Ёсида Кэнко-Хоси - Записки от скуки
— А если ястреб и сядет, что за беда?! Вот какова душа этого вельможи! — и уже не стал, как передают, заходить к нему.
Этот случай припомнился мне, когда на коньке крыши во дворце Кодзакадоно, где жил принц Аяно Кодзи, однажды тоже была протянута веревка. Один человек сказал мне тогда:
— Здесь стаями летают вороны. Его высочеству больно видеть, как они таскают из пруда лягушек.
«Как это замечательно!» — подумал я тогда. Может быть, у Готокудайдзи тоже были какие-нибудь веские причины?
XI
Это было в месяце каннадзуки,[15] в долине под названием Курусу. Бредя в поисках одного горного селения по бесконечно длинной замшелой тропинке, я нашел одинокую заброшенную хижину.
Не раздавалось ни звука, только вода капала из бамбуковой трубы, схороненной под опавшими листьями. В хижине на полке акадана[16] были рассыпаны сорванные хризантемы и алые листья клена: должно быть, здесь кто-то жил. Как зачарованный смотрел я вокруг: «Ну что ж, можно жить и так!»
Тем временем в тамошнем садике я заметил большое мандариновое дерево. Его ветви склонялись под тяжестью плодов, но дерево было обнесено глухой изгородью. Меня это несколько отрезвило. «О, если бы не было этого дерева!» — подумалось мне.
XII
Приятно бывает в задушевной беседе с человеком одних с вами вкусов беспечно поболтать и о чем-нибудь интересном, да и просто так, о разном вздоре. Когда же нет такого человека, а собеседник обеспокоен лишь тем, чтобы не перечить вам в какой-нибудь мелочи, появляется чувство одиночества.
Случается иной раз вести разговоры с разными людьми. От одного только и слышишь: «Да, действительно». Другой не во всем согласен с вами и начинает спорить. «А я так не считаю, — заявляет он, — вот так-то, по таким-то причинам». В этих случаях кажется, что разговор помогает рассеять скуку, но в действительности в разговоре с инакомыслящим человеком можно высказываться лишь о пустяках. Как это грустно, когда близкий ваш друг — далеко!
XIII
Ни с чем не сравнимое наслаждение получаешь, когда в одиночестве, открыв при свете лампады книгу, приглашаешь в друзья людей невидимого мира.[17]
Книги эти — изумительные свитки «Литературного изборника», «Сборник сочинений господина Бо», речения Лао-цзы, «Каноническая книга мудреца из Наньхуа».[19] Древние творения, созданные учеными нашей страны, тоже полны обаяния.
XIV
Очень занятны японские песни. Даже труд презренных лесорубов облагораживается, когда о нем поют; даже ужасный вепрь, если сказать: «Спящего вепря ложе», начинает казаться добрым.
В нынешних песнях отдельные строки кажутся составленными весьма искусно, но они почему-то совсем не то, что старинные песни, где все — не только слова — казалось исполненным очарования.
Цураюки[20] говорил:
Хотя из нитей
Не сплетен
(разлуки путь)…
Говорят, что это стихотворение считалось наихудшим в «Собрании старинных и новых песен»,[21] но тем не менее сразу видно, что такой оборот не мог бы сочинить наш современник. В песнях того времени выражения и слова такого рода встречались особенно часто. Трудно понять, почему такая слава закрепилась именно за этими стихами. В «Повести о Гэндзи»[22] они записаны так:
Хотя и не сплетен (разлуки путь)…
Точно так же отзываются и о стихах из «Нового собрания старинных и новых песен»[23]
Даже сосна, что (хвою) сберегает,
На вершине унынья полна.
Действительно, по форме они выглядят немного бессвязными, однако в дневнике Иэнага[24] написано, что при опросе во время поэтических состязаний это стихотворение было признано отменным, и его величество, особенно этим стихотворением растроганный, отозвался и потом о нем с похвалой.
Говорят, будто исстари не меняются лишь законы стихосложения. Не знаю, так ли это. Когда читаешь стихи древних поэтов, где слова и образы те же, что звучат и поныне, впечатление складывается совсем иное. Они кажутся легкими, изящными, чистыми по форме и глубокими по очарованию. Да и слова песен эйкёку из сборника Рёдзинхисё[25] тоже полны очарования.
Как прекрасно звучало все — даже случайно оброненные слова — в устах древних!
XV
Отправляясь в небольшое путешествие, все равно куда, ты как будто просыпаешься. Когда идешь, глядя окрест, обнаруживаешь множество необычного и в заурядной деревушке, и в горном селении. Улучив момент, отправляешь в столицу послание: «Не забудь при случае того, сего». Это занятно.
В такой обстановке занимает решительно все. Даже привычная утварь кажется прелестной, а люди талантливые или красивые представляются очаровательнее обычного.
Интересно также укрыться тайком в храме или святилище…
XVI
Танец кагура[26] изящен и интересен. Из музыкальных инструментов вообще хороши флейта и хитирики. Но всегда хочется слушать бива и японскую арфу.[27]
XVII
Служить Будде, затворившись в горном храме, — и не наскучит, и создает чувство очищения помраченности в душе.[28]
XVIII
Должно быть, изумительно, когда человек скромно ведет себя, избегает роскоши, не приемлет богатств и не прельщается мирскими страстями. Издревле среди мудрых богатые — редкость. В Китае жил некогда человек по имени Сюй Ю.[29] У него не было ничего — никакого имущества, он даже воду пил, зачерпывая ладонями. Увидев это, кто-то принес ему сосуд из тыквы, но однажды, когда мудрец повесил его на сучок, сосуд загудел под ветром. Сюй Ю выбросил его, сказав: «Как он докучлив!» И опять он стал пить воду, зачерпывая ладонями. Как же, наверное, ясно было у него на душе! Сун Чэнь[30] в зимние месяцы не имел постели — у него была лишь охапка соломы. Вечером он ложился на нее, утром убирал. Китайцы сочли это замечательным, а посему описали и описания эти передали потомкам. А наши даже изустно не могут рассказать о таких поступках.
XIX
Смена времен года очаровательна в любой мелочи. Вероятно, каждый скажет, что очарование вещей осенью всего сильнее. Это, конечно, так, но, по-моему, весна более всего приводит в движение наши чувства.
С той поры как щебет птиц зазвучит как-то особенно по-весеннему, как в мягком солнечном свете возле заборов начинает прорастать травка, весна постепенно вступает в свои права: расстилаются туманы и мало-помалу распускаются цветы. И тут как раз налетают дождь и ветер, суматошно разбрасывают цветы и мчатся дальше. Пока не появится молодая листва, цветы доставляют одни только беспокойства.
Не только прославленный аромат цветущего апельсина,[31] но и благоухание сливы, воскрешая минувшее, любовно напоминает о нем. Много незабываемого таят в себе и красота горных роз, и изменчивый облик глициний.
Кто-то говорил мне, что во время праздника Омовения Будды и в те дни, когда отмечают праздник в святилище Камо,[32] «когда ветки буйно зарастают молодыми листочками, — и очарование мира ощущаешь сильнее, и людская любовь становится совершеннее». Поистине это так.
А разве не сжимается сердце в пятую луну, когда в карнизы втыкают ирис,[33] высаживают рассаду или когда трещат коростели!
В шестую луну чарует вид белеющей возле убогой хижины тыквы-горлянки и дымок костра — защита от москитов. Есть своя прелесть и в заклинаниях шестой луны.[34]
А как прекрасны празднования седьмого вечера![35]
Осенью, в ту пору, когда ночи становятся все холоднее, когда с криком улетают дикие гуси, когда нижние листья кустов хаги меняют окраску, накапливается особенно много дел: сжать рис, просушить поля… Прелестно и утро после бури.
Если продолжать разговор, то окажется, что все это давно уже описано в «Повести о Гэндзи» и «Записках у изголовья», и все-таки невозможно не говорить об этом снова и снова. Поскольку не высказывать того, что думаешь, — это все равно что ходить со вспученным животом, нужно, повинуясь кисти, предаться этой пустой забаве, затем все порвать и выбросить, и тогда люди ничего не смогут увидеть.
Но и картина зимнего увядания едва ли хуже осенней. Восхитительны багряные листья, опавшие на траву возле пруда, белым-белое от инея утро и пар, что поднимается от ручейка. Преисполнена ни с чем не сравнимым очарованием и та пора, когда год кончается и всякий человек занят своими хлопотами. Грустен вид неба после двадцатого числа с его холодным и чистым месяцем, который ничем не интересен и которым никто не любуется. Очаровательны и величественны такие церемонии, как Имена будд или Выход посыльного пред лотосом.[36] В это время процветают дворцовые обряды, среди которых такими значительными бывают непрестанные хлопоты, связанные с заботами о грядущей весне! Интересно, когда Изгнание демона переходит в Почитание четырех сторон.[37]
