Фрэнсис Гарт - В приисковой глуши
— Ну! Чего же вы не ломаете дверь, негодяи? Она вас не съест!
— Он боится, что болт выстрелит.
Хохот партии Мак-Кинстри.
— Вылезай из высокой травы и покажи свое мурло, идиот эдакий!
— Он не может; растерял свой порох, собирает его по земле.
Оглушительный хохот партии Гаррисонов.
Каждый человек ждал этого первого выстрела, который должен был ускорить битву. Даже при всем их беззаконии природный инстинкт дуэли сдерживал их. Представитель закона признавал как самый принцип, так и его практическое значение при столкновениях, но ему не хотелось жертвовать кем либо из своих людей для атаки, которая вызовет немедленно ружейную пальбу со стороны Мак-Кинстри. Как храбрый человек, он взял бы риск на себя, но, как человек осторожный, он размышлял, что его наскоро собранные люди были все партизаны, и если он падет, то столкновение разрешится партизанской схваткой, при чем не останется ни одного беспристрастного свидетеля, чтобы оправдать его поведение в глазах общественного мнения. Учитель тоже знал это, а потому сдержал первое движение, побуждавшее его явиться посредником; его единственной поддержкой теперь была сдержанность Мак-Кинстри и снисходительность шерифа. В следующий момент то и другое, казалось, ему изменило.
— Ну, чего же вы прохлаждаетесь? — подсмеивался Дик Мак-Кинстри; — кто по-вашему спрятался в сарай?
— Я вам скажу, коли хотите знать, — закричал яростный голос со стороны холма. — Кресси Мак-Кинстри и учитель.
Обе партии живо повернулись к третьему лицу, подошедшему к ним незаметно. Но тут из сарая послышался голос м-с Мак-Кинстри.
— Лжешь, Сет Девис!
Судьба, очевидно, была против шерифа. Кратковременное преимущество, доставленное ему неожиданным появлением Сета Девиса в роли нейтрального свидетеля, было безусловно испорчено непредвиденным открытием присутствия в сарае м-с Мак-Кинстри! Женщина замешана в битве, да к тому еще и старая! Белую женщину приходилось силой выдворять с места. Во всем неписанном кодексе юго-западного рыцарства не существовало такого прецедента.
— Ребята! — сказал он своим последователям с отвращением, — назад и оставьте в покое чортов сарай. Но вам, Гирам Мак-Кинстри, я даю пять минут времени, чтобы высвободиться из-под кабалы вашей жены!
Кровь его разгорелась, и он сердился на свою минутную слабость, тем более, что считал себя жертвой обмана.
Снова роковой сигнал, казалось, был неизбежен, и снова он был отсрочен. Гирам Мак-Кинстри, звеня шпорами и с ружьем в руке, выступил из-за сарая и предстал прямо перед лицом своих противников.
— Что будет через пять минут, то мы увидим, — начал он своим ленивым и сонливым голосом. — Но теперь как раз Сет Девис перекорялся с моей женой. И прежде чем начнется что другое, он должен взять свои слова назад. Жена говорит, что он лжет, и я говорю, что он лжет и вот теперь готов постоять за это.
Право личного оскорбления, идущего впереди общего дела — слишком укоренившийся пограничный принцип, чтобы им пренебрегать. Обе партии отступили, и глаза всех обратились на то место, где стоял Сет Девис. Но он исчез.
Куда?
Когда м-с Мак-Кинстри прокричала свое опровержение из сарая, он воспользовался всеобщим удивлением, чтобы, проскользнув в дверь, вскочить на груду сена, где помещался учитель. Глаза их встретились и яростно сверкнули, но прежде нежели Сет Девис успел крикнуть, учитель выронил свое ружье, схватил его за горло и всунул пригоршню сена в его рот. Яростная, но безмолвная борьба последовала затем; сено, на котором они боролись, заглушало всякий шум и скрывало их от всех, но от возни масса сена подалась и стала скатываться на пол. Учитель, сидевший на Сете, покатился вместе с ним. Сет воспользовался этим моментом, чтобы высвободить руку и вытащить складной нож из-за сапога, но прежде нежели он успел всадить его в учителя, изо всей силы ударился головою о выдающуюся балку в сарае и без звука и шума повалился на землю. Все это произошло так быстро и бесшумно, что никто ничего не заметил; вдобавок сено, продолжавшее катиться сверху, скрыло обоих соперников от глаз присутствующих, и даже м-с Мак-Кинстри не видела смертельной борьбы, происходившей в двух шагах от нее.
Учитель поднялся с полу, оглушенный, с засоренными глазами, но с чувством полного и удовлетворенного торжества. Он не подозревал о серьезности катастрофы, постигшей Сета, и, сжимая в руке ружье, ждал нового нападения с его стороны.
— Он хотел убить меня и убил бы, если бы удалось! Если он опять нападет на меня, я должен его убить! — повторял он самому себе.
Ему не приходило в голову, что это несообразно ни с его предыдущими рассуждениями, ни вообще с его принципами. Все было тихо. Ожидание раздражало его. В чем дело? Чего они все притаились?
Прислушиваясь с величайшим напряжением, он услышал отдаленный выстрел и глухой топот лошадиных копыт. Внезапный страх, что Мак-Кинстри разбит и обратился в бегство, и досада на такой исход заставили его выглянуть в слуховое окно. Но в ту же самую минуту послышался голос:
— Остановитесь, шериф!
Это был голос агента Стаси.
Наступил момент недовольного ропота. Но его слова были подкреплены приказанием другого голоса слабого, негероического, всем знакомого голоса.
— Я приказываю прекратить все это.
Последовал взрыв иронического смеха.
Голос принадлежал дяде Бену.
— Отстаньте! Не время дурачиться! — сказал грубо шериф.
— Он в своем праве, шериф Бригес, — сказал поспешно Стаси, — вы действуете по его предписанию; он владелец этой земли.
— Что такое? Да ведь это Бен Добни?
— Да; он, Добиньи, и купил эту землю у нас.
После минутного смущения поднялся торопливый шопот.
— Дело в том, братцы, — начал дядя Бен убедительным тоном, — что этот молодой человек, хотя и проницателен и доброжелателен, а слишком поторопился обратиться к закону. Со мной, братцы, надо поладить без вмешательства закона, — без всяких документов, ружейных выстрелов и свалки. Мы все это обтолкуем за стаканом вина. Если шерифа даром потревожили, я заплачу за убытки. Вы меня знаете, братцы. Это ведь я… Добни или Добиньи, как вам лучше нравится.
Но молчание, последовавшее затем, очевидно, не означало вовсе, что страсти уже улеглись. Оно было прервало саркастическим замечанием Дика Мак-Кинстри:
— Если Гаррисонам все равно, что их луг потоптан…
— За это будет заплачено, — торопливо перебил дядя Бен.
— А если Дику Мак-Кинстри все равно, что он даром расстрелял свои заряды… — отгрызнулся Джо Гаррисон.
— Все, все уладится, братцы, — весело ответил дядя Бен.
— Но кто уладит это? — послышался голос старика Гаррисона из-за сарая; — вон лежит Сет Девис под сеном с пробитой головой. Кто заплатит за это?
Все бросились к указанному месту с криками негодования.
— Чье это дело? — спросил голос шерифа с официальной строгостью.
Учитель невольно шагнул было вперед, но м-с Мак-Кинстри, взглянув на его решительное лицо, вдруг заслонила его собой с повелительным жестом, приглашавшим его к молчанию. И затем крикнула из сарая:
— Ну что ж, если эта собака пыталась пролезть в сарай и хватилась головой об стену, то вы можете приписать вину мне, если хотите!
IV.
На следующий день в Инджиан-Спринге узнали не без волнения, что серьезные беспорядки были предотвращены на злополучной порубежной меже драматическим появлением дяди Бени Добни, не только в роли миротворца, но и в качестве м-ра Добиньи, землевладельца. Узнали также — и это вызвало гомерический смех, что старуха «тетка Мак-Кинстри» защищала сарай единолично, без всякой посторонней помощи, с одними только вилами — (тут, впрочем, мнения разделялись и показывали разное), — старой шваброй и ведром грязной воды — от Гаррисона, его партии и всех подвластных шерифу графства Туоломни, при чем единственный вред претерпел Сет Девис, оцарапавший себе лоб при падении со стога сена, куда он забрался и откуда его вытеснила м-с Мак-Кинстри своей шваброй.
Узнали с единодушным одобрением о приобретении земли скромным гражданином Инджиан-Спринга; это было сочтено торжеством поселка над иноземным вмешательством. Но никто не узнал об участии с битве школьного учителя, или хотя бы о его присутствии на месте. По совету м-с Мак-Кинстри он оставался спрятанным в сене до тех пор, пока обе партии не разошлись и не унесли бесчувственного Сета Девиса.
Когда Форд пробовал возражать, указывая на то, что Сет наверное всем расскажет правду, когда придет в себя, м-с Мак-Кинстри мрачно улыбнулась:
— Я полагаю, что когда он придет в себя и узнает, что я все время была с вами, он прикусит язык. Я не говорю, чтобы он не стал мстить вам при каждом удобном случае, но причины объяснять он не станет. Но если вы сами считаете нужным рассказать, как было дело, — прибавила она, усмехаясь еще мрачнее, — то ваша воля.
