Жозеф Бедье - Роман о Тристане и Изольде
— Тристан, остановись, заклинаю тебя твоим мужеством!
Но всадники не обернулись. Тогда Блери закричал:
— Тристан, остановись, заклинаю тебя именем белокурой Изольды!
Трижды заклинал он беглецов именем белокурой Изольды, но тщетно: они исчезли, и Блери удалось догнать одного только коня, которого он и увел как добычу. Он приехал в замок Сен-Любен в то время, как королева только что в нем расположилась. Застав ее наедине, он сказал ей:
— Государыня, Тристан здесь. Я видел его на заброшенной дороге, что ведет из Тинтажеля. Он обратился в бегство. Трижды кричал я ему, чтобы он остановился, заклиная его именем белокурой Изольды, но страх обуял его, и он не осмелился обождать меня.
— Славный рыцарь, что вы говорите? Это ложь и безумие: как мог бы Тристан оказаться в этой стране? Как мог бы он бежать от вас? Неужели бы он не остановился, если бы его заклинали моим именем?
— Однако я его видел, государыня, и вот доказательство — я захватил одного из его коней. Поглядите, вон он во всем убранстве там, на дворе.
Блери увидел, что Изольда разгневана. Грустно ему стало за нее, ибо он любил Тристана и королеву. Он ушел, жалея о том, что сказал.
Тогда заплакала Изольда и сказала: «Несчастная я! Слишком долго я живу, ибо дожила до того, что Тристан издевается надо мною и позорит меня! Прежде, когда его заклинали моим именем, с каким бы врагом не вступил он в бой! Он смел и силен; если он бежал от Блери, если не удостоил остановиться при имени своей милой — это значит, что другая Изольда им владеет. К чему же он вернулся? Он мне изменил, он захотел вдобавок опозорить меня, надо мной посмеяться. Разве не довольно ему моих прежних терзаний? Пусть же он возвращается к своей белорукой Изольде, сам опозоренный».
Она позвала Периниса Верного, рассказала ему, что узнала от Блери, и прибавила:
— Друг, отыщи Тристана на заброшенной дороге, что идет от Тинтажеля к Сен-Любену, да скажи ему, что я не шлю ему привета, и пусть он не отваживается приблизиться ко мне, ибо я прикажу выгнать его своей страже и слугам.
Перинис принялся за поиски. Найдя Тристана и Каэрдина, он передал то, что велела сказать королева.
— Что говоришь ты, брат? — воскликнул Тристан. — Как мог я бежать от Блери? Ты видишь, с нами нет даже наших коней. Горвенал сторожил их; мы его не нашли в условленном месте и продолжаем искать его.
В это мгновение подъехал Горвенал с оруженосцем Каэрдина, и они рассказали о своем приключении.
— Перинис, милый, добрый друг, — сказал Тристан, — вернись скорей к своей госпоже, передай ей, что я шлю ей привет и любовь, что я не нарушил той верности, которою ей обязан, что она мне дороже всех женщин; попроси ее, чтобы она снова послала тебя ко мне с помилованием. Я буду ждать здесь твоего возвращения.
Перинис вернулся к королеве и передал ей то, что видел и слышал. Но она ему не поверила.
— Ах, Перинис, ты был мне близким, верным человеком: мой отец приставил тебя еще ребенком служить мне, но колдун Тристан соблазнил тебя своими выдумками и подарками. И ты тоже мне изменил. Уходи прочь!
Перинис упал перед нею на колени:
— Суровые слова я слышу, королева. Никогда в жизни не было мне так больно. Но о себе я не забочусь: мне больно за вас, королева, что вы оскорбляете доблестного Тристана; и вы пожалеете об этом, когда будет слишком поздно.
— Ступай, я тебе не верю. Даже ты, Перинис, Перинис Верный, изменил мне!
Долго ждал Тристан, чтобы Перинис принес ему прощение от королевы. Перинис не явился.
Поутру Тристан надел на себя длинный плащ, весь изодранный, покрасил местами свое лицо киноварью и зеленой шелухой ореха, так что стал походить на больного, изъеденного проказой; в руки он взял чашку из сучковатого дерева для сбора подаяния и трещотку прокаженного.
Он вошел в Сен-Любен и начал бродить по его улицам, выпрашивая измененным голосом милостыню у каждого встречного. Только бы ему удалось повстречать королеву!
Она выходит, наконец, из дворца; Бранжьена, слуги и стража сопровождают ее. Она направляется в церковь. Прокаженный идет за слугами, вертит свою трещотку и молит жалобным голосом:
— Королева, подайте мне что-нибудь; вы не знаете, как я нуждаюсь!
По мощному телу и осанке Изольда его признала. Она вся дрожит, но не удостаивает его взглядом. Прокаженный ее молит. Жалко было слышать его! Он тащится за нею:
— Королева, если я осмелюсь подойти к вам, не гневайтесь; смилуйтесь надо мной, я вполне этого заслуживаю.
Но королева зовет слуг и стражу.
— Прогоните этого прокаженного, — говорит она им.
Слуги толкают его и бьют. Он сопротивляется и кричит:
— Сжальтесь, королева!
Тогда Изольда громко рассмеялась. Ее смех звенел еще, когда она вошла в церковь. Услышав ее смех, прокаженный ушел. Королева сделала несколько шагов по церкви, затем ноги ее ослабели, и она упала на колени, головой наземь, руки крестом.
В тот же день Тристан распрощался с Динасом в таком огорчении, что, казалось, он лишился рассудка; и судно его отплыло в Бретань.
Увы, королева вскоре раскаялась, когда узнала от Динаса из Лидана, что Тристан уехал в такой грусти. Она поверила, что Перинис говорил правду, что Тристан не бежал, когда его заклинали ее именем, что она напрасно прогнала его. «Как это! — думала она. — Я тебя прогнала, милый Тристан! Отныне ты будешь меня ненавидеть, и никогда я тебя не увижу. Никогда не узнаешь ты, как я раскаиваюсь, какую кару хочу наложить на себя в доказательство и в слабый знак моего раскаяния!»
С того дня, чтобы наказать себя за свою ошибку и безумие, белокурая Изольда облеклась во власяницу и стала носить ее на теле.
Глава XVIII
Тристан — юродивый
Вновь увидел Тристан Бретань, Карэ, герцога Гоэля и жену свою, белорукую Изольду. Все его ласково встретили, но белокурая Изольда его прогнала, и для него ничего не осталось в мире. Долго томился он вдали от нее, но однажды решил снова повидать ее, готовый на то, чтобы она снова велела позорно избить его своей страже и слугам. Он знал, что вдали от нее его неизбежно и скоро постигнет смерть; так лучше уж умереть сразу, чем умирать медленно, каждый день. Кто живет в скорби, подобен мертвецу. Тристан желает смерти, жаждет ее. Пусть же королева по крайней мере узнает, что он погиб из-за любви к ней; если она узнает это, ему легче будет умереть.
Он ушел из Карэ, не сказав никому, ни родным, ни друзьям, ни даже своему милому товарищу Каэрдину; он ушел, нищенски одетый, пешком: никто не обращал внимания на бедных бродяг, что странствуют по большим дорогам. Он шел до тех пор, пока не достиг берега моря.
В гавани снаряжалось в путь большое торговое судно; уже моряки натягивали паруса и поднимали якорь, чтобы отплыть в открытое море.
— Да хранит вас Господь, добрые люди, и счастливый вам путь! В какие края вы направляетесь?
— В Тинтажель.
— В Тинтажель? Добрые люди, возьмите меня с собой!
Он садится на корабль. Попутный ветер надул паруса, и судно понеслось по волнам; пять ночей и пять дней плыло оно к Корнуэльсу, а на шестой пристало к гавани Тинтажеля.
За гаванью возвышался над морем замок, хорошо укрепленный со всех сторон: можно было в него войти только через одну железную дверь, и два надежных сторожа охраняли ее день и ночь. Как проникнуть в замок?
Тристан сошел с корабля и сел на берегу. Он узнал от проходившего мимо человека, что Марк находится в замке и недавно собирал двор.
— А где же королева и ее прекрасная прислужница Бранжьена?
— Они также в Тинтажеле, я недавно их видел; королева Изольда казалась печальной по обыкновению.
При имени Изольды Тристан вздохнул и подумал, что ни хитростью, ни удальством ему не удастся увидеть снова свою возлюбленную: ведь король Марк убьет его…
«А не все ли равно, если даже убьет? Не умру ли я от любви к тебе, Изольда? И что делаю я каждый день, как не умираю? А ты, Изольда, если бы знала, что я здесь, согласилась ли бы ты побеседовать со своим милым, не велела ли бы выгнать его своей страже? Пущусь на хитрость, оденусь юродивым; это безумие будет великой мудростью. Иной примет меня за слабоумного, а будет не умнее меня; тот сочтет меня дурнем, кто сам еще более дурень».
Проходил рыбак в куртке из грубой шерстяной ткани с большим капюшоном. Увидев его, Тристан сделал ему знак и отвел в сторону:
— Друг, хочешь променять свою одежду на мою? Дай мне свою куртку — очень она мне нравится.
Рыбак посмотрел на одежду Тристана, нашел ее лучше своей, тотчас взял ее и быстро удалился, радуясь обмену.
Затем Тристан обстриг наголо свои светлые кудри, оставив на голове только крест из волос; вымазал свое лицо снадобьем из чудодейственной травы, привезенным из его страны, и тотчас цвет лица и облик его изменились так поразительно, что ни один человек на свете не мог бы его узнать. Он вырвал в огороде сук каштанового дерева, сделал из него палку, привесил ее к шее и босиком отправился прямо к замку.
