KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Проза » Классическая проза » Дмитрий Григорович - Переселенцы

Дмитрий Григорович - Переселенцы

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Дмитрий Григорович, "Переселенцы" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

– О чем шумишь-то?.. – проговорил было Верстан; но Катерина разразилась таким негодованием, что он счел уже лишним продолжать переговоры.

Он снова сказал несколько слов на своем наречии; товарищи его перекинули мешки за спину и приготовились оставить ригу. Но каждый раз, однако ж, когда Катерина обращалась к мужу, Верстан пользовался случаем и подавал ему несколько знаков; он кивал Лапше головою за ригу.

– С чего это ты так, матушка… Господь с тобою! Кажись, ничем тебя не обидели… – сказал он, выходя из ворот, между тем как товарищи его, повинуясь его знаку, направились к лугу, куда выходили сараи. – Я так, примерно, сказал о мальчике, к слову пришлось… Никто тебя не понуждает… Знамо, твое детище; не отдаешь – силой никто не возьмет…

– Ступай, ступай! одно слово: ступай! – крикнула Катерина, нетерпеливо махнув рукою.

В ту самую минуту, как она обернулась назад, Верстан подал Лапше новый знак и указал ему на луг; тот кивнул головою и медленно поплелся за женою.

Ступив на тропинку, ведущую к задним воротам, Катерина раза два взглянула на луг и покосилась на мужа; но всякий раз Лапша принимался кашлять; лицо его делалось таким плаксивым и жалким, что у нее всякий раз расходилось сердце и остаток гнева, готовый пасть на его голову, ослабевал сам собою. Кашель продолжал душить Лапшу до той минуты, пока жена не исчезла за воротами; он весь тогда как будто даже оживился. Постояв минут пять подле ворот и время от времени посматривая в щели, он вдруг приподнял брови и пустился отхватывать задами по направлению к лугу. У самого последнего сарая, которым оканчивалась деревня, он встретился с нищими; они стояли, подпершись палками, и, как видно, ждали его, потому что лица их были обращены в его сторону.

– Ну уж, брат, баба у тебя! вот так уж баба! – сказал, посмеиваясь, Фуфаев, который узнал Лапшу по его шагу, – настоящим веником выпарила! А я еще жениться сбирался, невесту приискивал; нет, спасибо; закажу другу-недругу!..

– Я ведь вам сказывал, – начал Лапша, – ничего с ней не сделаешь…

– А ты и поддался ей! – грубо перебил Верстан, – уж не говорил бы лучше, не срамился!.. Слышь, добрый человек, полно ты ее слушать-то; отдай парня; отдай, говорю; ты отец – стало, и сын твой; дочь у матери, сын у отца под началом – уж это по закону так водится… Что ты ее слушаешь! знамо, баба пустоголовая, с ветру врет, сама своей пользы не ведает. И то сказать: съедим мы, что ли, парня-то?.. цел останется… Главная причина, деньги возьмешь, долги отдашь… Потакай ей, она пуще тебя запутает; уж мы видим, какая баба: заноза!.. Може статься, и пропал-то все через нее… Видано ль дело, чтобы баба такое распоряжение имела?.. Плюнь ты на нее, не слушай! Спасибо скажешь, добрый человек попался, к добру наставил… Деньги возьмешь, долги отдашь… Сам ведь сказывал: нет тебе спокою ни днем, ни ночью.

В короткий промежуток свидания с нищими сегодня утром и накануне Лапша действительно успел уже передать им почти все свои горести. Он, как уже сказано, никогда не пропускал случая жаловаться на горькую судьбу свою; минуты эти были для него лучшими во всей его жалкой жизни; он как будто оправдывал тогда сам перед собою свои слабости и, полный чувства собственной правоты, начинал тотчас же бодриться. Обвиняя Катерину, будто она во зло употребляла свою власть, Верстан сильно польстил ему; Лапша не подтверждал обвинений, не бранил жены, но зато каждый раз, как заходила речь о ней, опускал брови, пожимал плечами, подгибал колени и очень охотно принимал вид жертвы.

Но все, что ни говорил– Тимофей о горьком своем положении, уже было известно нищим, особенно Верстану. Ясно видно было, что Филипп распоясался накануне за попойкой и, передав им кой-какие подробности о брате, указал вместе с тем, как вернее на него действовать. Старый нищий, надо отдать ему справедливость, ловко пользовался уроком: он то возбуждал в нем бодрость, говорил ему, что он, глава семьи, может распоряжаться сыном как хочет, советовал забрать жену в руки; то начинал пугать его, принимался высчитывать долги его, напоминал ему о приезде господ, сожалел о нем, говорил, что господа, наскучившись жалобами на него, верно сошлют его на поселение. Тринадцать рублей, конечно, деньги небольшие, но они составляли почти половину долга; отдав их, Лапша, без сомнения, спасал себя от половины жалоб – судьба его тогда значительно облегчалась… Так говорил Верстан. Не было сомнения, что старший нищий хлопотал так много совсем не потому, что мальчик полюбился ему или пришелся по вкусу: он о нем мало даже думал; ему было все равно – этот ли, третий, десятый; в нахмуренных, плутоватых глазах его очевидно проглядывало какое-то намерение. Мальчик сам по себе: но он смекнул, видно, с кем имел дело, и убеждал так сильно Тимофея, имея, вероятно, в мыслях воспользоваться его простотою.

В начале разговора Фуфаев часто ввертывал прибаутки, которые для всякого другого, кроме Лапши, служили бы предостережением; но под конец, движимый чувством товарищества и, вероятнее, опасения[34], Фуфаев перешел на сторону нищего и стал ему поддакивать. Под влиянием того же чувства к нему раза два присоединялся и дядя Мизгирь.

– Ну, так как же, добрый человек, по рукам, стало быть? – сказал Верстан, когда убедился, что дело почти сделано.

– По мне хоть сейчас… – возразил Тимофей, молодцевато потряхивая головой и приподнимая брови чуть не до корня волос.

– Ладно. Стало, и разговаривать нечего…

– Так-то так… – начал Лапша и вдруг снова сплюснулся, как пузырь, в котором прокололи дырку.

– Что ж еще?

– Сумневаюсь… насчет, примерно… как я его теперь выведу, мальчишку-то… Увидит она, ни за что не даст… ничего с ней не сделаешь… Кабы вечером…

– Знамо, не теперь!. Знамо, вечером, как стемнеет… к ночи дело будет…

– Ночь матка – все гладко! – подсказал Фуфаев, сделав выразительный жест.

Он ничего не знал о намерениях товарища касательно Лапши; он понял только, что Верстан назначил ночь с тою целью, чтоб приведенному мальчику труднее было найти дорогу в случае, если б он захотел вернуться назад, что, по всем вероятностям, и случится.

– Теперь, – продолжал нищий, – теперь ступай прямо к вашему управителю, возьми вид мальчику, примерно, отпуск такой. Скажи, отдаешь, мол, на жительство либо в работу какую… он даст. Скажи только, к примеру, этак: деньги дают за парня, долги хочу уплатить… Он и то, сказывал ты, стращал тебя… Отказу, стало, не будет… Возьмешь вид[35], дома мотри ни гу-гу!.. А вечер придет, смеркнется, возьми его, скажи: «в поле иду…» Мы тебя станем дожидаться. Знаешь, лес… как, чай, не знать? Ну, вон, что мимо-то старая черневская дорога проходит! Туда и ступай; там и ждать будем… Аукни только – тут и есть! сейчас откликнемся.

– Вот так уж расписал! Ай да Верстан! Словно язык-то маслом смазали! – заметил Фуфаев.

Верстан, для большей верности, снова привел на память Лапше долги его, постращал его приездом господ, выставил ему на вид ссылку на поселение, коснулся с насмешкою Катерины и так ловко сумел возвысить Лапшу в особенном его мнении, что тот под конец снова начал молодечествовать. После этого нищий заставил его побожиться, что не обманет, и ударился, с ним по рукам.

– Ну, Мишка, радуйся, товарища нашли! – провозгласил Фуфаев, направляя белые зрачки свои к вожаку, который стоял во все это время подпершись палкой и робко поглядывал на говоривших. – Веселись, Мишка, пляши! наша, значит, взяла! – подхватил Фуфаев и принялся выделывать какие-то коленца, но Верстан толкнул его, сказав, что время отправляться.

Все трое простились с Лапшою, повторили ему, что станут ждать его в лесу после заката, и поплелись к дороге, которая вилась по лугу и пропадала за рощей. Вскоре и сами они пропали из виду.

Как ни был бодр Лапша, он не пошел, однако ж, домой по улице. Ему нечего было теперь бояться встречи с Мореем и дядей Карпом: он не сегодня, так завтра мог отдать одному крупу, другому – деньги; но Лапша очень основательно рассудил, что встреча с ними будет заключать в себе нечто даже приятное, когда в руках его будут верные средства зажать им рот; возможность зажать им рот, восторжествовать над ними в ту минуту, как они набросятся на него с новыми угрозами, представлялась воображению Тимофея блистательной победой, торжеством над Мореем и Карпом. Настроившись под такой лад, он твердою поступью выступал по задам Марьинского. В болезненных, вялых чертах его проглядывало что-то настойчивое, упрямое, что даже легко было принять за твердую решимость; но у людей слабых упрямство часто с успехом заменяет твердость духа; вооруженные им, они делают иногда чудеса, достойные энергических характеров.

Как бы ни сильна была степень упрямства Лапши, трудно предположить, чтоб оно не разлетелось вдребезги от соприкосновения истинно твердого, энергического духа Катерины. Встреться теперь жена – решительность его верно бы поколебалась; но Катерина не встретилась. Узнав, что она ушла на пруд, Тимофей сделался еще молодцеватее, еще выше приподнял брови. Опасаясь толков, пересудов и подозрений, которые могли возникнуть в случае, если б увидели его, входящего в контору, он рассудил, что лучше будет попасть туда, обогнув барский сад и гумно. Так он и сделал: он вошел в контору не прежде, как внимательно осмотревшись на все стороны.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*