Чарльз Диккенс - Жизнь и приключения Мартина Чезлвита
Тут он повесил голову и умолк. Он был так измучен и жалок, что не стоило осыпать его упреками, к тому же бесполезными.
— Пусть останется под рукой, — сказал Мартин, отворачиваясь от него, — но только уберите его куда-нибудь, ради бога!
— Он останется здесь, — шепнул Джон. — Идемте со мной! — Выйдя из комнаты и тихонько повернув ключ в замке, он повел Мартина в соседнюю комнату, где они сидели раньше.
Мартин был настолько потрясен и ошеломлен рассказом Льюсома, что прошло немало времени, прежде чем ему удалось собраться с мыслями и привести все слышанное в какой-то порядок, понять соотношение отдельных частей и охватить все подробности. Когда он составил себе ясное представление о деле, Джон Уэстлок высказал догадку, что преступление Джонаса, по всем вероятиям, известно и другим людям, которые пользуются этим в своих целях и держат его в повиновении, чему Том Пинч был случайным свидетелем и невольным помощником. Оба они согласились, что, верно, так и есть, но, вместо того чтобы облегчить им решение задачи, эта догадка еще больше запутала дело.
Но кто же эти лица, которые держат Джонаса в своей власти? Единственным, кого они более или менее знали, был хозяин Тома. Однако они не имели никакого права его расспрашивать, даже если бы разыскали, что, по словам Тома, было не так легко сделать. Но если даже допустить, что они его спросят и он ответит им (а это значило допустить очень много), разве он не мог сказать относительно происшествия на пристани, что его послали за Джонасом, который понадобился по какому-то важному делу, и тем бы кончился разговор.
Кроме того, было чрезвычайно затруднительно предпринять что-либо. Рассказ Льюсома мог оказаться неверным; при таком болезненном состоянии все могло быть сильно преувеличено его расстроенным воображением; и если даже допустить, что это чистая правда, старик все же мог умереть своей смертью. Мистер Пексниф гостил у них в то время, — как сразу вспомнил Том, который, вернувшись в середине дня, принял участие в совещании, — и никакой тайны тогда из этого не делали. Одному только дедушке Мартина принадлежало право решить, как тут действовать; но узнать его мнение было невозможно, ибо он, конечно, согласится с мистером Пекснифом. А какого мнения мистер Пексниф о собственном зяте, предугадать нетрудно.
Помимо этих соображений, для Мартина была невыносима мысль, что он, по видимости, готов ухватиться за это чудовищное обвинение против своего родича и воспользоваться им как ступенью к милостям дедушки. Он отлично знал, что такова будет видимость: стоит ему явиться к дедушке в дом мистера Пекснифа, для того чтобы сообщить об этом, и уж мистер Пексниф не упустит случая изобразить его поведение в самом непривлекательном свете. С другой стороны, располагать таким показанием и не принять никаких мер к расследованию дела было равносильно сообщничеству в преступлении, которое разоблачил Льюсом.
Словом, они были совершенно неспособны найти такой выход из лабиринта, который не вел бы через дебри новых осложнений. И хотя тайну вскоре доверили мистеру Тэпли и богатое воображение этого джентльмена измыслило множество рискованных средств, которые, надо отдать ему должное, он был готов немедленно пустить в ход под своей личной ответственностью, все же эти предложения ничему не помогли и только дали выход рвению мистера Тэпли.
При таком положении дел рассказ Тома о странном поведении дряхлого конторщика за вечерним чаепитием приобрел особенную важность и в конце концов убедил друзей в том, что самым верным шагом для установления истины было бы узнать, в какой мере можно положиться на умственные способности старика и на его память. Удостоверившись сначала, что Льюсом и мистер Чаффи никогда прежде не виделись и что подозрения старика возникли из другого источника, они единогласно решили, что старый конторщик и есть тот человек, который им нужен.
Но, как это часто бывает с единодушными решениями, вынесенными на общественных собраниях и провозглашающими, что то или иное притеснение невозможно терпеть ни минуты долее, а его тем не менее приходится терпеть еще лет сто или двести, и притом без всяких послаблений, они достигли этим только одного: вывода, что между ними нет разногласий. Что они нуждались в мистере Чаффи было одно дело, а как до него добраться — совсем другое; а между тем добраться до Чаффи, не встревожив его самого, не встревожив Джонаса и не убоявшись трудности сыграть на таком расстроенном и давно вышедшем из употребления инструменте то самое, что им требовалось, — эта цель была от них все так же далека, как и прежде.
Затем встал вопрос, кто из окружавших в тот вечер старого конторщика имел на него больше влияния? Несомненно, его молодая хозяйка, сказал Том. Но и Тома и всех остальных отталкивала мысль обмануть молодую женщину, сделав ее невольной причиной гибели своего жестокого мужа. Разве никого больше нет? Как же, конечно есть. Совершенно в другом роде, сказал Том, но влияние на Чаффи имела и миссис Гэмп, та сиделка, у которой он одно время был под началом.
Они сразу ухватились за эту мысль. Это был новый выход, продиктованный обстоятельствами, которых они до сих пор не принимали в расчет. Джон Уэстлок знал миссис Гэмп. Он давал ей работу: ему было известно, где она живет, так как добрая женщина любезно вручила ему при расставании целую кипу своих визитных карточек для раздачи знакомым. Было решено, что к миссис Гэмп надо подойти со всей осторожностью, но нимало не откладывая, и разузнать, что этой благоразумной матроне известно относительно мистера Чаффи и способов сообщения с ним.
Мартин с Джоном Уэстлоком решили заняться этим нынче же вечером, посетив миссис Гэмп сначала на дому, в надежде застать ее среди отдохновений частной жизни; в случае же неудачи разыскать ее вне дома, при исполнении профессиональных обязанностей. Том вернулся в Излингтон, чтобы не упустить случая повидаться с мистером Неджетом и быть на месте, если он вдруг появится. А мистер Тэпли остался на время в Фэрнивелс-Инне приглядывать за Льюсомом, которого, однако, вполне можно было предоставить самому себе, поскольку у него и мысли не было улизнуть от них.
Прежде чем разойтись с разными поручениями, они заставили его прочесть вслух ту бумагу, которая была при нем, а также и приписку, гласившую, что все это написано им на случай смерти, добровольно и по велению совести. А после того как он прочел бумагу, все подписались и, взяв ее, заперли с его согласия в сохранном месте.
По совету Джона, Мартин тут же написал письмо попечителям пресловутой начальной школы, где отважно заявил, что план, имевший такой успех, принадлежит ему, и где он обвинял мистера Пекснифа в подлоге. Этим делом Джон также горячо заинтересовался, заметив с обычной своей непочтительностью, что мистер Пексниф всю свою жизнь был удачливым мошенником и что его, Джона, очень порадует, если он поможет Пекснифу получить по заслугам, хотя бы дело шло о пустяках.
Хлопотливый день! Но Мартину было еще негде жить, и, как только они обо всем договорились, он ушел на поиски квартиры, отказавшись пообедать с Джоном Уэстлоком. После долгих трудов ему удалось найти две чердачных комнатки для себя и Марка в одном из дворов на Стрэнде, неподалеку от Тэмпла. Багаж, дожидавшийся их в конторе дилижансов, он переправил в это новое убежище, а после того стал прохаживаться взад и вперед по двору Тэмпла, закусывая мясным пирогом вместо обеда и весь сияя от радости, — которой он и прошлом никогда не испытывал и не понимал, будучи отъявленным эгоистом, — от радости, что он избавил Марка от стольких трудов.
Глава XLIX,
в которой миссис Гаррис при содействии чайника является причиной раздора между подругами.
Квартира миссис Гэмп на Кингсгейт-стрит в Верхнем Холборне облачилась, выражаясь образно, в парадное одеяние. Ее подмели и прибрали для приема гостьи. Эта гостья была Бетси Приг — миссис Приг, от Бартлеми, или, как говорят некоторые, — Барклеми, или, как говорят другие, — Бардлеми; под всеми этими ласковыми и фамильярными прозвищами лица той профессии, украшением которой являлась миссис Приг, подразумевали больницу св. Варфоломея.
Квартира миссис Гэмп была не так велика, но человеку невзыскательному и чулан кажется дворцом; и, возможно, комната на втором этаже, с окнами на улицу, в доме мистера Свидлпайпа представлялась фантазии миссис Гэмп величественным чертогом. Пусть это было не совсем так с точки зрения людей капризных и привередливых, зато комната совмещала в себе столько удобств, сколько можно было ожидать от помещения таких размеров, не доводя оптимизм до крайности. Не забывайте только про кровать, и вы останетесь целы и невредимы. В этом и заключалась вся суть. Если ни на минуту не забывать о кровати, можно было даже наклониться и поискать под круглым столиком какую-нибудь оброненную вещь, не рискуя очень сильно ушибиться о комод, или, свалившись в камин, попасть на излечение к св. Варфоломею.
