Саки - Габриэль-Эрнест
– Нужно дать ему какое-нибудь имя, покуда мы не узнаем, кто он такой, – сказала она. – Пожалуй, Габриэль-Эрнест для него в самый раз; оба имени, по-моему, вполне подходящие.
Ван Чиль согласился, хотя в глубине души и усомнился в том, насколько подходит для них этот юноша. Опасения его не уменьшились даже после того, как его, Чиля, уравновешенный престарелый спаниель выскочил из дому при первом появлении юноши и теперь трясся и урчал, упорно не желая покидать дальнего конца сада, тогда как канарейка, обыкновенно столь же голосистая, что и сам Ван Чиль, пугливо попискивала. Тут Ван Чиль еще более укрепился в своем намерении немедленно проконсультироваться с Каннингэмом.
Когда он отъезжал на станцию, тетушка была озабочена тем, как бы вовлечь Габриэля-Эрнеста в действо, связанное с чаепитием юных посетителей воскресной школы, которые должны были собраться в тот день.
Каннингэм поначалу не обнаружил желания говорить.
– Моя мать умерла в результате какого-то заболевания мозга, – пояснил он, – поэтому ты должен понять, почему я не люблю разговоров о том, что имеет явно сверхъестественную природу, особенно если мне кажется именно таковым происхождение виденного мною явления, – хотя мне могло и показаться, что я его видел.
– Но что же ты все-таки видел? – вопросил Ван Чиль.
– То, чему, как мне показалось, я был свидетелем, удивительно, и ни один здравомыслящий человек никогда не допустит, что такое может быть на самом деле. В тот последний вечер я стоял в тени живой изгороди, окружающей твой сад, и смотрел, как садится солнце. Неожиданно я увидел обнаженного юношу. Я решил, что это кто-то купается в соседском пруду. Он стоял на голом склоне холма и тоже наблюдал за закатом. Он так был похож на фавна из какого-нибудь языческого мифа, что мне тотчас же захотелось использовать его в качестве модели, и в следующее мгновение, мне кажется, я бы его окликнул. Но именно в эту минуту солнце скрылось из виду, оранжевые и розовые краски исчезли, пейзаж сделался холодным и серым. И тогда же произошло нечто удивительное – юноша исчез!
– Вот как? – сказал Ван Чиль. – Совсем исчез?
– Нет. И это самое ужасное, – ответил художник. – На открытом склоне холма, где только что был юноша, стоял огромный волк. С большущими клыками и жестокими желтыми глазами. Ты, быть может, подумаешь, что я…
Но Ван Чиль не стал заниматься пустяками. Думать? Еще чего! Он ринулся на станцию. Послать телеграмму? «Габриэль-Эрнест – человек-волк» – едва ли это лучший способ обрисовать положение дел. Тетушка решит, что это зашифрованное сообщение, а ключа-то для разгадки у нее нет. Надо попасть домой до заката! Кеб, который он взял на станции, вез его невыносимо медленно по проселочным дорогам, облитым розовато-лиловыми лучами заходящего солнца. Когда он вошел в дом, тетушка убирала со стола джемы и недоеденный пирог.
– Где Габриэль-Эрнест? – едва не сорвавшись на крик, спросил Ван Чиль.
– Он повел домой сына Тупсов, – ответила тетушка. – Уже поздно, и мне показалось, что небезопасно отпускать мальчика домой одного. Какой чудесный закат, правда?
Ван Чиль видел этот багровый отсвет в западной части неба, однако он не стал тратить время на рассуждения об его красоте. Со скоростью, к которой он явно не был готов, Ван Чиль помчался по узкой тропинке, что вела к дому Тупсов. По одну сторону бежал быстрый поток с мельницы, по другую вздымалась гряда голых холмов. На горизонте таяла кромка заходящего солнца. За следующим поворотом он ожидал увидеть преследуемую им пару… И тут вдруг исчезли все цвета, кроме серого, мгновенно окрасившего пейзаж. Ван Чиль услышал пронзительный крик и остановился.
Ни сына Тупсов, ни Габриэля-Эрнеста никто не видел: на дороге была найдена разбросанная одежда последнего, и было высказано предположение, что ребенок упал в воду, а юноша разделся и бросился его спасать. Ван Чиль и кое-кто из тех, что оказались неподалеку в момент происшествия, свидетельствовали, что слышали, как громко кричал ребенок возле того самого места, где была найдена одежда. Миссис Тупс, у которой было еще одиннадцать детей, смирилась со своей утратой, а вот мисс Ван Чиль искренне скорбела о пропавшем найденыше. Именно по ее почину в приходской церкви была установлена медная табличка в память «Габриэля-Эрнеста, неизвестного юноши, смело пожертвовавшего своею жизнью ради другого».
Ван Чиль, как правило, уступал своей тетушке, но тут он решительно воспротивился и наотрез отказался участвовать в кампании по сбору пожертвований в память о Габриэле-Эрнесте.
