Александр Казбеги - Отцеубийца
Весь день провели они под защитой этого камня, так как днем не решались двигаться дальше. Из своего безопасного убежища путники видели, как непрерывно разрушаются скалы. Изъеденные ветром и непогодой, они с грохотом низвергались, и камни, подпрыгивая, наскакивали друг на друга, высекали молнии огня, неслись вниз, в ущелье Куро, и там возводили новые нагромождения. А в одном месте медленно полз сверху мягкий, черный песок, весь пропитанный водой и сыростью. Он заносил, как бы пронизывал скатившиеся обломки и скреплял, цементировал естественно возникшую стену, позади которой накапливалась вода. Зубцы вершин Куро расслаивались на мягкие, черные, плоские плиты, и плиты эти, оползая влажным песком, причудливо бороздили всю местность. Немного пониже сочились прозрачно-чистые родники, до того студеные, что воду из них можно было пить только маленькими глотками.
Наши путники с нетерпением ожидали вечера, а между тем солнце еще только поравнялось с тем склоном, на котором они приютились, и стало припекать так сильно, что местами зной заклубился маревом, песок и щебень задвигались, и вдруг оглушительный треск широко отдался в горах: из скалы с шумным клокотанием вырвалась вода и с невообразимой быстротой ринулась вниз в ущелье.
Вода неслась с такой неудержимой силой, что ни камни, ни скалы не могли преградить ее бега. Огромные валуны, щебень и песок сплошным месивом устремились вниз, прямо на стену, давно уже образовавшуюся из песчаных и каменистых наносов. Эта затвердевшая стена продержалась с минуту, потом, опрокинутая вновь и вновь прибывающей силой, с оглушительным ревом обрушилась в поток, сталкивая и дробя камни, и все это вторгалось в Терек, вскидывало его на свой хребет. Терек бился с яростным потоком обвала, бешено наскакивал, перехлестывая через него. Неповторимое зрелище: низвергнувшиеся оползни Куро, пробираясь под волнами, устремлялись к западу, а Терек, перекатываясь через них, весь в пене, грозно катился к северу.
Невозможно описать достойно эту величественную картину! Надо видеть собственными глазами, как бьются две столкнувшиеся силы, как они пенятся, хрипят, шумно взлетают и дробятся в воздухе на тысячи вихрей на многосаженной высоте. И сила, и слезы, и стоны, и угрозы, и рев – все это перемешивается между собой, и у вас начинает сильнее биться сердце и хочется броситься самому в эту необыкновенную битву.
Уже давно зашло солнце и луна облила нежным светом вершины гор. Но неугомонные, упрямые Куро и Терек все еще боролись друг с другом, не помышляя об отдыхе, словно этим двум силам невозможно было жить в мирном соседстве.
Наши друзья двинулись в путь, поднялись на самую вершину Куро, откуда в последний раз взглянули на свою родину, в последний раз прислушались к шуму своей реки, как бы, призывающей их: «Боритесь, неутомимо боритесь за правду и честь!»
Еще один шаг, и гребень горы остался за спиной: отсюда уже не видно Хеви, остается пройти только ущелье Хде, перевалить вершину Гвиргала и… другие люди, другая страна!
Тяжесть налегла на сердце, сковала уста. Каждый ушел в свои горькие мысли.
Они вступили в лес Хде, где собирались устроить привал. Они были по-прежнему молчаливы; расположились, развели костер, зажарили шашлыки. После ужина Нуну закуталась в бурку и легла. Коба и Иаго, сидя у огня, закурили трубки.
– Завтра на рассвете я подымусь к пастухам на вершину Гвиргала, узнаю от них, кто стоит в карауле, – заговорил Коба.
– Скорей всего хевсуры, кому же еще быть? – отозвался Иаго.
– Это было бы совсем хорошо. Они нас не задержат.
– Ты только постарайся поскорее все разузнать.
– Конечно, постараюсь. Гиргола хитер, если прослышит, что мы сюда подались, все пути нам закроет. Надо торопиться.
– То-то и есть, что надо!
Вдруг за горой раздался выстрел, ему ответило несколько выстрелов с другой стороны. На поляне появились люди. При лунном свете можно было наблюдать завязавшуюся стычку.
Товарищи вскочили и стали настороженно следить за происходящим. То там, то здесь вспыхивал огонек, похожий на пламя свечи, и за ним следовал гул выстрела. Чью жизнь похищал этот звук, в чей дом вносил он слезы и стоны?
Перестрелка длилась недолго. Несколько человек отступило к лесу и вскоре скрылось в нем. Остальные кинулись было их преследовать, но тотчас же остановились: преследование в лесу ночью – слишком трудное и опасное дело.
– Это скорее всего джариахские кистины из Арции, что за Гвиргалой, – сказал Коба.
– На пастухов, что ли, набег делали? – предположил Иаго.
– Должно быть…
– Скоро же они показали спины!
– Не захотели даром жизнью рисковать. Они собирались угнать овец. А раз уже пастухи проведали, – ничего им не удастся.
– Давай пристанем к ним, – предложил Иаго.
– Давай! – согласился Коба.
– Пойду, разыщу их!
– Зачем тебе? Разве я не могу пойти? – перебил его Коба.
– А я что же? И со мной ничего плохого не случится. Пойду! – поднялся Иаго.
– Нет, ты оставайся тут, за Нуну присмотри!
– Ну, ладно. Только будь осторожен, Коба, сразу не подходи.
– Не беспокойся, знаю.
– Побратайся с ними. Скажи, что мы абреки, к ним в гости идем.
– Хорошо.
– Ну, с богом, не стоит медлить!
Коба взял ружье, перекрестился и пустился в путь. Вскоре он скрылся в лесу.
Иаго проводил его взглядом, постоял в глубокой задумчивости, потом повернулся к Нуну. Она крепко спала, утомившись от долгой дороги. Мохевец подошел к ней, остановился поодаль и стал смотреть на нее с любовью. Выбившиеся из-под платка мягкие пряди волос в беспорядке рассыпались по ее милому лицу, щедро залитому лунным светом. Они чуть заметно шевелились от легкого, свободного дыхания и нежно щекотали, ласкали ее. Она не могла проснуться от этого, но слабая улыбка блуждала по ее лицу. Или, быть может, после долгих испытаний она и во сне чувствовала близость любимого и улыбалась своему счастью. Вот губы ее раскрылись, дрогнули и произнесли имя Иаго, так сладко, с таким страстным волнением позвали его, что он не выдержал и, опустившись на колени перед Нуну, стал осторожно, тихо ее целовать. От прикосновения горячих губ Нуну слегка вздрогнула, лениво, утомленно потянулась, и руки ее обвились вокруг шеи Иаго.
Он весь затрепетал от этой властно пьянящей близости.
Сладкое забвение захлестнуло их с неудержимой силой, и они погрузились в него, не в силах сопротивляться. Сердца их трепетно бились, разум молчал, и ласки их могли бы длиться целый век, но и того им было бы мало. Они целовали друг друга и пьянели от любви. Они прерывали ласки только для того, чтобы посмотреть друг другу в глаза, извлечь из них новые силы, новую неутомимую страсть и снова слить уста в поцелуе.
Такова юность, такова чистая, беспорочная любовь! Боже! Какое блаженство испытывали они в эти минуты!..
Между тем Коба добрался до того места, где, как он думал, укрывались те, кого он искал. Это была небольшая лужайка, окруженная непроходимым лесом. Здесь можно было расположиться свободно, не боясь преследования.
Коба подошел к самому краю лужайки и осторожно раздвинул ветки деревьев.
Посредине лужайки был разведен маленький костер, – сильный огонь и высокое пламя могли бы привлечь внимание преследователей, – вокруг которого сидели мужчины, человек десять, и чистили ружья в ожидании ужина. На нескольких вертелах жарились с шипением турьи шашлыки.
Коба тотчас же убедился, что люди эти – джариахцы, и среди них он признал одного своего знакомого, известного мастера по изготовлению топориков, человека, силе и смелости которого все дивились в горах.
Наделенный от природы умом и отвагой, он был необыкновенно ловок и смел. Не раз наводил он страх на казаков, не раз угонял их стада и табуны.
Но что ему понадобилось в Хеви, где у него было так много друзей и где во многих домах его встречали хлебом-солью? Неужели он пришел сюда за добычей, позабыв обычаи гор, так свято хранимые всеми? Нет, Парчо – горец, он слишком доблестен, чтобы нарушить эти обычаи! Как видно, не ради добычи явился он сюда!
Коба еще был погружен в свои размышления, когда Парчо вдруг вскочил с места, схватился за ружье.
– Кто здесь? – крикнул он.
– Гость! – ответил Коба и смело вышел на поляну.
– Гость от бога, зачем же ты прячешься? – сказал Парчо, пытливо осматривая его с головы до ног. – Но если ты лжешь, ей-богу, дорого за это поплатишься!
– Ложь не пристала мохевцу! – гордо вскинул голову Коба. – У людей моей страны не раздвоены ни сердце, ни язык.
– Да благословит тебя бог за такие слова! – воскликнул Парчо. – Будь нашим гостем!
Остальные тоже поднялись навстречу Кобе, в знак почтения приняли от него ружье, поздоровались, подвели к стоянке.
Парчо узнал Кобу, начались расспросы друг о друге, о домашних, о стадах, потом все уселись за еду.
Кобе и Парчо подали отдельно, а остальные уселись в кружок.
