Самоцветный быт - Булгаков Михаил Афанасьевич
– А на каком же языке задавать? Я египетского языка не знаю.
Молодой человек, не смущаясь, отвечает:
– Спрашивайте по-русски.
Председатель откашлялся и задал вопрос:
– А скажи, дорогая мумия, что ты делала до февральского переворота?
И тут мумия побледнела и сказала:
– Я училась на курсах.
– Тэк-с. А скажи, дорогая мумия, была ты под судом при советской власти и если не была, то почему?
Мумия заморгала глазами и молчит.
Молодой человек кричит:
– Что ж вы, гражданин, за 15 копеек мучаете мумию?
А председатель начал крыть беглым:
– А, милая мумия, твое отношение к воинской повинности?
Мумия заплакала. Говорит:
– Я была сестрой милосердия.
– А что б ты сделала, если б ты увидела коммунистов в церкви? А кто такой тов. Стучка? А где теперь живет Карл Маркс?
Молодой человек видит, что мумия засыпалась, сам кричит по поводу Маркса:
– Он умер!
А председатель рявкнул:
– Нет! Он живет в сердцах пролетариата.
И тут свет потух, и мумия с рыданиями исчезла в преисподней, а публика крикнула председателю:
– Ура! Спасибо за проверку фальшивой мумии.
И хотела его качать. Но председатель уклонился от почетного качания, и мы выехали из Народного дома, причем за нами шла толпа пролетариев с криками.
Игра природы
А у нас есть железнодорожник с фамилией Врангель.
Дверь, ведущую в местком станции М., отворил рослый человек с усами, завинченными в штопор. Военная выправка выпирала из человека.
Предместком, сидящий за столом, окинул вошедшего взором и подумал: «Экий бравый»…
– А вам чего, товарищ? – спросил он.
– В союз желаю записаться, – ответил визитер.
– Тэк-с… А вы где же работаете?
– Да я только что приехал, – пояснил гость, – весовщиком сюды назначили…
– Тэк-с. Ваша как фамилия, товарищ?
Лицо гостя немного потемнело.
– Да, фамилия, конечно… – заговорил он, – фамилия у меня… Врангель.
Наступило молчание. Предместком уставился на посетителя, о чем-то подумал и вдруг машинально ощупал документы в левом кармане пиджака.
– А имя и, извините, отчество? – спросил странным голосом.
Вошедший горько и глубоко вздохнул и вымолвил:
– Да, имя… ну, что имя, ну, Петр Николаевич.
Предместком привстал с кресла, потом сел, потом опять привстал, глянул в окно, с окна на портрет Троцкого, с Троцкого на Врангеля, с Врангеля на дверной ключ, с ключа косо на телефон. Потом вытер пот и спросил сипло:
– А скудова же вы приехали?
Пришелец вздохнул так густо, что у предместкома шевельнулись волосы, и молвил:
– Да вы не думайте… Ну, из Крыма…
Словно пружина развернулась в предместкоме. Он вскочил из-за стола и мгновенно исчез.
– Так я и знал! – кисло сказал гость и тяжко сел на стул.
Со звоном хлопнул ключ в дверях. Предместком, с глазами, сияющими как звезды, летел через зал 3-го класса, потом через 1-й класс и прямо к заветной двери. На лице у предместкома играли краски. По дороге он вертел руками и глазами, наткнулся на кого-то в форменной куртке и ему взвыл шепотом:
– Беги, беги в месткоме дверь покарауль! Чтоб не убег!..
– Кто?!
– Врангель!..
– Сдурел!!
Предместком ухватил носильщика за фартук и прошипел:
– Беги скорей, дверь покарауль!..
– Которую?!
– Дурында… Награду получишь!..
Носильщик выпучил глаза и стрельнул куда-то вбок… За ним – второй.
Через три минуты у двери месткома бушевала густая толпа. В толпу клином врезался предместком, потный и бледный, а за ним двое в фуражках с красным верхом и синеватыми околышами. Они бодро пробирались в толпе, и первый звонко покрикивал:
– Ничего интересного, граждане! Прошу вас очистить помещение!.. Вам куда? В Киев? Второй звонок был. Попрошу очистить!
– Кого поймали, родные?
– Кого надо, того и поймали, попрошу пропустить…
– Деникина словил месткомщик!..
– Дурында, это Савинков убег… А его залопали у нас!
– Я обнаружил его по усам, – бормотал предместком человеку в фуражке, – глянул… Думаю, батюшки, – он!
Двери открылись, толпа полезла друг на друга, и в щели мелькнул пришелец…
Глянув на входящих, он горько вздохнул, кисло ухмыльнулся и уронил шапку.
– Двери закрыть!.. Ваша фамилия?
– Да Врангель же… да я ж говорю…
– Ага!
Форменные фуражки мгновенно овладели телефоном.
Через пять минут перед дверьми было чисто от публики и по очистившемуся пространству проследовал кортеж из семи фуражек. В середине шел, возведя глаза к небу, пришелец и бормотал:
– Вот, твоя воля… замучился… В Херсоне водили… В Киеве водили… Вот горе-то… В Совнарком подам, пусть хоть какое хочут название дадут…
– Я обнаружил, – бормотал предместком в хвосте, – батюшки, думаю, усы! Ну, у нас это, разумеется, быстро, по-военному: р-раз – на ключ. Усы – самое главное…
Ровно через три дня дверь в тот же местком открылась и вошел тот же бравый. Физиономия у него была мрачная.
Предместком встал и вытаращил глаза.
– Э… Вы?
– Я, – мрачно ответил вошедший и затем молча ткнул бумагу.
Предместком прочитал ее, покраснел и заявил:
– Кто ж его знал… – забормотал он… – Гм… да, игра природы… Главное, усы у вас, и Петр Николаевич…
Вошедший мрачно молчал…
– Ну что ж… Стало быть, препятствий не встречается… Да… Зачислим… Да вот усы сбили меня…
Вошедший злобно молчал.
Еще через неделю подвыпивший весовщик Карасев подошел к мрачному Врангелю с целью пошутить.
– Здравия желаю, ваше превосходительство, – заговорил он, взяв под козырек и подмигнув окружающим. – Ну как изволите поживать? Каково показалось вам при власти Советов и вообще у нас в Ресефесере?
– Отойди от меня, – мрачно сказал Врангель.
– Сердитый вы, господин генерал, – продолжал Карасев, – у-у, сердитый! Боюсь, как бы ты меня не расстрелял. У него это просто, взял пролетария…
Врангель размахнулся и ударил Карасева в зубы так, что с того соскочила фуражка.
Кругом засмеялись.
– Что ж ты бьешься, гадюка перекопская? – сказал дрожащим голосом Карасев. – Я шутю, а ты…
Врангель вытащил из кармана бумагу и ткнул ее в нос Карасеву. Бумагу облепили и начали читать:
«…Ввиду того, что никакого мне проходу нету в жизни, просю мне роковую фамилию сменить на многоуважаемую фамилию по матери – Иванов…»
Сбоку было написано химическим карандашом: «Удовлетворить».
– Свинья ты… – заныл Карасев. – Что ж ты мне ударил?
– А ты не дражни, – неожиданно сказали в толпе. – Иванов, с тебя магарыч!
Библифетчик
На одной из станций библиотекарь в вагоне-читальне в то же время и буфетчик при уголке Ильича.
– Пожалте! Вон столик свободный. Сейчас обтиру. Вам пивка или книжку?
– Вася, библифетчик спрашивает, чего нам… Книжку или пивка?
– Мне… ти… титрадку и бутирброд.
– Тетрадок не держим.
– Ах вы… вотр маман… трах-тарарах…
– Неприличными словами просють не выражаться.
– Я выра… вы… ражаю протест!
– Сооруди нам, милый, полдюжинки!
– «Азбука», сочинение товарища Бухарина, имеется?
– Совершенно свеженький, только что получен. Герасим Иванович! Бухарин – один раз! И полдюжины светлого!
– Воблочку с икрой.
– Вам воблочку?
– Нам чиво-нибудь почитать.
– Чего прикажете?
– Ну, хоша бы Гоголя.
– Вам домой? Нельзя-с. Навынос книжки не отпускаем. Кушайте, то бишь читайте, здеся.
