Сабахаттин Али - Дьявол внутри нас
Омер наконец повернул голову и коротко бросил:
- Садись и молчи!
Нихад повиновался. Пассажиры не спеша поднимались со своих мест и направлялись к выходу. Они заслоняли скамейку напротив, и Омер, чтобы не прерывать наблюдений, вытягивал шею, наклонялся то вправо, то влево. Не выдержав, Нихад толкнул его локтем. ' - Слушай, мне надоело! Скажи в конце концов, что ты высматриваешь?
Омер медленно повернул голову.
- Там сидела девушка. Ты видел? - проговорил он таким тоном, точно сообщил о непоправимом несчастье.
- Не видел. Ну что из этого?
- И я никогда раньше не видел.
- Что за вздор ты несешь?!
- Я говорю, что сроду не видел более прекрасного создания.
Нихад досадливо поморщился и снова встал.
- Нет, не стать тебе серьезным человеком, хоть ты и не дурак и поговорить мастер.
Какое-то время слабая ироническая улыбка еще дрожала на его губах, затем лицо приняло прежнее равнодушное выражение. Омер тоже поднялся. Встав на носки и вытянув шею, он принялся выискивать кого-то в толпе. Потом обернулся к Нихаду.
- Все еще сидит, - сообщил он. - Молчи и слушай! Это самые важные минуты в моей жизни. Не было случая, чтобы предчувствие обмануло меня. Произошло или вот-вот произойдет нечто роковое: мне кажется, я знал эту девушку еще до своего рождения, до сотворения мира. Как это объяснить? Неужели, чтобы ты понял, обязательно нужно сказать: «Я, безумец, влюбился с первого взгляда, пропал, погиб, сгорел!» Самое удивительное, что,кроме этих слов, мне вообще ничего больше не приходит в голову. Странно, что я вообще могу болтать с тобой. Каждая минута, проведенная вдали от нее, равносильна для меня смерти. Не удивляйся, что та самая смерть, которую еще недавно я почитал за высшее благо, перестала казаться привлекательной. Почему? Откуда мне знать? Да я и не собираюсь объяснять. Что толку? Только прошу тебя, не умничай сейчас, не умничай, пожалуйста! Посоветуй лучше, как мне быть! Если я сейчас потеряю эту девушку, вся моя жизнь уйдет на то, чтобы отыскать ее вновь. И длиться это будет недолго… Впрочем, ерунду я говорю… И тем не менее сущую правду. Никогда больше не видеть ее? Ничего страшней этого не могу себе вообразить. Подумай только, сейчас я не могу даже вспомнить ее лицо. Но уверен, что в глубине моей памяти, с давно забытых времен хранится четкий, словно высеченный в камне ее образ. Если я даже закрою глаза и смешаюсь с толпой, все равно неведомая сила приведет меня к ней.
Произнеся сей лихорадочный монолог, Омер и в самом деле сомкнул глаза и, схватив Нихада за руку, сделал несколько шагов. Пальцы его дрожали, как у человека в приступе малярии, и Нихад настороженно посмотрел на него. Хоть и привык он ко всякого рода сумасбродным выходкам приятеля, но такое сильное волнение все же поразило его.
- Странный ты человек! - только и мог он сказать. Влажная ладонь Омера еще крепче сжала его
пальцы.
- Смотри, смотри! Она все еще здесь!
Нихад повернул голову и увидел на опустевшей скамье черноволосую девушку с нотной папкой в руках. Рядом сидела пожилая полная дама; обе оживленно беседовали. На таком расстоянии трудно было разобрать о чем. Девушка то умолкала с видом человека, окончательно решившегося на что-то, то снова произносила несколько фраз, словно сообщала об окончательно принятом решении. Взгляд ее был строг и прям, очертания подбородка свидетельствовали о сильной воле. Все в ней дышало простотой и естественностью. Порой ее рука в неторопливом, уверенном жесте опускалась на обитую клеенкой скамью; пальцы были тонкие, бледные, с коротко остриженными ногтями. Оглядев девушку с ног до головы, Нихад перевел глаза на приятеля, словно спрашивая его: «Ну что особенного ты в ней нашел?»
- Молчи, - пробормотал Омер глухим, точно со сна, голосом. - У тебя на лице написано, что ты намерен изречь какую-то глупость. Но я окончательно решился. Сейчас подойду к ней, возьму за руку и… - он умолк, на мгновенье задумался и продолжил: - …и, наверное, что-нибудь скажу ей. А может быть, она первая заговорит со мной. Уверен, она меня тотчас признает и не в силах будет этого скрыть. Хочешь, пойдем вместе, ты станешь рядом и послушаешь, о чем мы будем говорить. Разговор с девушкой, которую я знал еще до сотворения мира, должен быть необыкновенным!
Он потянул Нихада за рукав. Но тот вырвался.
- Тебе скандала хочется?
- Какого скандала?
- Она непременно позовет полицейского. И тот, не долго думая, заберет тебя в участок. Будет наука шалопаю! Какими глупостями набита твоя голова! Неужели ты никогда не научишься смотреть на себя и на окружающих как все нормальные люди? Так и будешь всю жизнь донкихотствовать - гоняться за выдуманными призраками? Неужто, зная, как мир банален, будешь весь век ждать от себя и других только необычайного? Минуту назад ты философски рассуждал о том, что в мире ничего нельзя изменить,и тут же собираешься совершить легкомысленный поступок, достойный только какого-то вертопраха. Чем же ты отличаешься от любого безумца, одержимого любовью? Не понимаю!
- Сейчас поймешь! - ответил Омер с видом оскорбленного достоинства. - Людям с птичьими мозгами, вроде тебя, ввек не постичь сложных, таинственных жизненных связей. Подожди-ка меня здесь!
Он направился к девушке. Нихад отвернулся и, глядя в открытое море, стал ждать неминуемого скандала.
Омер медленно приближался к незнакомке, не отрывая глаз от ее лица.
- Омер! - вдруг долетел до его ушей женский голос. - Как поживаешь? Где ты пропадал? - Он вздрогнул, словно очнувшись от глубокого сна, и перевел изумленный взгляд на пожилую спутницу девушки. Это была его дальняя родственница Эмине-ханым.
- Что же ты, милый мой, смотришь в нашу сторону и не замечаешь меня? - продолжала Эмине-ханым. - Я сижу и думаю: когда наконец догадается подойти, а он все болтает и болтает. Пошли, не то пароход увезет нас обратно.
Женщины поднялись.
- Ей-богу, тетушка, сам не знаю, как это вышло, - оправдывался ошарашенный Омер. - Занятия, работа. Никак не выберу времени. И потом, вы ведь меня хорошо знаете и не станете из-за этого обижаться.
Тетушка Эмине рассмеялась:
- Да, не мне, дружок, на тебя обижаться! Ведь ты даже матери и то ни одного письмеца за год не удосужишься послать. Ладно уж! Раз встретились, давай рассказывай, что поделываешь.
- Все по-старому, - сказал Омер, не отрывая глаз от спутницы тетушки Эмине. - Ничего нового.
Они поднялись на мост и направились к старому городу.
Скользнув взглядом по жирному затылку тетушки, Омер неожиданно встретился глазами с девушкой, которая за все это время не проронила ни слова. Она пристально смотрела на него, словно силясь что-то вспомнить. На щеках у нее дрожали тени от ресниц. Омер вопросительно глянул на тетушку.
- Ах да! Я ведь не представила ее тебе, - спохватилась Эмине, сразу же вспомнив о благородных манерах, которыми так любят щегольнуть анатолийцы, долго живущие в Стамбуле. - Впрочем, вы же знакомы. Посмотрим, посмотрим, вспомнишь ли ты Маджи-де. Она ведь доводится внучкой дяде твоей матери. Правда, когда ты уехал из Балыкесира, она была еще во-о-т такая. Маджиде живет у нас уже полгода. Играет на рояле, в школу специальную ходит.
Омер повернулся к Маджиде и протянул руку.
- Я учусь в консерватории, - пояснила она, отвечая на рукопожатие Омера, и сразу же опустила глаза.
Омер попытался припомнить из доброй сотни своих родичей, живущих в Стамбуле, Балыкесире и других городах, дядюшку своей матери и его внучку. Взглянув снова на Эмине, он заметил, что та чем-то обеспокоена. За спиной у девушки тетя делала ему знаки, которые, по всей видимости, означали: «При ней нельзя об этом говорить!»
Заинтересованный, он нагнулся к Эмине, и та быстро прошептала:
- Молчи. Не спрашивай, что с нами случилось! Зайдешь, расскажу.
Она многозначительно посмотрела на девушку, и Омер уловил в ее лице тревогу и сострадание.
- Бедняжка еще ничего не знает, - шептала ему прямо в ухо тетушка, - никак не решусь ей сказать. Неделю назад мы получили известие, что у нее умер отец. Прямо не знаю, как быть.
Омер вдруг почувствовал, как в нем шевельнулось что-то похожее на радость, но уже в следующее мгновенье он укорил себя. «Стыдно радоваться смерти ее отца только потому, что это несчастье может быть тебе на руку, - рассуждал про себя Омер. - Но, увы, в каждом человеке таится корыстолюбец, которому нет никакого дела до морали. Он дает свою оценку событиям и всегда одерживает верх».
Тетушка истолковала его задумчивость по-своему - как признак искренней скорби по поводу смерти родственника.
- Зайди к нам, - снова шепнула она. - Я все тебе расскажу. Долгая история…
Они подошли к трамвайной остановке на Эминеню. Здесь тетушка Эмине и Маджиде распрощались с Омером. Молодой человек долго смотрел им вслед, безотчетно надеясь, что девушка обернется. Но она не оглянулась; стройная, тонкая, она легко ступала в своих туфельках на низком каблуке, казалось, плыла над мостовой. Потом вскочила на подножку трамвая и подала руку тетушке Эмине.
