Бруно Травен - КОРАБЛЬ МЕРТВЫХ
Сумасшедшего человека легко узнать по наружности, по выражению лица, по одежде. Чем безумнее человек, тем сильнее бросается в глаза его внешность. О «Иорикке» нельзя было сказать, что она похожа на душевнонормальный корабль, что у нее есть хотя бы отдаленное сходство с таким кораблем. Это было бы оскорблением для всех других кораблей, плавающих по семи морям нашей планеты. Ее внешность так прекрасно гармонировала с ее духом, со всем ее существом и поведением, что душевное здоровье «Иорикки» вызывало справедливые подозрения. Дело тут было не только в верхней одежде, не только в цвете. Все, что я мог видеть на «Иорикке», находилось в полной гармонии с ее внешним и внутренним обликом. Мачты стояли, как тонкие стволы, раскачиваясь в воздухе. Если бы пустить пулю вдоль корабельной трубы, пусть даже револьверную пулю, она никогда не вышла бы из другого конца. Но, к счастью, дым выходит не только из труб, иначе «Иорикка» никогда бы не дымила. Из трубы, во всяком случае, нет. В какой связи был капитанский мостик с остальными частями корабля, я так и не понял. Было похоже на то, что отчалившему кораблю приходилось через час возвращаться обратно, чтобы захватить с собой оставшийся в гавани капитанский мостик, так как иначе шкипер никак не мог бы заметить, что корабль уже целый час в пути. И только стюард, отправляясь доложить шкиперу, что обед подан, заметил бы, что мостика со шкипером нет, что он остался где-то в последней гавани или попал в тиски меж двух встречных кораблей.
Я сидел на набережной, усердно занятый своей рыбной ловлей, и смотрел на «Иорикку». Боже мой, как я смеялся! Смеялся так громко и неистово, что бедная «Иорикка» пришла в ужас и отпрянула назад. Она не хотела выходить в море, ни за что не хотела. Она скреблась и терлась о берег так, что даже собака пожалела бы этот бедный корабль, выгоняемый в открытое море с дикой, неукротимой стихией.
Но никто не выражал ей сочувствия.
Я слышал визг и треск дизель-моторов, беготню взад и вперед, я знал, что это разжигают девушку и что - хочет она или нет, - а после такой растопки ей придется попрыгать. Да и что может сделать одинокая девушка против стольких грубых кулаков? Сколько бы она ни царапалась и ни кусалась, ей все же придется выйти в круг и плясать под дудку. Когда такая неприступная девушка вдруг услышит музыку, она становится необузданнее всех: такова, верно, была и «Иорикка». Только бы благополучно спуститься на воду, а там она понесется, как молодой бесенок, чтобы скорее войти в новую гавань, где можно отдохнуть и отдаться грезам о минувших временах, когда ее еще не гоняли так, как в эти лихорадочные дни. Ведь она, в сущности, уже не так молода, и ноги ее потеряли прежнюю легкость. И если бы она не была так тепло одета, она, несомненно, озябла бы в этой студеной воде. Ведь кровь ее уже не так горяча, как в те далекие дни, когда она была свидетельницей торжественных пиршеств и празднеств, устраиваемых Клеопатрой в честь Антония.
XX
По внешнему виду корабля можно судить о довольствии экипажа и обращении с ним, если понюхаешь некоторое время соленую воду. Но есть люди, которые, побывав десяток раз в казенной каюте океанского парохода, серьезно воображают, что знают толк в морях и кораблях. Пассажир не в состоянии изучить не только море и корабль, но и жизнь экипажа. Повара и бои - не экипаж, а офицеры - не команда. Первые - только лакеи и домашние слуги, вторые - только чиновники с правом на пенсию.
Шкипер ведет корабль, но не знает его. Тот, кто сидит на верблюде и направляет его, ничего о верблюде не знает. Верблюда знает только погонщик; верблюд с ним разговаривает, и он разговаривает с верблюдом. Он один знает его нужды, его слабости и желания.
Так же обстоит дело и с кораблем. Шкипер - командир, начальник, желания которого всегда идут вразрез с желаниями корабля. Корабль ненавидит его так же, как все подчиненные ненавидят начальников и командиров. Когда говорят, что какой-нибудь командир пользуется любовью, то это значит только, что таким путем легче всего можно сладить с ним и с его причудами.
Но свою команду корабль любит, Команда - истинный верный друг корабля. Она чистит его, она красит и ласкает его, она целует его. У команды часто нет иной родины, кроме корабля. У командира есть красивый дом на земле, у него есть жена и дети. И у некоторых матросов есть семьи, но их работа на корабле так тяжела и утомительна, что они успевают думать только о корабле и в заботах о нем забывают семью. У них нет времени думать о доме. Как только у них выберется свободная минута, чтобы подумать о доме, - они тотчас же засыпают, свалившись от усталости.
Корабль прекрасно знает, что без команды он не смог бы сделать ни шагу. Без шкипера корабль может плыть, без команды - нет. Шкипер не мог бы даже накормить корабль, потому что он не понимает, как надо обращаться с топками, чтобы они не гасли и давали наибольший жар, не приходя при этом в расстройство.
С командой корабль разговаривает, со шкипером и офицерами - никогда. Команде корабль рассказывает сказки и изумительные истории. Все мои морские были рассказали мне корабли, а не люди. Корабль, в свою очередь, любит слушать рассказы матросов. Я слышал, как корабли смеялись и хихикали, когда моряки сидели в воскресенье на палубе и развлекались анекдотами и всякими небылицами. Я видел, как плакали корабли, слушая грустные истории моряков. И я слышал, как горько рыдал корабль, предчувствовавший свою скорую гибель. Он исчез безвозвратно, и в списке пароходного общества «Ллойд» рядом с его именем значилось: «пропал без вести».
Корабль всегда на стороне команды, а не шкипера. Шкипер работает не для корабля, а для компании. Команда часто даже не знает, какой компании принадлежит корабль; она не задумывается над этим. Она заботится только о том, что касается непосредственно корабля. Когда команда недовольна или бунтует, корабль бунтует вместе с ней. Штрейкбрехеров корабль ненавидит больше, чем дно морское. Я знал корабль, который при первом же своем выходе в море, почти у самого берега, пошел ко дну с целой бандой штрейкбрехеров. Ни один не вернулся назад. Он предпочел погибнуть сам, нежели оставаться во власти штрейкбрехеров. Да, сэр.
Если с командой дурно обращаются или плохо ее кормят, корабль тотчас же встает на сторону команды и кричит об этом в каждой гавани так громко, что шкипер затыкает уши. Нередко его крик пробуждает комиссию и не умолкает до тех пор, пока она не произведет должного расследования.
Я почти убежден, что меня считают прожорливым субъектом. Но у моряка, кроме обслуживания корабля, есть только одно занятие - еда. Других радостей он не имеет, а тяжелая работа вызывает здоровый аппетит. Еда - значительная составная часть его вознаграждения.
На «Иорикке» же, как громко она ни ревела, команде давали такую отвратительную пищу, какую только может изобрести скупая компания и шкипер, живущий на побочные доходы. Как был обставлен сам шкипер, «Иорикка» рассказывала каждому, кто понимал язык корабля. Он любил пить, но только тонкие напитки, любил есть, но только тонкие блюда; он воровал где только мог воровать; он устраивал на стороне делишки с кем только мог. Остальное мало его интересовало, и лично он беспокоил команду очень редко. Он беспокоил ее косвенно через офицеров и инженеров. На других, нормальных кораблях инженеры «Иорикки» не могли бы работать даже в качестве смазчиков.
Как это могло случиться, что «Иорикка» приобрела команду и удержала ее? Как могло случиться, что она уходила из испанской гавани, из этой благословенной страны свободы и солнца, увозя с собой экипаж в полном составе? Здесь скрывалась тайна. Не была ли «Иорикка»…
А может быть, все-таки… Может быть, все-таки это был корабль смерти. Да! Так и есть… Корабль смерти. О, будь он проклят!
Но как я не заметил этого сразу! А все потому, что я дремал.
Это так, и не может быть никаких сомнений.
И все же было здесь что-то такое, что заставляло думать иначе. Какая-то тайна скрывалась за всем этим. Пусть белый медведь почешет меня пониже спины, если я не докопаюсь до истины!
Наконец-то она все-таки решилась двинуться добровольно и без заминок. Я просто ее недооценил. Она боялась воды по уважительной причине. Шкипер был осел, да, сэр. «Иорикка» была гораздо умнее своего капитана. Она вообще не нуждалась в капитане. Она была подобна хорошей старой породистой лошади, которой нужно отпустить поводья, если хочешь, чтобы она шла верной дорогой. Любому капитану достаточно представить удостоверение за подписью и с приложением печати о том, что он сдал испытание, чтобы ему тотчас же доверили корабль, и притом еще такой деликатный, как «Иорикка». Дайте опытному юнге вознаграждение, какое получает шкипер, и он лучше поведет «Иорикку» против волн и бурь, чем наемный капитан, который только комбинирует, как бы ему урезать провиант для команды и положить в свой карман и в карман компании лишний доллар.
