Станислав Виткевич - Наркотики. Единственный выход
В связи с этим напоследок — краткая лекция о теории Кречмера. (Внимание: некоторые ставят теории в упрек, что она несовершенна, не охватывает всех типов и т. п., и отвергают ее полностью. Но это же первый шаг на пути к классификации, а если бы все и всегда были так требовательны, то человечество не сделало бы вперед ни шагу. Наши интеллигенты весьма взыскательны, но только не по отношению к себе. Учитесь, а потом болтайте сколько угодно. Слишком умные статьи, слишком умные пьесы, слишком умные романы. Все для них слишком умно, потому как они не желают ничему учиться, сукины дети. Примите во внимание количество популяризаторских произведений в Германии. Там любой работяга знает побольше многих наших критических светил. А ведь постоянно опускаясь до уровня вкусов средней публики данного периода, вы воспитаете поколения кретинов, для которых и «Дикарка» будет «слишком умной». То, что творится с нашей литературой и театром, — просто скандал. Я отнюдь не выдаю себя за окончательный идеал мудреца, но могу заявить, что сделал почти все, чтоб удержаться на возможно более высоком умственном уровне. А этого не могут сказать о себе некоторые так называемые «светила». Возможно, моя философия окажется по ряду пунктов ошибочной. Дельная критика это прояснит. Но если люди пишут хотя бы с относительным пониманием сути основных вопросов философии, даже в их ошибочных решениях могут обнаружиться возможности подлинных открытий для других — тех, кто сумеет найти выход из обозначенных первыми трудностей.)
Итак, тезисы Кречмера состоят в следующем: человечество в основном делится на два типа, психика которых связана со строением тела. Каждый тип имеет два почти диаметрально противоположных полюса. Этого пока что, для самой общей классификации, вполне достаточно. (Второй тезис Кречмера таков: психиатрическую лечебницу он считает увеличительным стеклом, сквозь которое можно рассматривать общество нормальных людей, видя там все человеческие типы, развитые до предела, вплоть до полной карикатуры.) Таким образом, есть: а с т е н и к и — длинная стеблевидная шея, треугольный профиль, грудь впалая, конечности крупные, толстые кости и сочленения, телосложение худощавое. П с и х и ч е с к и й т и п — ш и з о и д, в окончательном развитии — шизофрения: расщепление личности — отделение от жизни, раздвоение, противоречивые желания. Фанатизм, формализм. Полярные типы: чрезмерная впечатлительность и безразличие. Художники, основатели религий, люди недовольные, ненасытимые, метафизики, большое разнообразие. Короткие замыкания. Внезапные перемены настроений. Суровость. Замкнутость. Отсутствие сильных чувств.
Затем — п и к н и к и: короткая шея, голова низко посажена, сдвинута к груди, тучные, полные, суставы тонкие, конечности маленькие, профиль хорошо сформирован. П с и х и ч е с к и й т и п — ц и к л о и д; в окончательном развитии — циклотимия: циркулярный психоз — от мании до меланхолии и обратно. Бизнесмены, организаторы, люди, стремящиеся к компромиссам, примирению противоположностей. Уравновешенность. Отношение к жизни открытое. «Dusza naraspaszku» и т. п. Полюса: возбужденный маньяк и меланхолик. Настроения устойчивы — мягкая изменчивость с долгими периодами. Большие радости и великие печали. Чувственность. К этому добавляются еще типы: атлетический и диспластический и их комбинации с предыдущими.
Может, я резюмирую не вполне точно. Я читал эту книгу один раз, но буду читать еще. Книга дает возможность совершенно по-новому отнестись к себе и другим и должна быть прочитана абсолютно всеми. Может, одним только музыкантам как таковым она не принесет пользы, но в жизни может и им пригодиться.
Кокаин
Одна из мерзейших гадостей среди так называемых «белых безумий»[47], то есть наркотиков «высшего ряда», это, пожалуй, кокаин. Я не буду описывать здесь приятные стороны действия этого яда — описание таковых читатель, увы, обнаружит в моем романе «Прощание с осенью», удостоенном по этому поводу критики в самих «Фармацевтических ведомостях», чем не всякий автор, к тому же «молодой», может похвастать. Только пусть никто не подумает, что я пренебрежительно отношусь к данной области знания — я и сам в детстве, увлекаясь химией, мечтал о карьере аптекаря, и до сих пор во мне живет тайная симпатия к представителям этой профессии. Тем не менее тут есть некая доля «опять-таки» не вполне аналитически понятного юмора. Судите сами: в опубликованной вышеупомянутым органом статье «Растения-пророки и новый растительный наркотик пейотль»[48] профессор фармакогнозии Виленского университета д-р Мушинский произносит следующее: «Вместо того чтоб описывать своими словами действие кокаина, позволю себе процитировать фрагмент одного из новейших польских романов Станислава Виткевича (почему без Игнация? Должен, кстати, добавить, что ни на каком ином языке, кроме как на польском, я романов не писал) под названием «Прощание с осенью» — 1927. Я не литературный критик (слава Богу!) и не могу судить о достоинствах этого произведения, однако если речь идет (с какой стати?) о моих личных впечатлениях, я назвал бы роман препохабным. Я не стал бы и упоминать о нем, дабы не возбуждать нездоровое любопытство, если б не то обстоятельство, что это единственный известный мне польский роман, в котором с необычайной точностью отображены впечатления кокаиномана. Вот содержание одной из глав: Атаназий Базакбал, участвуя в кокаиновой оргии, предваряемой оргией алкогольной, у своего друга гр. Логойского, переживает следующее...» Далее — точная, в тридцать четыре строки, цитата из моего романа. (Скобки в цитате из проф. Мушинского — мои.) Почему проф. Мушинский не цитирует какой-нибудь «заграничный» роман, хотя бы и в собственном переводе, — не знаю. Как бы там ни было, он даже решается пробудить в читателе «нездоровое любопытство», лишь бы процитировать мое описание того, как видит мир начинающий кокаинист. Пожалуй, добротность описания этим гарантирована. Я не фармаколог и не физиолог, но согласен с мнением проф. Мушинского — описано н е п л о х о. Если уж Мушинский не стеснил себя никакими соображениями, адресовав читателей к моему роману, то и я могу не смущаться, тем более что в романе после описания «искусственного рая» следует точный перечень пагубных последствий пребывания в оном раю; об этом абзаце проф. Мушинский запамятовал, а ведь он мог бы многих отпугнуть от попыток проникнуть в призрачные сезамы «белого безумия». Прошу простить, что я так долго копаюсь в этой материи, — сам не знаю почему, однако факт критики проф. Мушинским моего романа (увы, критики было неимоверно мало) для меня — п р и ч и н а п р я м о - т а к и д и к о г о наслаждения.
Итак, я должен еще добавить, что первые впечатления от кокаина обманчивы и в дальнейшем он не исполняет данных им обещаний. Возможно, как утверждают иные, его длительное употребление (которое в 95% случаев кончается гадкими, мучительными видениями, полным распадом, безумием и самоубийством) дает нечто иное. Однако, исходя из последствий злостного кокаинизма, которые я наблюдал на нескольких своих знакомых, я бы никому не советовал пробовать эту гадость. Принять на пробу может человек, имеющий исключительно высокую сопротивляемость порокам (к таким, вопреки расхожему мнению, я должен отнести самого себя), притом человек, которому это может что-то дать в ином измерении, например, художественном. Но пробовать опасное вещество забавы ради, по-моему, — большое легкомыслие, а людей, которые дают его тем, кто не годится для такой пробы и, я бы сказал, «не достоин» ее, я считаю безумцами. Увы, человек закокаиненный (как, впрочем, каждый хроник — вспомним эти гнусные «насилования» насчет «еще рюмочки» и это навязчивое потчевание «сигаретками») склонен «поднимать» всех на уровень своего «paradise artificiel»[49]. И поступать так может тот, кто в трезвом состоянии при самой мысли об этом содрогнулся бы от отвращения и негодования. А происходит так потому, что: 1. определенные минуты кокаинового опьянения действительно очень приятны, и без всякого демонического стремления кому-либо повредить может появиться желание оказать ему эту сомнительную «добрую услугу», 2. кокаин парализует все тормозящие центры, часто побуждая к поступкам, именуемым «неприличными» (каковой термин проф. Мушинский употребляет в значении «непривычный»). Натурально, это не доказывает, будто я был под кокаином изнасилован каким-то графом, — я не только графом, но и вообще — повторяю: вообще никогда и никем изнасилован не был, поскольку вопреки сплетням питаю к мужеложеству непреодолимое отвращение. Но по странной интуиции я описал в романе сцену, когда субъект, в нормальном состоянии ничего гомосексуального в себе не имеющий, дает себя совратить человеку с врожденной патологией. Как говорил мне потом один знакомый, читавший монографию Мейера о кокаине, там приводятся реальные случаи этого рода, о которых я никогда не слышал.
