Джон Пристли - При блеске дня
Джок минуту-другую молчал, а потом неуверенно произнес:
— У моей сестры было дурное предчувствие.
— Насчет сегодня?
— Да… только не насчет погоды. Она сказала, что день закончится плохо для всех нас.
Я смутно помнил, что сестра у Джока какая-то особенная, но никогда ее не встречал и прежде мы о ней не заговаривали. Я инстинктивно сбавил шаг.
— Что она имела в виду, Джок?
— Иногда после бессонной ночи — сестра тяжело больна и плохо спит — она мне рассказывает всякое… У нее дар вроде ясновидения. Я думал, ты в курсе.
— Понятия не имел, — отдуваясь, ответил я.
Джок продолжал шагать вперед на всех парах. Странную мы завели тему для такого солнечного весеннего утра на пустой дороге. Поверить его словам было невозможно, однако не верить Джоку тоже было нельзя.
— И что же, она всегда права?
— Не всегда, но часто. Сегодня утром она была весьма уверена в своих словах. Впрочем, давай не будем гадать, будь что будет.
— Но что должно произойти?
— Она не знает, — ответил Джок. — По крайней мере мне не сказала. Что-то неожиданное, и ничего хорошего это событие не сулит.
Я смотрел вперед и гадал, за каким участком безоблачной синевы, быть может, начинает скапливаться темнота. Джок явно не хотел распространяться на эту тему, поэтому я молчал.
— Ничего не говори Элингтонам, Грегори, — наконец произнес он. — Просто забудь, что я сказал. И давай сюда рюкзак, моя очередь нести. Как дела в конторе?
— Сейчас скучновато. Скоро из Лондона к нам на обучение пришлют новенького, племянника какого-то богача из лондонского начальства. Джо Экворту и мистеру Элингтону он не по душе. Я иногда слышу, как они перешептываются об этом, но мне они, конечно, ничего не говорят. Оба уверены, что я ненадолго в шерстяной торговле — и они правы. Я ведь хочу писать, Джок.
— Да, ни в коем случае не прекращай, — сказал он.
Джок всегда подбадривал друзей: читал их рукописи, слушал музыку, разглядывал картины, выслушивал нытье. При этом ему были свойственны предусмотрительность и благоразумие. Он, как мудрый священник, был не от мира сего, но знал его законы.
— И все же не торопись уходить из торговли, Грегори. Повремени. Я знаю, ты мог бы найти работу в какой-нибудь газете — Бен Керри недавно говорил, но я бы не советовал. Проще писать что хочется, работая в конторе. Бен сам поговаривает о Флит-стрит, однако меня одолевают серьезные сомнения.
Меня вдруг охватила зависть. У Бена было все: ум, уверенность, огромный запас сил, внешность и Ева Элингтон. Я всегда немного завидовал Бену.
— Вот интересно, чем бы мог заниматься мистер Элингтон, — с нарочитой непринужденностью сменил я тему. — То есть, конечно, много чем. Как ты думаешь, не зря он выбрал торговлю?
Джок задумался:
— Не знаю, чем бы он мог заниматься. Наверно, преподаватель из него вышел бы неплохой. Слышал когда-нибудь, как он рассказывает? Заслушаешься! Я однажды ходил с ним в фабианскую летнюю школу. Ему тогда сделали несколько предложений, но с такой большой семьей он, видимо, решил не рисковать. Жаль, конечно. По-моему, в шерстяной торговле ему не место.
Я удивился:
— Вроде бы дело ему дается. Почему ты так думаешь?
— Ему просто повезло с фирмой. «Хавес и компания» сильно отличается от своих конкурентов. Однако в случае чего Джон скорее прогнется под обстоятельства и не выстоит.
Я вспомнил, что иногда тоже думал так о мистере Элингтоне.
— Может, ты и прав. Джо Экворт покрепче будет. Кремень, а не человек! Но все же мне кажется, что мистер Элингтон пока приносит фирме больше пользы, чем старик Джо. Он находчив и энергичен, знает, когда надо потрудиться, а когда игра не стоит свеч. В торговле стойкость не главное.
— Я видел поболе твоего, Грегори, пусть сам никогда и не торговал. С первого взгляда это дело нехитрое, но где-то за курением трубок, питьем кофе и настольными играми прячется поле боя. Поэтому я и не полез в коммерцию. Не люблю воевать, — с усмешкой заключил Джок. Сестра не предупредила его, что повоевать ему все же придется: одно из сражений принесет ему Крест Виктории и смерть. А может, как раз предупредила?.. Джок плавно и мощно шагал вперед, его смуглое лицо вновь приняло невозмутимое выражение — ни дать ни взять вождь благородного племени.
Мы покинули Браддерсфорд и обратили взоры к горам. Воздух оглашали пение жаворонков и блеянье овец. По обе стороны от дороги протянулись серые каменные заборы, конца которым не было до самых высоких пустошей. Последние облачка тумана растаяли, синева над головой стала выше и глубже, а золотой свет, казалось, можно потрогать — и мягкое тепло тоже. Меня тянуло еще поговорить об Элингтонах, но я не знал, с чего начать. Словно прочтя мои мысли, Джок сказал:
— Я бы на твоем месте не привязывался сильно к Элингтонам.
— Что… почему, Джок? — пробормотал я. — Почему ты так говоришь? Послушай, только ответь честно, я ведь не выставил себя дураком, а? — В нежном возрасте мы все боимся выставить себя дураками, но сами не замечаем, когда это действительно происходит.
— Нисколько, — ответил Джок. — Никто над тобой не смеется. Сестры раньше иногда хихикали, но ты ведь знаешь девушек, им только дай повод.
Я девушек не знал, однако спешно ответил, что знаю.
— Тогда что ты имел в виду, Джок? Почему я не должен привязываться к Элингтонам?
— Я не говорю, что мы вообще не должны привязываться. Что мы не можем любить других людей и быть преданными друзьями.
— Да я так и не подумал… Но что ты имел в виду?
Прежде чем ответить, Джок попросил меня описать свои чувства к Элингтонам в тот день, когда я впервые заметил их в трамвае. Я честно рассказал ему про волшебство, которое от них исходило.
— Наверное, если бы сестры не были так хороши собой, я бы воспринял их иначе, — заключил я. — Но одной только красотой девушек этого не объяснить. Мне словно бы открылась чужая жизнь, насыщенная и полная радости… а сам я мог только смотреть на нее со стороны.
— Хорошо сказано, Грегори. Какой ты все же необычный юноша! Иногда ты мудр, как сова, а иногда наивен, как дитя… Все дело в том, что ты приехал сюда один, без семьи — дядя с тетей не считаются — и вдруг встретил Элингтонов. Конечно, они произвели на тебя впечатление. Неудивительно. Я тоже их люблю, ты знаешь. Но не надо их идеализировать, не делай из них богов. Мужчинам это свойственно, особенно когда им вскружит голову какая-нибудь бедовая девушка. Волшебство должно быть не в людях.
— Но где-то оно должно быть!
Я верил в это тогда и верю по сей день. Жизнь без волшебства быстро начинает увядать.
— Лучше искать его вне человека, и в этом наши предки были мудрее нас: в их вселенной было место волшебству, однако они знали, что обращаться с ним надо осторожно. Мы же притворяемся, что его не существует, а потом протаскиваем в свой мир контрабандой. Мне кажется, именно так ты и поступаешь.
— Лишь потому, что мне нравятся Элингтоны? И потому что я позволил себе немножко пофантазировать? Извини, Джок, но это чепуха.
— Хорошо, пусть чепуха. Но дай мне договорить, Грег, а потом я замолчу, обещаю. Элингтоны — интересная и очаровательная семья, они умны и веселы, я их тоже очень люблю. Только не приписывай им того, чего в них нет. Не возводи их на пьедестал, не сотворяй себе кумира. Забудь про волшебство — оно живет в тебе, а не в них. Ты околдовал сам себя и решил, что это дело рук Элингтонов. Относись к ним проще. Ты понимаешь, о чем я?
— Не совсем, — мрачно ответил я. — Ты пытаешься меня предостеречь, понятно.
— Не от дружбы с ними, — подчеркнул он. — Просто обрати внимание на свое отношение к ним. Я уверен, впереди у тебя долгий и славный путь, если ты пойдешь налегке и не станешь превозносить встречных людей, оставлять позади кусочки души, оледеневшие под властью колдовских чар.
Наверное, уже тогда я понял Джока, хотя и сделал вид, что не понимаю. Сейчас, став намного старше, чем Джок в ту пору, я полностью с ним согласен. Но в то утро я немного обиделся, решив, что он специально подпортил мне чудесный день.
— Смотри-ка, «Белая лошадь». Открыто! Давай выпьем пива, — предложил Джок.
То был отличный старый паб на краю Балсдена. Безумно скучаю по тому удовольствию — боюсь, ничего подобного мне уже не испытать, — с каким мы нырнули из солнечного утра в приятный полумрак паба, пропахший пивом, свежими опилками и жареными яйцами с ветчиной. Когда я последний раз был в тех краях, на месте «Белой лошади» стояла большая придорожная гостиница с собственным оркестром и ужасными мартини. Видимо, «Белую лошадь» я теперь увижу лишь среди улыбающихся райских садов.
У стойки расположился странного вида тип с длинным толстым туловищем и маленькой головой, увенчанной густой копной белых волос. При нем был ящик художника и этюдник.
