Пэлем Вудхауз - Том 5. Дживс и Вустер
— Вполне допускаю, что его королевское высочество мог не одобрить поведение мисс Бинг.
— Она бы и пикнуть не успела, как он согнул бы ее пополам и отшлепал по попке лакированным штиблетом. А я бы посоветовал ему подвергнуть той же процедуре и тетю Далию. Кстати, уж раз я ее вспомнил, надо, пожалуй, пойти засвидетельствовать почтение престарелой родственнице.
— Она с большим нетерпением ожидает вас, сэр, хочет побеседовать.
— Признаюсь вам, как на духу, Дживс: я отнюдь не разделяю этого ее желания и без всякого удовольствия думаю о seance.[24]
— В самом деле, сэр?
— Скорей, наоборот. Видите ли, я перед чаем послал ей телеграмму, в которой сообщил, что отказываюсь красть серебряную корову, а она телеграмму не получила, потому что еще раньше уехала из Лондона. Иными словами, она уверена, что племянник чуть ли не рвется с поводка, желая выполнить ее команду, а племянник будет вынужден признаться, что план лопнул. Ей это ох как не понравится, и я не стыжусь вам признаться, Дживс, что чем больше я думаю о предстоящей беседе с ней, тем ощутимее у меня холодеют ноги.
— Позвольте вам предложить, сэр, — конечно, это всего лишь полумера, — но замечено, что в минуты растерянности и уныния полный вечерний костюм часто помогает обрести душевное равновесие.
— Думаете, мне следует надеть фрак и белую бабочку? Спод говорил — черную и смокинг.
— Считаю, что чрезвычайные обстоятельства оправдывают это небольшое отклонение от этикета.
— Может быть, вы правы.
И, конечно, он оказался прав. По части психологических тонкостей он настоящий дока. Я облачился в полный парадный костюм и сразу же почувствовал себя увереннее. Ноги потеплели, в глазах появился блеск, душа расправилась, будто кто-то накачал ее велосипедным насосом. Я обозревал в зеркале произведенный эффект, легчайшими движениями пальцев поправляя бабочку и мысленно повторяя в уме слова, которые готовился сказать тете Далии, если она вспылит, и тут открылась дверь, и вошел Гасси.
При виде его очкастой физиономии у меня сердце сжалось от сочувствия, потому что с первого взгляда было ясно: он не в курсе последних событий. Человек, которого Стиффи посвятила в свои планы, вел бы себя иначе. Гасси же просто лучился благодушием. Мы с Дживсом обменялись понимающими взглядами. «Если бы он только знал!» — сказал мой взгляд, и в его глазах я прочел те же слова.
— Здорово! — воскликнул Гасси. — Ну ты и вырядился! Здравствуйте, Дживс.
— Добрый вечер, сэр.
— Ну что, Берти, есть новости? Видел ее?
Теперь мое сердце просто разрывалось от сострадания. Я подавил горестный вздох. Какой тяжкий долг мне предстоит выполнить: я должен нанести старому другу удар прямо в солнечное сплетение. Ну почему, почему я? Однако долг есть долг. Буду действовать как хирург — скальпелем.
— Да, — ответил я, — видел. Я ее видел. Дживс, у нас есть бренди?
— Нет, сэр.
— А вы можете принести рюмку?
— Разумеется, сэр.
— Тогда принесите лучше бутылку.
— Хорошо, сэр.
Он исчез, как дух, а Гасси с наивным изумлением уставился на меня:
— Что все это значит? Зачем ты хочешь нахлестаться бренди еще до ужина?
— И в мыслях такого нет. Я попросил принести его для тебя, дружище, несчастный ты страдалец, распятый на кресте мученик.
— Я не пью бренди.
— На сей раз выпьешь, клянусь, и потребуешь еще. Располагайся, Гасси, поболтаем.
Усадил его в кресло и принялся молоть какую-то чушь о погоде и о видах на урожай. Мне не хотелось обрушивать на него жуткое известие, пока под рукой нет воскрешающего напитка. Я что-то плел с похоронным видом в надежде подготовить его к худшему, и вдруг заметил, что он смотрит на меня как-то подозрительно.
— Берти, по-моему, ты пьян.
— Ни в одном глазу.
— Тогда почему ты несешь весь этот бред?
— Заполняю паузу в ожидании Дживса с бренди. Ну вот, Дживс, спасибо.
Я принял из его рук полную до краев рюмку и осторожно зажал пальцы Гасси вокруг ножки.
— Дживс, сходили бы вы к тете Далии и сказали, что я не могу встретиться с ней сейчас. Мне понадобится сколько-то времени.
— Хорошо, сэр.
Гасси вдруг стал похож на озадаченного палтуса.
— Гасси, — сказал я, — выпей бренди и приготовься слушать. У меня дурные новости. По поводу блокнота.
— По поводу блокнота?
— Да.
— Ты хочешь сказать, он не у нее?
— Вот в том-то и загвоздка. Блокнот у нее, и она собирается отдать его папаше Бассету.
Я ожидал взрыва чувств, и взрыв последовал. Глаза Гасси вылезли из орбит и показались за оправой стекол, он вскочил с кресла, содержимое рюмки выплеснулось, и в комнате запахло, как субботним вечером в баре.
— Что???
— Увы, именно так обстоят дела.
— Вот это фокус!
— Да.
— Надеюсь, ты шутишь?
— К сожалению, нет.
— Но почему?!
— У нее есть на то свои причины.
— Она просто не понимает, что за этим последует.
— Все она понимает.
— Но это конец!
— Это уж точно.
— О ужас, ужас!
Многие говорят, что в минуты трагических потрясений проявляется все лучшее, что есть в характере Вустеров. На меня снизошло странное спокойствие. Я похлопал его по плечу:
— Мужайся, Гасси! Вспомни Архимеда.
— На кой черт?
— Его убил рядовой солдат.
— Ну и что?
— Конечно, приятного мало, но я не сомневаюсь, что умер он с улыбкой.
Моя бестрепетность произвела должное воздействие. Он слегка притих. Не стану утверждать, что нас можно было принять за французских аристократов, которых везут в телеге под нож гильотины, но некое отдаленное сходство все же наблюдалось.
— Когда она тебе сказала?
— Не так давно, на террасе.
— Она не разыгрывала тебя?
— Какое там.
— А не было…
— Озорного блеска в ее глазах? Не было. Никакого блеска не было и в помине.
— Слушай, может быть, есть способ ее остановить?
Я знал, что он заведет об этом разговор, но уж лучше бы не заводил. Нам предстояли долгие бессмысленные препирательства.
— Способ есть, — сказал я. — Она обещала, что откажется от своего кошмарного намерения, если я украду у папаши Бассета серебряную корову.
— Это тот сливочник, который он показывал нам вчера за ужином?
— Тот самый.
— Но зачем его красть?
Я объяснил ему положение дел. Он выслушал меня с большим вниманием, и его лицо посветлело.
— Ах, вот оно что! Теперь я все понял. А раньше в толк не мог взять, почему она так себя ведет. Казалось — полная бессмыслица. Ну что ж, отлично. Выход найден.
До чего же тяжко убивать воскресшую надежду! Но что делать, придется.
— Не сказал бы, потому что я к этой проклятой корове и близко не подойду.
— Как? Почему?
— Потому что тогда Родерик Спод превратит меня в отбивную, он мне поклялся.
— Господи, при чем тут Родерик Спод?
— В деле серебряной коровы он выступает ее защитником. Несомненно, из уважения к старикашке Бассету.
— Хм! Не боишься же ты Родерика Спода?
— Представь себе, боюсь.
— Чушь собачья! Не может этого быть, уж я-то тебя знаю.
— Ничего ты не знаешь.
Он заходил по комнате туда-сюда.
— Берти, ну почему надо бояться Спода? Здоровенная туша, пока он повернется, тебя и след простыл.
— Не имею ни малейшего желания состязаться с ним в беге.
— И главное — тебе вовсе не обязательно потом здесь оставаться. Сделал дело — и тут же смывайся. Пошли священнику записку после ужина, вели в полночь быть в условленном месте, и с Богом. Рассчитаем время. От двенадцати пятнадцати до двенадцати тридцати ты крадешь корову. Нет, накинем еще десять минут — мало ли что, — это будет без двадцати час. Без четверти ты уже в конюшне и заводишь автомобиль. Без десяти — мчишься как ветер по дороге в Лондон, все прошло без сучка и задоринки. Не понимаю, чего ты боишься? Мне кажется, все так просто, маленький ребенок справится.
— И все равно…
— Ты отказываешься?
— Отказываюсь.
Он подошел к каминной полке и принялся вертеть в руках статуэтку — кажется, это была пастушка.
— И это говорит Берти Вустер?
— Да.
— Тот самый Берти Вустер, которым я так восхищался в школе, которого все звали Сорвиголова Берти?
— Да, тот самый.
— В таком случае, говорить нам больше не о чем.
— Ты прав, не о чем.
— Единственное, что нам остается, это изъять блокнот у интриганки Бинг.
— Как ты предполагаешь это осуществить?
Он нахмурился и стал думать. Клетки серого вещества пришли в движение.
— Придумал! Слушай. Этот блокнот для нее сейчас большая ценность, так ведь?
— Так.
— А раз так, она будет носить его с собой, как я носил.
