Джузеппе Бонавири - Замарашка
— Смерть сарацинам!
Но не знали они того, что исстрадавшийся, замученный вечным голодом народ поднялся по всей земле сицилийской против короля. Народ — что река: не остановишь. Стали французов убивать, а у тех от страха глаза повылезли, язык отнялся.
Неизвестно, чем бы все кончилось, если б на балу во время танца не открылась Замарашка принцу Руджеро, не ведавшему еще, что восстал крестьянин, что взбунтовался сапожник, что возмущается на площади портной, что гончар мечет громы и молнии.
— Господин мой, ведь это я, Замарашка, неужто не признаете?
Приподняла она вуаль, и увидел принц ее лицо — прекрасное, как летний день.
Себя не помня от любви, говорит он матери:
— Матушка, я хочу жениться на Замарашке.
— Как — на Замарашке? Ведь она служанка.
— Ну и что же, матушка? А вы ее видели?
— Конечно, видела! Вечно в золе перемазана.
— Так вот же она, смотрите.
— Что? Эта жемчужина божественной красоты — наша Замарашка?! Да быть того не может!
Платье на Замарашке расшито золотыми петухами, на шее ожерелье сверкает, от черных волос сияние льется, голос как у птицы певчей.
— Госпожи Иисусе, неужели это ты, Замарашка?
А тем временем перед дворцом собрался народ — кто с мечом, кто с ружьем, кто с косой, кто с мотыгой, а кто сокола боевого наготове держит, чтоб вырвал он сердце королю Карлу.
— Остановитесь, люди! — говорит королева. — Мой сын Руджеро, рыцарь орлиного пера, женится на Замарашке, такой же сарацинке, как вы. Вот она!
Ликует народ. Замарашка людей словно весной одарила. Все отправились в собор.
— Дети мои! — сказал священник. — Время, как быстроводная река, все смывает.
И был там сапожник с шилом и дратвой, и каменщик Джованни со своим мастерком, и Пеппи Подопристену, и Тури Хромой, и Маттеу Почеммасло, и Чиччо Спичка, и Тано Обжора, и Анджуцу Щавель. Даже птицы в собор влетели — воробей и скворец, зеленушка и райская птица.
А женщины-сарацинки оставили потаенные горные пещеры, покинули темные закоулки, где горькое одиночество порождает грустные мысли, пришли и принесли кускус и фимиам, мед и корицу. Первым делом опустились они на колени, поцеловали землю, в которой, прорывая извилистые ходы, трудится червь Божий. Потом, возблагодарив Бога Морокуна, ударили они в бубны и запели. Вот как они пели — в шутку и всерьез:
Звяк, звяк, звяк,
семь французов за пятак,
а пятак в пустом кармане,
а карман в чужом кафтане,
семь французов за корову,
а корову за подкову,
за подкову для коня,
что привязан у плетня,
семь французов за попону,
семь французов за мадонну,
а мадонна сарацинка,
а мадонна как картинка,
сам король в нее влюблен
и зовет к себе на трон
и французскую корону
надевает на мадонну.
Звяк, звяк, звяк,
семь французов не пустяк,
семь французов за лепешку,
чтобы кушать понемножку,
только в том-то все и дело,
что лепешка зачерствела,
есть такую не захочешь,
если толком не размочишь,
семь французов за ручей,
сарацинка свет очей,
сарацинка как картинка,
кожа нежная черна,
кожа черная нежна.
К радости Господа нашего, великого и всемогущего Морокуна, рассеялось людское горе, как рассеиваются ненастные тучи, и в сияющих небесах запели, зачирикали птицы.
Идет пир на весь мир, пирует Руджеро со своей Замарашкой, а нам еще спину гнуть, чтоб на хлеб заработать.
