Любовь Овсянникова - Преодоление игры
Туп–туп–туп! — пронеслось мимо, Тосик дальше наматывал круги вокруг дома. Раз, два, три… Долго еще он будет бегать? Но вот Тосик Рэпаный остановился, поняв, что проиграл. Постучал в окно.
— Мария, ты хоть и зараза, а все равно кума, — он прислушался, а мы затаили дыхание. — Ты в доме? — Мы молчим. — Кума, мои у вас? — зашел он с другого конца.
Тишина.
Тете Марии неудобно было передо мной за кума Рэпаного, за дядю Игната, которому стало лучше и он наконец уснул, за все несовершенство бытия. Она кивнула куда–то в окно:
— Видела прицюцюватого? — спросила грустно.
— Ага, — согласилась я и добавила, чтобы развеселить ее: — Но мы знаем, шо яму зрабыть.
И мы долго и с облегчением смеялись от этой привычной остроты.
А где–то заливались лаем собаки да побледневшей листвой вздыхали тополя, под колесами поездов стонала железная дорога. Кажется, что и мерцание звезд рождало звуки, и они долетали до нас. Скоро, однако, настала великая тишина, с которой мы окончательно потерялись в темноте ночи.
* * *
Кум Тосик деловито вышагивал по улице. Висящие кулаки и налитые кровью глаза указывали, что он набрался в стельку.
Был выходной. Вечерело. Осень отдавала людям скудное дневное тепло. В лучах солнца мелькали осы и падающие листья. Дядя Игнат и тетя Мария сидели на ступеньках крыльца перед верандой. После тяжелой работы они любили вот так посидеть, изредка перебрасываясь словами. Тетя, увидев кума Тосика, сказала:
— Где можно было набраться в выходной, когда все работают на огородах… Тебе не кажется, что он как–то странно идет?
— Словно в строю, — ответил дядя Игнат. — Пьяные всегда пытаются выглядеть тверезыми.
Тосик Рэпаный, почувствовав, что речь о нем, оглянулся, остановился, пошатнулся взад–вперед, сделал несколько вынужденных шажков и направился в наш двор.
— Сейчас начнет выяснять отношения, — сказала тетя Мария.
— Ты точно помнишь, что не побила им кухонные окна? — спросил дядя Игнат, припоминая вчерашнюю ночь.
— Ты что?! — тетя даже подскочила. — Они уже давно были выбиты. Я стучала по раме.
Позже, приступая к акту примирения, кум Тосик и Клавдия закрыли выбитые окна подушками. Так они и стояли с подушками по сию пору.
— Ну, я не знаю, — ответил дядя, и засмотрелся на небо, где плыли легкие облака, изменяя налету форму и размеры.
Кум Тосик прошел по бетонной дорожке, поднялся на крыльцо и уселся на детский стул, что остался еще от моего детства. Дядя переглянулся с женой и снова посмотрел на улицу. Непрошеный гость остался вне его внимания, даже вне внимания обоих — немного в стороне, немного сзади.
— В небе, наверное, ветер, — показал мой дядя на облака.
— Бегут, как годы в старости, — вздохнула тетя Мария.
— Почему в старости?
— Ведь в молодости время идет незаметно.
— Ты мне тут зубы не заговаривай! — грозно встрял в разговор Тосик Рэпаный, обращаясь к тете Марии.
— Человек приходит без тебе «Здравствуйте», без «Как дела?», без «До свидания», садится и начинает думать, что он дома… — изрекла тетя Мария задумчиво. Кум Тосик не спускал с нее злого взгляда. — А что, кум, может, выпьешь стакан чаю?
После своих грубых слов кум Тосик от такого гостеприимства растерялся и промолчал, только хлопал веками, скрипел зубами да сжимал кулаки на коленях.
— Ну, нет, так нет, — тетя Мария по–своему истолковала его молчание и отвела от него взгляд. — Пора забор перебрать, или нет? Скоро зима, — напомнила она мужу.
— Я тебе про чай вот что скажу, — наконец нашелся кум Тосик, — если ты еще хоть раз… — он замолчал, подбирая слова, — всунешь свой длинный нос в нашу жизнь…
— Ой, не трогай мой нос! Не, ты слышишь? — толкнула тетя Мария мужа в бок. — Он что–то имеет против моего носа. Хм!
Кум Тосик нервным жестом достал пачку папирос, вынул одну, размял.
— Получается, испортили вчера людям разговение, а теперь греете свои косточки на солнышке, да? — все еще приставал он к хозяевам.
— О, теперь косточки! Оставь нас в покое, — прикрикнула на него тетя Мария. — Ты что, не слышишь? Он наши косточки перемывает, — обернулась она к дяде Игнату. — Ну чего ты молчишь?
— Ты мне постирала рабочие брюки? — отозвался дядя Игнат.
— И погладила! А ты? Он забор уже валится, штакетины выпали, скоро зима, говорю.
— Я принципиально вас предупреждаю, — еще раз напомнил о себе кум Тосик.
— Молчи, когда я с мужем разговариваю, — осадила его тетя Мария. — Игнат, со стороны глядя, он и не пьяный, — показала она на кума Тосика.
— Может, это остатки вчерашнего дают о себе знать, — дядя Игнат глубокомысленно вскинул бровь.
— Ты так считаешь? — она внимательно посмотрела на Тосика Рэпаного. — Он плохо выглядит.
— Посмотрите, какие они?! Да если я за вас возьмусь… — вставил в семейный диалог слово возмущения и кум Тосик.
— Может, у него желчный пузырь не в порядке или печень? Тогда ему пить нельзя. — услышав это, Кум Тосик досадливо сплюнул, что его не замечают, и, намеренно медленно прикурив папиросу, пыхнул густым дымом. — Еще и курит! Полный набор для смертельного диагноза, — развивал дальше тему дядя Игнат.
— У меня на вас кончается терпение! — снова прогремел кум, как неясный раскат отдаляющейся грозы.
— А нервы, Игнат?! Ты только посмотри на него! Он же уже не жилец. Как ты думаешь, сколько он протянет?
— Надолго его не хватит.
— А вот если бы бросил пить, курить, а? — прикинула тетя Мария.
— О! Тогда бы он жил долго, — убежденно произнес дядя Игнат. — У него же гены — будь здоров! Помнишь его родителей?
— Конечно. Дай Бог каждому столько прожить.
— Есть я тут или меня нет? — нервничал кум Тосик.
— Да погоди! — отмахнулась от него тетя Мария. — Итак, когда ты начнешь перебирать забор, потому что снег его совсем завалит?
— С понедельника. А если захочешь, то со вторника.
— Я говорю, что пришел поговорить по–хорошему. Ну любовь у нас такая, поймите — сначала надо разогреться, поскандалить, потом уже мириться…
— Поняли уже вашу любовь, — перебил эти излияния дядя Игнат.
— Эта зима по всем приметам должна быть суровой, — сказала тетя Мария о своем.
— Мне что, обращаться к вам в письменном виде? — явно сдавал позиции грозный кум Тосик.
— О! Я же письмо от сестры из Америки получил, — вспомнил мой дядя и пошел в дом.
— Люди вы или нет? — почти просяще посмотрел гость на тетю Марию.
— Оставила такой дом, такой сад и поехала что–то искать в чужих краях, — тетя Мария грустно покачала головой. — Говорит, что без нее сын там пропадет. Так пусть теперь тут пропадает то, что она всю жизнь наживала. А ты, кум, в самом деле, плохо выглядишь, болезненно. Ой! Ой! Выдыхай дальше эту гадость, — помахала она рукой, отгоняя от себя папиросный дым.
— Вот, она тебе, кум, привет передает, — мой дядя появился с письмом и начал его читать вслух: — «Передай привет кумовьям Тосику и Клаве. Как они там поживают? Поумнели уже, покончили ли со скандалами и драками? Я теперь вижу, как это стыдно!»
— И то правда, — подхватила тетя. — В такую даль поехала, а вспомнить о нашем куме нечего.
— Да ну вас к чертям! Чего вы ко мне прицепились?! — кум Тосик подхватился и выскочил со двора.
Еще до захода солнца он вставил в окна новые стекла, а на другой день шел домой вовремя и тверезый.
* * *
Это, конечно, художественный рассказ. Да и человек, изображенный в образе Тосика Рэпаного, был третьим мужем моей крестной[21]. С ним она прожила дольше всего и, подозреваю, была счастлива в меру того, чего требовали от него ее экстравагантные наклонности. А в описываемое тут время она была замужем во второй раз, и мужем ее был некий Иван Иванович[22], учитель, отец моей подружки Люды.
И как кума моих родителей ни старалась сделать из Ивана Ивановича нечто подобное тому, что позже ей удалось воплотить в Тосике Рэпаном, у нее это не получалось. Вялые скандалы, без брутального мата и драк, после которых муж вовсе не выглядел самцом–победителем, а словно побитая собачонка скулил и просил прощения, ее не зажигали. Она решила с ним расстаться.
Я помню последний из ее спектаклей, который хоть и вылился в скандал, да вовсе не такой, каких жаждала ее душа. Правда, помню не полностью, а только завершающую сцену, разыгравшуюся на улице.
Дело было поздней осенью, в выходной день, в гулкую рань, когда люди возвращались с базара — наши славгородские базары проводились тогда очень рано и практически заканчивались вместе с восходом солнца. Место для них было за почтой, кажется, теперь там снова сделали рынок. Мы, дети, наведывались туда днем и под прилавками собирали выпавшие из рук продавцов копейки. Ну, я еще была слишком мала для самостоятельных отлучек так далеко от дома, видимо, гуляла там со старшими подругами.
