Теодор Драйзер - Американская трагедия
— Они никогда мне ничего такого не говорили, — ответил Клайд.
— Очень жаль. Я мог бы их избавить от массы хлопот. Итак, это снимки, найденные в аппарате, и сделаны они были сразу после пережитого вами душевного переворота, — помните?
— Я помню, когда они были сделаны, — угрюмо ответил Клайд.
— Ну да, они были сделаны перед тем, как вы оба в последний раз отплыли от берега, перед тем, как вы наконец сказали ей все, что вы там хотели сказать, перед тем, как убили ее, — в то самое время, когда, по вашим же показаниям, она была очень печальна.
— Нет, печальна она была накануне. — возразил Клайд.
— А, понятно. Ну, во всяком случае, на этих снимках она что-то чересчур весела для человека, который был так подавлен и расстроен, как выходит по вашим рассказам.
— Но ведь в это время она вовсе не была такой подавленной, как накануне, — выпалил Клайд: это была правда, и он хорошо это помнил.
— Понятно. А теперь поглядите вот на эти снимки. Хотя бы на эти три. Где они были сделаны?
— Кажется, на даче Крэнстонов на Двенадцатом озере.
— Правильно. Восемнадцатого или девятнадцатого июня, — так?
— Кажется, девятнадцатого.
— А не помните ли, какое письмо написала вам Роберта девятнадцатого июня?
— Нет, сэр.
— Вы не помните ни одного из ее писем в отдельности?
— Нет, сэр.
— Но вы говорили, что все они были очень грустные?
— Да, сэр, это верно.
— Так вот, у меня в руках письмо, написанное в то самое время, когда сделаны эти снимки. — Тут Мейсон повернулся к присяжным: — Я попрошу вас, господа присяжные заседатели, взглянуть на снимки, а затем выслушать один отрывок из письма, которое мисс Олден написала в тот день подсудимому. Он признался, что отказывался писать ей и старался пореже звонить по телефону, хотя и жалел ее. — И Мейсон взял письмо и, обращаясь к присяжным, прочел вслух длинную, горькую жалобу Роберты. — А вот еще четыре фотографии, Грифитс, — продолжал он, вручая Клайду снимки, сделанные на Медвежьем озере. — Очень весело, как по-вашему? Не слишком похоже на портрет человека, только что пережившего великий душевный переворот после длительных, ужасающих сомнений, тревог и дурного поведения, — человека, только что видевшего внезапную гибель женщины, с которой он поступил самым жестоким и бесчестным образом и свою вину перед которой как раз перед этим хотел загладить. Судя по этим снимкам, вы были беззаботнейшим человеком на свете, — верно?
— Но ведь это групповые снимки. Мне неудобно было не сняться вместе со всеми.
— Ну, а этот, где вы в воде? Вам ничуть не трудно было войти в воду на второй или на третий день после того, как Роберта Олден нашла свою могилу на дне Большой Выпи? Да еще после пережитого вами столь облагораживающего нравственного переворота, совершенно изменившего ваше к ней отношение?
— Я не хотел, чтобы кто-либо понял, что я был там с нею.
— Знаем, знаем. А как насчет вот этой фотографии — с банджо? Поглядите-ка! — И Мейсон протянул ему фотографию. — Очень весело, а? — съязвил он.
И растерянный, испуганный Клайд ответил:
— Но все равно, мне совсем не было весело!
— Даже когда вы играли на банджо? И когда развлекались гольфом и теннисом со своими друзьями на другой же день после ее смерти? И когда поедали тринадцатидолларовые завтраки? И когда снова находились в обществе мисс X, что, по вашим собственным показаниям, предпочитали всему на свете?
Мейсон не говорил, а рычал, — гневный, зловещий, свирепо иронизирующий.
— А все-таки именно тогда мне не было весело, сэр.
— Что значит «именно тогда»? Разве вы не были там, куда стремились?
— Видите ли, в известном смысле это, конечно, верно, — ответил Клайд, спрашивая себя, что подумает Сондра, когда прочтет его показания. А она, безусловно, их прочтет.
Все материалы процесса изо дня в день публикуются во всех газетах. Он не может отрицать, что был тогда подле Сондры и что стремился к этому. И, однако, ведь он не был счастлив. Как отчаянно несчастен он был, оттого что запутался в своем постыдном и жестоком замысле! Но как объяснить это, чтобы Сондра поняла, когда она станет читать, и чтобы все эти присяжные тоже поняли?
И Клайд прибавил, судорожно глотая пересохшим горлом и облизывая губы пересохшим языком:
— А все-таки мне было очень жаль мисс Олден. Я не мог тогда чувствовать себя счастливым, просто не мог. Я только старался так себя вести, чтобы люди не подумали, что я имею какое-то отношение к этой ее поездке, вот и все. Я не знал, как иначе этого добиться. Я не хотел, чтобы меня арестовали за то, чего я не делал.
— Да разве вы сами не знаете, что все это ложь! Вы же знаете, что лжете! — закричал Мейсон, словно призывая весь свет в свидетели, и его неистовства, страстного недоверия и презрения было достаточно, чтобы убедить и присяжных и публику, что Клайд — отъявленнейший лжец. — Вы слышали показания Руфуса Мартина, младшего повара, ездившего с вашей компанией на Медвежье озеро?
— Да, сэр.
— Вы слышали, как он под присягой показал, что видел вас с мисс X в укромном уголке на берегу Медвежьего озера и вы держали ее в объятиях и целовали? Было это?
— Да, сэр.
— И это ровно через четыре дня после того, как Роберта Олден осталась лежать на дне озера Большой Выпи?! Что же, вы и тогда боялись ареста?
— Да, сэр.
— Даже тогда, когда держали мисс X в объятиях и целовали ее?
— Да, сэр, — тоскливо и безнадежно повторил Клайд.
— Ну, знаете ли! — заорал Мейсон. — Никто бы не поверил, что такую чушь можно нести на суде, если бы мы тут не слышали все это собственными ушами! И вы сидите тут и под присягой заявляете суду, что могли разводить нежности, обнимая одну обманутую девушку, в то самое время как другая обманутая вами девушка лежала на дне озера за сто миль от вас, и при этом чувствовали себя несчастным и мучились угрызениями совести?
— А все-таки именно так и было, — ответил Клайд.
— Превосходно! Бесподобно! — вскричал Мейсон.
Утомленно вздыхая, он снова вытащил из кармана большой белый платок, обвел взглядом зал суда и стал вытирать лицо, всем своим видом говоря: «Ну, и тяжкая задача!» Потом продолжал с еще большей силой, чем прежде:
— Грифитс, только вчера, вот здесь, на свидетельском месте, вы под присягой показали, что, уезжая из Ликурга, вы совсем не предполагали отправиться на озеро Большой Выпи.
— Да, сэр, не предполагал.
— А оказавшись с мисс Олден вдвоем в номере гостиницы в Утике и увидев, как она утомлена и измучена, вы подали мысль, что какой-то отдых — небольшая прогулка, доступная вам при общих ваших скромных средствах, — пойдет ей на пользу. Так было дело?
— Да, сэр, так, — ответил Клайд.
— Но до той минуты вам и в голову не приходило поехать именно к озерам в Адирондакских горах?
— Нет, сэр… то есть я не думал о каком-либо определенном озере. Я думал, что мы могли бы, пожалуй, съездить в какое-нибудь дачное место — они ведь тут почти все около озер, — но я не имел в виду никакого определенного озера.
— Понятно. А когда вы предложили это, именно мисс Олден сказала, что надо достать какие-нибудь карты и путеводители, — так?
— Да, сэр.
— И вы спустились в вестибюль гостиницы и достали их?
— Да, сэр.
— В гостинице «Ренфру», в Утике?
— Да, сэр.
— А может быть, случайно, где-нибудь в другом месте?
— Нет, сэр.
— А потом, просматривая эти карты, вы оба увидели Луговое озеро и озеро Большой Выпи и решили туда поехать? Так было дело?
— Да, так мы решили, — ответил Клайд, с трудом подавляя тревогу. Он уже жалел, что сказал, будто достал путеводители в утикской гостинице. Может быть, тут опять скрыта какая-то западня…
— Вы и мисс Олден?
— Да, сэр.
— И вы вдвоем выбрали Луговое озеро, как самое подходящее, потому что там все особенно дешево, — так было дело?
— Да, сэр, так.
— Понятно. А это вы припоминаете? — И, взяв со стола несколько путеводителей (было удостоверено, что все они оказались среди вещей Клайда в его чемодане на Медвежьем озере в момент ареста), Мейсон вручил их Клайду. — Просмотрите их. Это и есть те справочники, которые я обнаружил в вашем чемодане на Медвежьем озере?
— Как будто те самые.
— Те самые, которые вы отыскали в киоске гостиницы «Ренфру» и отнесли наверх, в номер, чтобы показать мисс Олден?
Немало испуганный тщательностью, с которой Мейсон разбирался в этой истории с путеводителями, Клайд взял брошюрки и повертел в руках. Но так как штамп ликургской гостиницы «Привет из Ликурга — отель «Ликург», штат Нью-Йорк» был красный, почти такой же, как красный шрифт всего текста, Клайд даже теперь его не заметил. Он все вертел справочники в руках и наконец, решив, что тут нет никакого подвоха, ответил:
