Джордж Оруэлл - Ферма животных
И помните, товарищи, ваша решимость должна быть непоколебимой. Никакие доводы не должны увлечь вас в сторону от прямого пути. Не слушайте тех, кто скажет вам, что у человека и животного общие интересы, что его процветание означает процветание и для нас. Всё это — ложь. Человек не служит ничьим интересам, кроме своих собственных. Но среди нас, животных, да будет полное единение, полное содружество в общей борьбе. Все люди наши враги. Все животные — наши друзья».
В этот момент поднялась страшная сумятица. Пока Майор говорил, четверка больших крыс выползла из нор и уселась на задних лапах послушать речь. Собаки, внезапно заметившие зверьков, кинулись, — и лишь быстрота, с которой крысы нырнули в норы, спасла их от смерти, Майор поднял копытце, призывая к молчанию.
«Товарищи, — сказал он, — вот вопрос, который надо уладить. Дикие животные — крысы, зайцы — друзья они нам или враги? Давайте проголосуем. Друзья ли нам крысы? Ставлю вопрос на голосование».
Голосование состоялось немедленно и подавляющим большинством голосов было решено, что крысы — друзья. Оказалось лишь четыре несогласных: три собаки и кошка, которая, как позднее выяснилось, голосовала «за» с обеими сторонами. Майор продолжал:
«Мне осталось сказать немногое. Я повторю лишь: помните всегда, ваш долг — враждовать с Человеком. Всякий, кто передвигается на двух ногах, — враг. Все четвероногие и крылатые — друзья. И запомните — сражаясь с Человеком, мы не должны перенимать его обычаев. Даже победив его, мы не должны унаследовать его пороки. Ни одно животное не должно жить в доме, спать в кровати, носить одежду, пить алкогольные напитки, курить табак, прикасаться к деньгам, заниматься торговлей. Все обычаи Человека — зло. И — превыше всего: ни одно животное не смеет убить другое животное. Все животные равны.
А теперь, товарищи, я расскажу вам то, что привиделось мне прошлой ночью. Описать это полностью я не в состоянии. Я увидел Землю — какой она будет, когда Человек исчезнет. И я вспомнил давным-давно позабытое. Много лет назад, когда я был ещё совсем маленьким поросенком, моя мать и другие матки певали одну старую песню, из которой знали лишь первых три слова. Мотив я помнил в детстве, но давно позабыл. Но прошлой ночью во сне я вспомнил его. Более того, и слова песни вспомнились мне; я уверен, что эту песню пели все животные в древности, что слова её были просто утрачены много поколений назад. Сейчас я спою вам эту песню, товарищи, я стар, и голос у меня сиплый, но когда я передам вам мотив, вы сами споете лучше. Песня называется «Звери Англии».
Старик Майор откашлялся и начал петь. Голос его и вправду звучал сипло, но пел он довольно хорошо. Мотив был бодрый и волнующий (нечто среднее между мелодиями «Клементайна» и «Ла Кукарачча»). Слова же были такие:
Звери Англии и Ирландии,
Звери всех стран и климатов,
Внемлите радостным моим вестям
О золотом грядущем веке.
Рано или поздно день придёт:
Свергнут будет тиран человек,
И плодоносные поля Англии
Одни лишь звери будут топтать.
Исчезнут кольца, что дырявят наши носы,
И упряжь, что тяготит наши спины,
Навек заржавеет уздечка и шпора,
Никогда больше не щелкнет кнут.
Богатства, которых не представить,
Пшеница и сено, ячмень и овес,
Клевер, горох и фасоль
Станут нашими в этот день.
Ярко засияют поля Англии,
Чище станут ее воды,
И нежнее подует ветерок
В день нашей свободы.
Станем же трудиться ради этого дня,
Даже не зная, когда он наступит —
Коровы и лошади, индюки и гуси —
Ради светлого дня свободы.
Звери Англии и Ирландии,
Звери всех стран и климатов,
Внемлите радостным моим вестям
О золотом грядущем веке.
Эта песня привела всех животных в величайшее волнение. Майор едва успел допеть до конца, как все подхватили песню. Даже самые глупые из животных успели усвоить мотив и хотя бы несколько слов, а умные — свиньи и собаки — выучили песню наизусть за несколько минут. И вскоре, после нескольких попыток, голоса собравшихся слились в единый громовый хор. Коровы мычали песню, собаки скулили её, овцы блеяли её, лошади ржали её, утки крякали её. Песня так понравилась, что её пропели пять раз подряд и возможно, начали бы в шестой, если бы животным не помешали.
К несчастью хор разбудил мистера Джонса, и он тут же выскочил из постели, не сомневаясь, что в амбар забралась лисица. Схватив ружье, которое всегда стояло у него в спальне, он выпустил заряд в темноту. Дробь врезалась в стену амбара, и собрание кончилось переполохом. Каждый помчался к обычному месту ночлега. Птицы взлетели на свой насест, животные улеглись в стойла, и через мгновение ферма погрузилась в сон.
Глава 2
Три ночи спустя Майор мирно скончался во сне. Тело его было зарыто у изгороди.
Случилось это в начале марта. А следующие три месяца на ферме непрерывно разрасталось тайное движение. После речи Майора наиболее смышленые животные увидели мир совершенно по-новому. Не зная, когда ожидать Восстания, не имея уверенности в том, что оно произойдёт при их жизни, эти животные, тем не менее, отчетливо сознавали свой долг — готовиться к нему. Работа по обучению и организации масс пришлась, естественно, на долю свиней, которые по общему признанию были самыми разумными из животных. Наиболее выдающимися из них были два молодых хряка: Снежок и Наполеон, которых м-р Джонс выращивал на продажу. Единственный беркширец на ферме, крупный, довольно свирепого вида, Наполеон был молчалив, но, как всем было известно, умел добиваться своего. Снежок был гораздо более живым, разговорчивым и изобретательным, но считалось, что по глубине характера он уступал Наполеону. Остальные кабанчики были кастраты. Самым известным из них был маленький жирный Пискун — сильно округленные щечки, поблескивающие глазки, пронзительный голос, короткие ножки. В умении вести беседу ему не было равных; его манера подергивать хвостиком, покачиваясь всем телом из стороны в сторону во время трудного спора, была необычайно убедительна. Свиньи поговаривали, что Пискун вполне способен в споре превратить черное в белое.
Эти трое, разработав учение старика Майора, создали целое философское направление, которому и дали имя Анимализм. Почти каждую ночь, сразу после того, как м-р Джонс укладывался спать, они проводили в амбаре секретные совещания, на которых разъясняли другим Основы Анимализма. В самом начале им пришлось столкнуться с глупостью и безразличием. Некоторые животные даже поминали долг верности мистеру Джонсу, которого называли «Хозяин»», и высказывали примитивные мысли вроде того, что «м-р Джонс нас кормит, и если его не будет, мы все умрем с голоду». Другие спрашивали: «Какое мне дело до того, что произойдет после нашей смерти», или — «Если это Восстание всё равно должно произойти, то какая разница — будем мы стремиться к нему или нет?» Свиньям приходилось преодолевать громадные трудности, дабы заставить сомневающихся понять, что такие речи противоречат духу Анимализма. А самые глупые вопросы задавала белая кобылка Молли. Первое, о чем она спросила у Снежка: «А сахар после Восстания будет?» «Нет, — твердо ответил Снежок, — Мы не сможем изготовлять сахар на ферме. К тому же тебе сахар не нужен. У тебя будет вдоволь овса и сена».
«А ленты в гриву мне можно будет вплетать?» — спросила Молли. «Товарищ, — отвечал ей Снежок, — пойми, что ленты, которые ты так любишь, — знак рабства. Неужели ты не понимаешь, что свобода дороже лент?» Молли выразила согласие, но прозвучало оно не слишком убедительно.
Ещё труднее было свиньям бороться против лживых басен, которые распространял Мозес, ручной ворон. Мозес, любимчик мистера Джонса, шпион и сплетник, был к тому же ловким говоруном. Он утверждал, что ему известно о существовании таинственной страны, называемой Леденцовая гора, куда попадают все животные после смерти. По словам Мозеса, эта страна находится где-то в небесах, сразу за тучами. На Леденцовой горе воскресенье — семь раз в неделю, клевер в цвету круглый год, рафинад и тминные хлебцы растут прямо на изгородях. Животные, правда, терпеть не могли Мозеса, который лишь болтал, но никогда не трудился, однако в Леденцовую гору кое-кто поверил, и свиньям пришлось долго убеждать легковеров в том, что такого места не существует.
Самыми преданными учениками свиней оказались тяжеловозы — Боксер и Люцерна. Им обоим было трудно самостоятельно всё продумать, но, однажды признав свиней своими учителями, они впитывали всё, что им говорилось, и затем передавали это простыми словами другим животным. Они неукоснительно посещали секретные собрания в амбаре и первыми заводили «Звери Англии», когда заканчивалось очередное собрание.
