей своей генитальей с золотыми ободками 200 000 долларов в год – в Советском Союзе! Не вставая с постели…
Один доллар стоит сейчас сорок рублей. За эти рубли на рынке можно купить два кило отличного мяса. За доллар! А в Америке на это ушло бы 24 доллара.
Чего ж вам еще надо-то?
Я получаю за работу летом 60 долларов в месяц. А в Америке минимальная зарплата в стране – 4.20 в час. Бич на подсобных работах там за два дня заработает столько, сколько я – за продленную месячную саннорму.
Мне все мало.
Да, мало. Я – не проститутка, я – пилот.
7.08. Слетал в Краснодар. За весь прошлый месяц – ни одного хлебного рейса, и мы сами себе поставили в пульке на август Краснодар, Симферополь и Сочи на 3 ночи. Сочи у нас забрали, а эти два основных южных рейса, заготовочных, оставили. Мы, естественно, набрали в рейс тары, взяли тележки…
202-я машина подкинула нам кроссворд по шасси. И на рулении ее кидало из стороны в сторону, и по тормозам были записаны замечания, меняли колеса; короче, повнимательнее.
В Оренбурге ее кинуло на пробеге влево так, что мы чуть не выскочили с полосы. Ну, ожидал, реакция сработала. Пришлось дважды обжимать полностью правый тормоз. Зарулили: замененные колеса дымились – выгорала смазка на новых тормозах.
В Краснодаре все повторилось, но мы были готовы.
Ее бы поставить, но на стоянке встречал экипаж Васи Л. с тонной фруктов. Ну, Вася – старый волк, ему и карты в руки. Ничего там особо опасного нет, хотя в Оренбурге тогда проводницы мои чуть не упали с контейнеров. Но если ожидать, да знать, в какую сторону, да учесть, что погода звенит везде, то посадка – ну чуть сложнее чем обычно. Все дело во внезапности. Тут нужна реакция и заложенное еще со второго пилота стремление и умение садиться точно на ось.
Ну, поговорили с Васей, он поблагодарил и ушел на вылет, напутствуемый нашим «повнимательнее». Прилетит домой и поставит ее.
Девчонки с вечера где-то пронюхали, что сегодня должен сюда лететь рейс через Норильск, а значит, нам корячится через 12 часов гнать его домой, а значит, затариться надо бы с вечера.
Черт его знает, откуда у них эти сведения, но опыт подсказывал, что проводницы редко ошибаются в прогнозах. И хоть у меня в задании твердо стояло: югом туда и обратно, никаких Норильсков, – я на всякий случай подготовил коробки, веревки и тележку с вечера. И точно: утром проводники меня подняли: идет-таки с севера. Я позвонил в АДП: да, вам идет рейс, вечно путают с расписанием, и т.п.
Короче, поднял экипаж, мотнули на рыночек, и как раз управились, только поесть не успели. Я-то успел, мне подготовки меньше всего. Нагреб два пуда помидор под засолку и два ведра слив на варенье.
Сейчас вот и займусь помидорами. И душа спокойна. У нас на рынке помидоры чуть не три рубля штука, а там – девять копеек за кило в магазине, а на рынке – шестьдесят.
У Саши вроде бы медленно начинает получаться с посадкой. Ось уже ловит, за скоростями следит, но я еще строго и вслух контролирую. Ну, будет летать, куда он денется.
В Норильске я снова показал посадку на пупок; удалось. А уж рулить на 489-й после 202-й было истинным наслаждением.
Лето проходит без особого напряжения, хватает отдыха, планируют, в общем, так, что ночи в меру; а потом еще очень важно то, что ночь и переработка хорошо оплачиваются, есть стимул, это помогает переносить трудности. Разве сравнить с прошлым летом, когда за продленку едва натягивалось 900 рэ, а нынче – за две тысячи. Ну, и экипажей наклепали достаточно, план на всех разбросали, получается где-то по 70 часов.
С 1 числа буду просить отпуск, я его заслужил.
Никогда бы не подумал, что солить помидоры доставляет такое удовольствие. Пожалуй, даже большее, чем от акта любви. Вещи, конечно, несравнимые, но то можно хоть каждый день, а здесь – раз в год. Праздник.
