Анри Шарьер - Ва-банк
К счастью, Пауло связался по телеграфу с Буэнос-Айресом и сообщил адрес отеля и порт, куда мы прибыли. Он решил отвезти нас обратно на виллу и потом вернуться самому за деньгами и сварочным аппаратом. И мы поехали обратно, хорошо встряхнувшись за эти три дня праздника.
Пауло высадил меня и Гастона на повороте нашей небольшой дороги, как обычно. Вилла была в сотне метров. Мы шли спокойно, предвкушая, как снова увидим наше чудо строительной техники — тоннель. Как вдруг я схватил Гастона за руку и удержал на месте. Что там творилось возле виллы? Были видны полицейские и шныряющие вокруг люди. Двое пожарных рыли землю посредине дороги. Я не мог понять, что случилось. Одно было ясно — тоннель был вскрыт!
Гастон начал дрожать, как в лихорадке, и, не попадая зубом на зуб, пробормотал:
— Они вскрыли наш любимый тоннель! О, черт! Такой прекрасный тоннель!
Тем временем какой-то тип со свиным рылом наблюдал за нами. Но вся ситуация показалась мне до того комичной, что я разразился громким смехом. И если у этой свиньи и были какие-то сомнения по поводу нас, то они сразу же улетучились. Взяв Гастона за руку, я громко выкрикнул по-испански:
— Какой огромный тоннель выкопали эти грабители!
Мы повернулись спинами к нашему строительному шедевру и пошли прочь от дороги — не спеша, но и не задерживаясь. Но потом нам пришлось ускорить шаг. Я обратился к Гастону:
— Сколько у тебя при себе денег? У меня почти шестьсот долларов и полторы тысячи боливаров. А у тебя?
— Две тысячи долларов в моем патроне, — сказал Гастон.
— Гастон, лучше всего для нас расстаться прямо здесь, на улице.
— И что ты собираешься делать, Папи?
— Я возвращусь в порт, откуда мы прибыли, попытаюсь достать лодку — и прямо в Венесуэлу.
Мы не могли обняться прямо здесь, на улице, но глаза Гастона увлажнились так же, как, впрочем, и мои, когда мы пожимали друг другу на прощание руки. Ничто так не сближает мужчин, как общие опасности и приключения.
— Счастливо тебе, Гастон.
— И тебе, Папи.
Пауло и Аугусто возвращались домой различными путями, один — в Парагвай, другой — в Буэнос-Айрес. Девочкам Пауло уже не нужно будет ложиться в постель наедине с подушками.
Мне же удалось добраться на лодке до Пуэрто-Рико, оттуда на самолете — до Колумбии, а потом на другой лодке — до Венесуэлы.
И только спустя несколько месяцев я узнал, что случилось. На большой авеню, по другую сторону банка, прорвало водопровод, и весь транспорт пошел по параллельным улицам. Большой грузовик, груженный железными балками, выехал на нашу дорогу, прошел над тоннелем и застрял в нем задними колесами. На крики сбежалась полиция и быстро сообразила, в чем дело.
КАРЛОТТА: ЛОМБАРД
В Каракасе царило Рождество. На всех больших улицах великолепная иллюминация, всюду — веселье. В особой, венесуэльской манере, с превосходным чувством ритма, пели рождественские гимны. Что касается меня, я был все-таки подавлен нашей неудачей, но не более того. Мы играли и проиграли, но все же я был жив и еще свободнее, чем когда-либо. А кроме того, как сказал Гастон, это был восхитительный тоннель!
Постепенно дух праздника проник и в меня. И с легкой душой и миром в сердце я отправил Марии телеграмму: «Мария, пусть это Рождество придет с добром в твой дом, в котором ты дала мне столько радости».
Я провел Рождество в больнице с Пиколино, сидя на скамейке в маленьком больничном саду. Я купил два альякаса — это такое блюдо, которое готовят только на Рождество. Это было самое дорогое и самое лучшее, что я только мог найти. В карманах у меня были еще две маленькие плоские бутылочки вкусного кьянти.
Это было Рождество двух мужчин, возвращенных к жизни, Рождество, освещенное светом истинной дружбы, Рождество полной свободы — в том числе свободы бросаться деньгами так, как это делал я. Бесснежное Рождество Каракаса, наполненное цветами этого маленького больничного сада, — Рождество надежды для Пиколино, не пускавшего больше слюни, язык которого больше не высовывался. Его успешно лечили. Это Рождество было для него полным чудес, когда на мой вопрос, хороша ли еда, он четко и с ощущением полного счастья произнес: «Да».
Но, Всевышний, как трудно было строить новую жизнь! Я прожил несколько жестоких недель, но все же не потерял сердца. Во мне оставались две вещи: первое — несокрушимая уверенность в будущем, и второе — безграничная любовь к жизни. Доктор Бугра дал мне небольшую работу в своей лаборатории по производству косметических средств. Я зарабатывал немного, но для меня было уже достаточно, я мог хотя бы элегантно одеваться. Я оставил его ради одной венгерки, у которой была небольшая фабрика по производству йогурта на собственной вилле. И именно там я встретил летчика, имя которого я говорить не буду, потому что сейчас он командует лайнером в компании «Эр Франс». Буду называть его Каротт.
Он тоже работал на эту венгерку, и мы достаточно зарабатывали, чтобы позволять себе немного поразвлечься. Каждый вечер бродили по барам Каракаса и часто выпивали рюмку-другую в отеле «Мажестик» в районе Силенсио. Теперь его уже снесли, но тогда это было единственное приличное место в городе.
И вот, когда стало казаться, что ничего нового уже не случится, произошло чудо. Однажды Каротт исчез, но спустя некоторое время прибыл из Соединенных Штатов на самолете, предназначенном для аэроразведки, с двумя сиденьями — одно за другим. Отличный аппарат! Я спросил его, конечно, не о том, где он раздобыл самолет, а что он собирается с ним делать.
Рассмеявшись, тот ответил:
— Я еще не знаю. Но мы могли бы быть партнерами.
— В чем?
— Неважно, что мы будем делать, лишь бы это нам нравилось и приносило какие-то бабки.
— О'кей, давай посмотрим.
Обаятельная венгерка, не строившая иллюзий по поводу продления контрактов с нами, пожелала удачи. И тогда начался самый необычный и сумасшедший месяц в моей жизни.
О-о, эта огромная бабочка — что только мы с ней не вытворяли!
Каротт был настоящим асом. Во время войны он вывозил французских агентов из Англии, высаживал их ночью на полях, охраняемых участниками Сопротивления, а других доставлял в Лондон. Часто садился только по факелам, которые держали люди, ожидавшие его. Был невероятно дерзок и любил деньги. Однажды, без единого предупреждения, сделал такой крутой вираж, что я чуть не потерял штаны. И все это только для того, чтобы напугать толстуху, которая спокойно занималась своим делом в саду, открыв свой зад всем ветрам.
Я так любил эту машину и наши полеты, что, когда у нас не стало денег на горючее, я выдал блестящую идею сделаться воздушными торговцами.
Впервые в своей жизни я руководил кем-то. Звали его Кориа. Ему принадлежал магазин женской и мужской одежды «Альмасен Рио». Он занимался бизнесом вместе со своим братом. Кориа был евреем, хорошо говорящим по-французски, среднего роста, темноволосым, с хорошими мозгами. Торговля шла бойко, и он делал приличные деньги. В отделе для женщин у него продавались новые и модные платья из Парижа. Поэтому у меня был выбор самых разнообразных товаров, пользующихся спросом. Я уговорил его дать мне какое-то количество блузок, брюк и платьев, чтобы продать их. Все это стоило больших денег, а моя идея состояла в том, чтобы продавать товар в глухих углах страны.
Мы отправлялись туда, куда нам хотелось, и возвращались, когда это нас устраивало. Но вырученных денег оказывалось недостаточно для покрытия наших расходов, а доля Кориа тратилась на бензин. Для него ничего не оставалось.
Нашими лучшими покупательницами были проститутки, и, конечно, мы никогда не упускали случая зайти в бордель. Товар, разложенный на обеденном столе, был для них большим искушением — ослепительные блузы, самые последние модели брюк, шелковые шарфы, цветные юбки. И я начинал фейерверк своего красноречия:
— А теперь послушайте, дамы, что я скажу. Для вас все это — не бесполезная роскошь. Могу сказать даже больше: для вас это — рабочая одежда, потому что, чем более вы привлекательны, тем больше толпящихся клиентов вокруг. И не стоит экономить на одежде. Учтите — любые хорошо одетые девушки будут для вас очень опасными конкурентками. — И так далее…
Некоторые хозяйки борделей не слишком-то были расположены помогать нашему делу; им не нравилось, что деньги уходят в другие карманы. Многие из них сами продавали «профессиональную экипировку» своим девочкам, иногда в кредит. Мегеры хотели монополизировать этот доход.
Мы часто летали в Пуэрто-ла-Крус, потому что в Барселоне, городке неподалеку, был хороший аэродром. Самый лучший, высококлассный бордель содержал шестьдесят женщин. Правда, его хозяин, панамец, был отвратительным типом, вульгарным, с претензиями и упрямым. При очаровательной жене-венесуэлке главенствовал во всем он. Не позволял даже раскрыть наши чемоданы для беглого Осмотра, уж не говоря о том, чтобы разложить товары на столе.
