Артур Дойль - Уроки жизни
— Мистер Эдалджи, вы случайно не страдаете астигматической миопией?
Нам трудно судить о чувствах молодого юриста, ибо вряд ли он мог предполагать, что именно такими будут первые слова знаменитого писателя. Однако Конан-Дойль продолжал:
— Я по образованию врач. Мне показалось, что у вас ясно выраженный астигматизм, сопровождаемый близорукостью. Вы не носите очков?
— Нет. Я был у специалистов, но они не смогли подобрать мне очки. Они сказали…
— Поднимался ли вопрос о вашей болезни на суде?
— Сэр Артур, — ответил Джордж, — я хотел пригласить окулиста в качестве свидетеля, но мой адвокат сказал, что улики против меня настолько смехотворны, что никаких свидетелей не понадобится.
Никаких сомнений больше у Конан-Дойля не осталось. Ведь Джордж плохо видел и днём. Ночью же, в поле, он был бы беспомощен. Представить себе этого человека крадущимся ночью по полям невозможно.
И всё-таки Конан-Дойль немедленно отправился с Джорджем к известному окулисту. Врач обнаружил у Джорджа близорукость в восемь диоптрий.
11 января первая часть «Дела Джорджа Эдалджи» появилась на страницах «Дэйли телеграф» за подписью Конан-Дойля. Писатель подробно разбирал свидетельства обвинения и доказывал, что они не имеют никакого отношения к правосудию.
Конан-Дойль писал: «Если возможно извинить чувства тёмных обывателей, внушённые цветом кожи Эдалджи, то значительно труднее извинить главного констебля. Это, — продолжал Конан-Дойль, — повторение дела Дрейфуса. Капитан Дрейфус во Франции был сделан козлом отпущения, потому что был евреем. Эдалджи был сделан козлом отпущения в Англии, потому что он парс. Англия, которая привыкла гордиться тем, что она свободная страна, была возмущена до глубины души, узнав о деле Дрейфуса, о том, что такое может случиться во Франции. А почему же мы молчим, когда подобное случается у нас?»
«Правительство захлопнуло дверь перед лицом правосудия, — заканчивал статью писатель. — И теперь я обращаюсь к последней инстанции трибунала, трибунала, который никогда не должен ошибаться. Я обращаюсь к народу Великобритании с вопросом: неужели мы потерпим такое в нашей стране?»
На следующий день вся страна говорила об Эдалджи. Газета была завалена самыми противоречивыми откликами. Крупнейшие специалисты по уголовному праву требовали нового расследования. Министр внутренних дел был вынужден заявить, что дело Эдалджи «будет внимательно рассмотрено». Однако эти слова оставались словами. В то время в Англии не существовало апелляционного суда, и потому формально некому было пересматривать дело. Тогда Конан-Дойль решил найти настоящего преступника. Он отправился в деревню Грейт-Вирли собирать доказательства.
И вдруг Конан-Дойль начал получать анонимные письма.
Сравнив эти письма с письмами, приписываемыми Джорджу, Конан-Дойль пришёл к заключению:
«На основании почерка я полагаю, что письма 1892–1895 годов написаны подростком, который к 1903 году вырос, однако ни почерк, ни метод выражения не изменились коренным образом. Я предполагаю, что этот человек и виновен в резне».
Конан-Дойль обратил внимание, что с 1895 по 1903 год никто писем не получал.
Вернее всего, автор этих писем куда-то уезжал. Но куда? Писатель обратился к письму 1904 года. В нём автор несколько раз упоминает о море. Можно предположить, что он служил на каком-нибудь корабле. Да и последний выпад против Эдалджи-старшего в 1895 году исходил из прибрежного города Блекпул. Блекпул расположен по соседству с крупным портом Ливерпулем. И Конан-Дойль принял этот вариант в качестве рабочей гипотезы.
Необходимо было обнаружить, где мог учиться автор письма. Конан-Дойль обратился к архивам Вальсальской школы. Ключ от этой школы был подброшен вместе с мусором на участок священника. Подписаны письма именами разных учеников этой же школы. Кроме того, в письмах встречаются нападки на директора школы.
«Моим следующим шагом было выяснить: был ли в Вальсальской школе ученик, который а) не любил директора, б) отличался вредным характером, в) после школы ушёл служить в море».
И вот что выяснил писатель: в Вальсальской школе учился между 1890 и 1892 годом некий Питер Гудсон. Гудсон был исключён из школы, потому что никто не мог с ним справиться. Он был известен тем, что подделывал письма и документы. Никогда не расставался с ножом. После исключения из школы Питер поступил учеником к мяснику. Там он научился резать скот. В конце декабря 1895 года Питер нанялся на корабль и ушёл в море… Вернулся он домой в 1905 году и жил в деревне Грейт-Вирли.
Конан-Дойль нашёл в деревне некую миссис Смолкинг, которая рассказала, что в 1903 году зашла как-то в дом к Питеру. Разговор зашёл о преступлениях в округе. Питер подошёл к шкафу, вынул оттуда большой нож, которым режут скот, и сказал:
— Посмотрите, вот этой штукой и зарезана вся скотина.
— Немедленно спрячьте нож, — сказала миссис Смолкинг. — А то я ещё подумаю, что вы и есть преступник.
Питер спрятал нож в шкаф.
Впоследствии Конан-Дойль раздобыл этот нож и переслал его в министерство внутренних дел. Больше того, Конан-Дойль доказал, что все лошади и коровы были зарезаны в 1903 году именно этим ножом.
Выяснилось также, что вначале Питеру помогал писать письма его старший брат — вся семья Гудсонов жгучей ненавистью ненавидела «цветных» Эдалджи.
Все улики, собранные в деревне, Конан-Дойль переслал в министерство внутренних дел, которое было вынуждено создать специальную комиссию для пересмотра дела Эдалджи. Писатель не сомневался, что дело будет выиграно.
— Мне осталось только пригласить Джорджа к себе на свадьбу, — писал он.
В мае было опубликовано решение комиссии. Комиссия признавала, что Эдалджи был неправильно обвинён в преступлении, но, с другой стороны, комиссия продолжала считать, что Джордж мог быть автором анонимных писем. «Несмотря на то, что он не виноват в преступлении, он до какой-то степени виноват в тех неприятностях, которые ему пришлось пережить». Поэтому комиссия признавала, что Джордж должен быть оправдан, однако в компенсации за трёхлетнее заключение ему было отказано, потому что он сам якобы был виновен в том, что его арестовали.
Другими словами, комиссия пошла на компромисс.
Общественность, убеждённая Конан-Дойлем в полной непричастности Джорджа к этому делу, была возмущена. Последовали ядовитые запросы правительству в Палате общин. Общество юристов единогласно постановило восстановить Эдалджи в правах. «Дэйли телеграф» объявила подписную кампанию сбора средств в пользу Джорджа.
А Конан-Дойль, едва владеющий собой от возмущения, бросился в министерство внутренних дел.
— Вы, очевидно, полагаете, что Джордж Эдалджи сумасшедший? — требовал он ответа.
— Нет, не полагаем.
— Тогда вы считаете, что он и мне посылал угрожающие письма?
— Обратитесь к докладу комиссии. Мы ничего не можем добавить.
Но Конан-Дойль не сдался. Он выступил с серией статей «Кто написал письма?». Писатель раздобыл образцы почерков Джорджа и Питера Гудсона, подозреваемого в преступлении, привлёк крупнейших экспертов-графологов, в том числе и тех, кто выступал на стороне защиты в деле Дрейфуса. Мнение экспертов было единогласным: авторами писем являются Питер Гудсон и его брат.
В ответ министерство заявило, что оно не собирается открывать дела против Гудсона. Дальнейшего расследования не будет.
…В конце того же года в газетах появились сообщения: «Женитьба сэра Конан-Дойля».
На свадьбе присутствовали только самые близкие друзья. Среди них был гость, которого встретили особенно тепло. Это был Джордж Эдалджи.
Эдалджи, который принёс в подарок новобрачным однотомники Шекспира и Теннисона, был смущён тем, что общее внимание приковано к нему.
И на вокзале, перед тем как поезд увёз Конан-Дойля в свадебное путешествие, он подошёл к сэру Артуру и тихо сказал:
— Я счастлив. Мне вообще-то повезло.
В том же году не без усилий Конан-Дойля в Англии был создан наконец апелляционный суд.
Джон Диксон-Карр
Странные уроки, преподанные жизнью[2]
Кровавая расправа на Мэнор-Плейс
Люди, изучавшие психологию преступления, знают, что главной его основой является непомерно развитый эгоизм. Себялюбец такого рода теряет всякое чувство меры, он только и думает что о себе; вся цель его заключается в том, чтобы удовлетворить собственные желания и прихоти. Что касается до других людей, то соображения об их благе и интересах себялюбцу чужды и непонятны.
Порой случается, что к преступлению человека побуждают импульсивность его характера, мечтательность или ревность. Всё это бывает, но самая опасная, самая отталкивающая преступность та, что основана на себялюбии, доведённом до безумия. В английской литературе тип такого эгоиста выведен в лице сэра Виллоугби Паттерна. Сей господин безобиден и даже забавен до той поры, пока желания его удовлетворяются, но затроньте его интересы, не выполните какого-либо его желания — и этот безобидный человек начинает делать ужасные вещи. Гексли сказал где-то, что жизнь человеческая — это игра с невидимым партнёром. Попробуйте сделать в игре ошибку, и ваш невидимый партнёр сейчас же вас за эту ошибку накажет. Если Гексли прав, то приходится признать, что самой грубой и непростительной ошибкой в игре жизни является непомерный эгоизм. За ошибку подобного свойства человеку приходится более всего расплачиваться, — разве только посторонние, следящие за игрой, не сжалятся над ним и не примут на себя часть проигрыша.
