Джин Уэбстер - Загадка «Четырех Прудов»
– Ты говоришь, что он отругал тебя за медлительность? – осведомился коронер.
Джейк с ухмылкой кивнул. – Я не помню точных слов, – на меня ругаются так часто, что брань уже не действует как должно, – но сказано было не в бровь, а в глаз.
– И он ударил тебя, поскольку был возбужден?
Ухмылка Джейка стала шире. – Пожалуй, можно сказать и так, – осторожно признал он. – Для начала, он уже был довольно рассержен, а тут еще бренди сделал свое дело. Кроме того, он чертовски торопился уехать до того, как вернутся остальные, и пока я выводил лошадь, он услыхал, как они смеются. Их еще не было видно, но они очень шумели. Одна девушка наступила на змею и визжала так громко, что ее можно было слышать на две мили вокруг.
– И Гейлорд уехал, прежде чем кто-либо его видел?
Мальчик кивнул. – Он здорово припустил. «Вы забыли заплатить», крикнул я ему вслед, он швырнул пятьдесят центов и они шлепнулись в корыто для водопоя.
На этом его показания завершились.
Затем были вызваны несколько участников пикника, которые не показали ничего, что могло бы повредить Рэднору. Прежде чем войти в пещеру, он, похоже, был в своем обычном настроении и, как выяснилось, никто не видел его после того, как он покинул пещеру, хотя тогда этого никто не заметил. Также никто не заметил, как он общался с отцом. Коронер подробно остановился на этом вопросе, но не вытянул так или иначе никаких сведений.
Полли Мэзерс не пришла. Она была вызвана в суд повесткой, но заболела и стала слишком нервной, чтобы выдержать такое напряжение, так что доктор запретил ей присутствовать. Несмотря на это, коронер снял с нее показания дома, а его секретарь громко зачитал их присяжным. Они исключительно сводились к вопросу о пальто и о том, где она последний раз видела Рэднора.
Вопрос. «Не заметили ли вы чего-нибудь особенного в поведении Рэднора Гейлорда в день гибели его отца?»
Ответ. «Ничего такого особенного… нет.»
Вопрос. «Вы не заметили какого-нибудь обстоятельства, которое позволило бы вам подозревать, что они с отцом были в плохих отношениях?»
Ответ. «Нет, они оба выглядели как обычно.»
Вопрос. «Вы разговаривали с Рэднором в пещере?»
Ответ. «Да, мы прогуливались некоторое время вместе, и он нес мое пальто. Положив его на обломок колонны, он забыл его там. Я о нем тоже забыла и вспомнила только тогда, когда мы уже были снаружи. Потом я случайно упомянула о пальто в присутствии полковника Гейлорда и, полагаю, он вернулся за ним.»
Вопрос. «И вы не видели Рэднора Гейлорда после того, как он покинул пещеру?»
Ответ. «Нет, после того, как мы вышли из галереи с разбитой колонной, я его не видела. Проводник зажег друммондов свет, чтобы показать нам строение потолка. Мы около пяти минут осматривали комнату, потом все вместе пошли дальше. Рэднор не остался осматривать комнату, а пошел вперед, к выходу.»
Вот и все показания Полли, которые не прибавили ничего нового.
Следующим вызвали Соломона, почти потерявшего голову от страха, и его показания пролили свет на ссору между полковником Гейлордом и Рэднором. Соломон рассказал о том, как нашел французские часы, и еще много чего, что, я уверен, он выдумал. Я выразил желание исключить его показания из протокола, однако коронеру показалось, будто они наводят на определенные мысли, – что, несомненно, так и было, – и он позволил их оставить.
Следующим на кафедру вызвали самого Рэднора. Когда он занял свое место, присутствующих охватил взволнованный шепот, и все напряженно подались вперед. Он был собран, спокоен и абсолютно серьезен, – ни один мускул не дрогнул на его лице.
Коронер тут же начал с вопроса ссоры с его отцом, в вечер накануне убийства, и Рэднор прямо и открыто ответил на все вопросы. Он не пытался приукрасить ни одной подробности. Тот факт, что причиной ссоры был денежный вопрос, выставил дело в особенно неприглядном свете. Рэд попросил отца выделить ему определенную сумму, чтобы в будущем быть независимым, а отец отказал. Они вышли из себя и зашли дальше обыкновенного. В своем повествовании Рэднор открыто взял вину на себя, тогда как в некоторых случаях, я сильно подозреваю, ее следовало было поставить в упрек полковнику. Однако, вопреки тому, что рассказ этот разоблачил прискорбную ситуацию между отцом и сыном, его искреннее признание ответственности завоевало ему больше симпатии, нежели с момента убийства.
– Как разбились часы? – спросил коронер.
– Мой отец сбросил их на пол с каминной полки.
– Он не бросил их в вас, как предположил Соломон?
Рэднор поднял голову, вспыхнув от гнева.
– Они упали на пол и разбились.
– Вы часто ссорились с отцом?
– Время от времени. Он был вспыльчив и всегда хотел настоять на своем, а я был не так терпелив, каким должен был быть.
– По какому поводу вы ссорились?
– По разным поводам.
– Ну, например?
– Иногда потому, что он думал, что я трачу слишком много денег, иногда по поводу управления поместьем, а иной раз потому, что слышал обо мне слухи.
– Что вы подразумеваете под «слухами»?
– Истории о том, что я слишком много играю или злоупотребляю спиртным.
– Эти истории были достоверными?
– Они всегда были преувеличены.
– А эта ссора накануне его гибели была серьезнее обычного?
– Возможно… да.
– За завтраком вы не разговаривали друг с другом?
– Нет.
Рэднор напряженно хмурился, очевидно, это была очень болезненная тема.
– Вы разговаривали позже?
– Перекинулись несколькими словами.
– Пожалуйста, повторите сказанное.
Рэднор, казалось, колеблется. Затем он несколько устало отвечал, что точных слов не помнит и что это было всего лишь повторение сказанного накануне вечером. Когда настояли, чтобы он передал суть беседы, он ответил, что его отец хотел помириться, но на старых условиях, и он отказался. Полковник повторил, что он еще слишком молод, чтобы передавать свои дела в чужие руки, что у него впереди полно времени, чтобы стать самому себе хозяином. Рэднор отвечал, что он слишком стар, чтобы к нему продолжали относиться, как к мальчишке, и что он уйдет и будет работать там, где ему станут платить за его труд.
– Позвольте спросить, – безмятежно поинтересовался коронер, – делая такое заявление, вы имели в виду какую-то конкретную работу или это была обычная риторика, рассчитанная на то, чтобы заставить полковника Гейлорда принять ваши условия?
Рэд нахмурился и промолчал, дальнейшие его ответы были сугубо лаконичны.
– Продолжилась ли ваша с отцом беседа во время верховой прогулки или в течение дня?
– Нет.
– Вы намеренно избегали встречаться друг с другом?
– Полагаю, что так.
– В таком случае, эти слова после завтрака, когда вы пригрозили уйти из дома, были самыми последними словами, сказанными вашему отцу?
То был вопрос, о котором Рэднор не желал задумываться. Губы его слегка дрогнули, и он ответил с видимым усилием.
– Да.
По залу прокатился легкий шепот то ли сочувствия, то ли сомнения.
Коронер вновь задал тот же вопрос, и Рэднор, на сей раз вспыхнув от гнева, повторил свой ответ. Коронер выдержал небольшую паузу и продолжил без каких-либо комментариев:
– Вы вошли в пещеру со всей группой?
– Да.
– Но вы покинули их прежде, чем они сделали полный круг?
– Да.
– Отчего же?
– Мне было не особо интересно, – я видел пещеру много раз до этого.
– Где вы покинули группу?
– По-моему, в галерее с разбитой колонной.
– И сразу же вышли из пещеры?
– Да.
– Вы входили туда снова?
– Нет.
– Вы забыли про пальто мисс Мэзерс и бросили его в галерее с разбитой колонной?
– Видимо, так.
– Не подумали ли вы о нем позже и не вернулись ли за ним?
В ответ Рэднор выкрикнул. – Нет, я ничего не подумал о пальто.
– У вас принято бросать пальто юных леди столь бесцеремонным образом?
В зале захихикали, и Рэд не соблаговолил обратить внимание на этот вопрос.
Я был возмущен тем, что парню пришлось предстать пред столь суровым испытанием. Это был необычный суд, и коронер не имел права вести себя более оскорбительно, чем требовал род его занятий. Глаза Рэднора полыхали гневом, я же с беспокойством сознавал, что его больше не заботило, какое впечатление он производит. На остальные вопросы он отвечал так коротко, насколько позволял английский язык.
– Что вы делали после того, как покинули пещеру?
– Поехал домой.
– Прошу вас поподробнее. Что вы делали сразу после того, как покинули пещеру?
– Гулял по лесу.
– Как долго?
– Не знаю.
– Ну, как вам кажется?
– Возможно, полчаса.
– Что вы делали потом?
