Тарас Шевченко - Листи до А. Лизогуба. 1847 рiк
Я тепер (поздоров боже вас) хоч i багатий на папiр, а все-таки на клаптику пишу, бо, сказано, пустиня, де я возьму як потрачу? Та таки i удiлить декому треба хоч по аркушику.
Вибачте, голубе сизий, що так нашвидку пишу до вас, бо одне те, що сьогоднi пошта, а друге те, що коло десятої години треба виступить у караул.
Молюся богу, щоб послав здоров'я Н. Д. i радiсть всьому дому вашому, спасибi вам, бувайте здоровi та напишiть хоч стрiчечку до мене, до удячного вам Т. Шевченка.
До А. Лизогуба
9 мая 1848._
К[репость] Орская. _
Воiстинно воскрес!
Спасибi тобi, щирий мiй друже, i за папiр, i за лист твiй, ще кращий паперу. Папiр менi тепер дуже став у пригодi! а лист ще дужче! i тим самим, що менi тепер треба було молитви i дружнього слова. А воно якраз i трапилось, я тепер веселий iду на оте некчемне море Аральське. Не знаю, чи вернуся тiльки!.. А йду, єй-богу, веселий.
Спасибi тобi ще раз за писанку, дiйшла вона до мене цiлiсiнька, i в той самий день прийшло менi розрiшенiє малювать, а на другий день приказанiє у поход виступать. Беру з собою усю твою малярську справу, не знаю тiльки, чи доведеться малювать?
Вибач менi, єй-богу, нiколи i сухар той з'їсти, а не те, щоб лист написать до ладу. До В. Н. напишу вже хiба з Раїму. Як будеш писать до неї, подякуй за книжку Гоголя.
Адрес мiй: в К[репость] Орскую
Его Высокоблагородию Михайлу Семеновичу Александрийскому з передачею менi.
А цей чолов'яга буде посилать до мене через коменданта. Не забувай мене, єдиний мiй! Коли не побачимося на сiм свiтi, то вже певне зострiнемося на тiм. До свиданiя!
Щирий твiй Т. Шевченко.
1849 рiк_
До А. Лизогуба_
Оренбург,_
Ноября 8, 1849. _
Друже мiй єдиний! Позавчора вернувся я iз того степу киргизького та моря Аральського до Оренбурга, та й заходився оце писать до тебе. Пишу, а ще i сам добре не знаю, чи живий ти на свiтi чи здоровий. Бо вже оце трохи чи не пiвтора року, як ми не переписались з тобою анi одним словом, а за таке врем'я багато води у море утекло. Може, i у вас кого не стало, бо холера, кажуть, здорово-таки косила. Коли живий ти та здоровий, то напиши до мене, друже мiй, не гаючись, то я тодi вже i одпишу до тебе, геть усе порозказую, як мене носило по тому морi, як я у степу отiм безкраїм пропадав. Геть усе розкажу, нiчого не потаю. А тепер поки що поклонись од мене всьому дому вашому i добрiй В. Н., скажи їй, що я живий, здоровий, i коли не дуже щасливий, то принаменi веселий. Оставайся здоров, не забувай на безталаннi Т Шевченка.
Адрес: в г. Оренбург. Его благородию
Карлу Ивановичу Герну в генеральный штаб с передачею.
До А. Лизогуба__
14 марта 1850_
г. Оренбург._
Друже мiй єдиний!
Я не знаю, що б зi мною сталося, якби не ви? В великiй пригодi стали менi оцi 50 карб. Розпитайте Iллю Iвановича, я йому пишу. Що значать грошi при убожествi? Якби не ви, то мене б давно з нудьги не стало! Ато все-таки хоч украдучи та трошки помалюю, а воно [кiлька слiв закреслено] й полегша!
Не знаю, чи доведеться менi хоч що-небудь намалювать на Каспiйському морi? Бо мене весною туди поженуть. Якщо доведеться, то пошлю до вас, тiльки вже цiни не поставлю, а продасте так, як вам бог поможе.
От яка моя доля погана! Я, вставши раненько, заходився писать до вас лист оцей – тiльки що заходився, а тут чорт несе єфрейтора (звичайно, найнятого, щоб давав знать, бо я живу тепер не в казармах). Пожалуйте к фельдфебелю! Треба було лист покинуть, а сьогоднi пошта одходить!
То сяк, то так ублагавши фельдфебеля, вернувся я до хати i заходжуюся знову, а часи беруться вже коло першого, то вибачте, коли не все розкажу, що хотiлося б розказать, або що-небудь помилюся.
Подякуйте i ви за мене Iллю Iвановича за його благородную щедроту! А менi, бога для, вибачте!
А якщо трапиться менi ще що-небудь прислать до вас, то пiдписуйте ви самi мою фамiлiю, цiноброю, бо менi не можна.
Усе, що ви з ласки своєї послали, я получив. I Фому Кемпiйського получив. Спасибi тому доброму Михайловi, що вiн таки мене не забуває. Якщо ви знаєте його адрес, то пошлiть йому оцей листочок, а як нi, то одiшлiть В. Н., вона певно знає.
Спасибi вам за всi вашi блага! Не забувайте безталанного Т. Ш.
До 1-го маiя адрес мiй той [одно слово закреслено] самий, а там, здається, треба буде знову мовчать.
До А. Лизогуба_
Новопетровское укрепление. _
1852. Июля 16. _
Единый друже мой! Не прогневались ли вы за что на меня? Думаю, думаю, вспоминаю и в догадках теряюся, не обретаю за собою вины ни единыя. Впрочем, едва ли кто себя обвинит! Простите великодушно, аще что содеях пред вами по простоте моей, и напишите хоть единую строку, чтобы я мог ведать, что вас еще здрава бог милосердный носит по сей грешной земле. Вот уже третий год, как я не имею от вас никакого известия, последнее письмо ваше получил я в Оренбурге 1850, в последних числах мая, на которое по разным скверным приключениям не мог отвечать вскоре. А писал вам уже из Новопетровского укрепления того же года, месяца ноября. Вам и В. Н., и ни от вас, ни от В. Н. до сих пор не имею совершенно никаких известий, право, не знаю, что думать! Или панихиду по вас править, или думать, что вы на меня сердиты, за что ж бы вы на меня прогневались? Вопрос сей для меня узел Гордиев. Скорблю сердечно, и тем паче плачу, что я во узах моих с вами только и В. Н. иногда переписывался. Прошу вас, умоляю! Когда получите письмо мое, то хоть чистой бумаги в конверт запечатайте та пришлите, по крайней мере я буду знать, что вы здравствуете.
Не пишу вам ничего о самом себе, потому что нет хорошего материала для повествования. А описывать скверную, мою долю тошно и грешно, по-моему. Это. все равно, что роптать на бога. Пускай себе тянется жизнь моя невеселая, как мне бог дал. Одно, чего бы я просил у бога, как величайшего блага, это хоть перед смертью взглянуть разочек на вас, добрых друзей моих, на Днепр, на Киев, на Украину, и тогда как христианин спокойно умер бы я. И теперь не неволя давит меня в этой пустыне, а одиночество, вот мой лютейший враг! В этой широкой пустыне мне тесно, а я один. До вас, я думаю, не дошло сведение, где именно это Новопетровское укрепление, то я вам расскажу. Это будет на северо-восточном берегу Каспийского моря. На полуострове Мангишлаке. Пустыня, совершенная пустыня, без всякой растительности, песок да камень, и самые нищие обитатели – это кочующие кой-где киргизы. Смотря на эту безжизненность, такая тоска одолеет, что сам не знаешь, что с собою делать, и если б можно мне было рисовать, то, право, ничего не нарисовал бы, так пусто. Да я до сих пор не имею позволения рисовать, шестой год уже, ужасно!
Что же еще написать вам? Право, нечего, худого очень нет, а хорошего и подавно, монотонно, однообразно, больше, ничего. Начальника мне бог послал человека доброго, вообще люди добрые меня не чуждаются… живу я, как солдат, разумеется, в казармах. Удобный случай изучить солдатские обычаи и нравы. Смеюся сквозь слезы, что делать? Слезами горю не пособить, а уныние грех великий. Дожидаєм в укрепление нынешнего лета корпусного командира. Думаю просить, чтобы позволил мне в здешнюю церковь безмездно написать запрестольный образ во имя воскресения христова. Не знаю, что будет. Великой бы радостью подарил меня, если бы позволил, вот уже шестой год, как я кисти и не видал.
Прошу вас, пишите ко мне, хоть одну строчку, чтоб я знал, что вы живы и здоровы. Илье Ивановичу и всему дому вашему до земли поклон. Соседу вашему и соседке в Бегаче тоже. Прощайте. Остаюсь в ожидании известия от вас, ваш искренний
Т. Шевченко.
Адресуйте ко мне так:
Его Высокоблагородию
Антону Петровичу
Маевскому,
Коменданту Новопетровского укрепления.
Летом в г. Астрахань
Зимою в г. Гурьев, на Урале.
