Пэлем Вудхауз - Том 1. Дживс и Вустер
— Вас что-то тревожит, сэр?
— Еще как тревожит. Можно сказать, основы сотрясаются и земля из-под ног уходит. Как это называется, когда две страны сначала заигрывают друг с другом, а потом поносят друг друга последними словами?
— Обычно такое состояние дел квалифицируется как «резкое ухудшение международной обстановки», сэр.
— В таком случае считайте, что у мисс Бассет и Гасси наступило резкое ухудшение международной обстановки. Он, как мы знаем, уже не первый день в дурном настроении, а теперь и она тоже. Ее оскорбило, когда он непочтительно отозвался о закатах. Она ведь просто обожает закаты, а он возьми да ляпни, что его от них тошнит. Представляете?
— Весьма живо, сэр. Вчера вечером мистер Финк-Ноттл поделился со мной впечатлением, которое производит на него закат. Мистер Финк-Ноттл сообщил мне, что закат как две капли воды похож на бифштекс с кровью и что смотреть на него — сущая пытка. Чувства мистера Финк-Ноттла можно понять, сэр.
— Еще бы, но уж лучше бы он их не обнаруживал. И еще его угораздило упомянуть о Благословенной Деве без подобающего уважения. Кстати, Дживс, кто она такая, эта Благословенная Дева?[24] Кажется, я никогда о ней прежде не слышал.
— Это героиня стихотворения покойного Данте Габриеля Россетти, сэр. Благословенная Дева выглядывает из-за золотого края небес.
— Да, об этом я уже осведомлен.
— «В глубине бездонной глаз отражается закат, держит лилии в руке, в волосах семь звезд горят».
— Неужели? А Гасси умудрился брякнуть, что его от нее тоже тошнит. Каково мисс Бассет это слышать? Уж лучше бы он ей на любимую мозоль наступил.
— Весьма тревожное известие, сэр.
— Вот именно. Если так и дальше пойдет, ни один букмекер не примет ставки меньше ста к восьми, что их помолвка продлится еще хоть одну неделю. Насмотрелся я в своей жизни на эти помолвки, и, уверяю вас, никакая из них не трещала по швам так стремительно, как помолвка Огастуса Финк-Ноттла и Мадлен, дочери сэра Уоткина Бассета и покойной леди Бассет. Дживс, эта опасная неопределенность просто ужасна. Как звали того типа — я о нем где-то читал, — у которого над головой на одном волоске висел меч?
— Дамокл, сэр, герой одного из древнегреческих мифов.
— Вот теперь я понимаю, что он чувствовал. И в таком состоянии я должен присутствовать на каком-то дурацком празднике. Не пойду.
— Ваше отсутствие может вызвать разные нежелательные кривотолки, сэр.
— А мне чихать. Ноги моей там не будет. Слиняю по-тихому, и пусть толкуют, как хотят.
Кроме всего прочего, я хорошо помнил, как однажды вечером в «Трутнях» Понго Твистлтон рассказывал, какие страсти кипят на таких вот сборищах. Однажды в Сомерсетшире он угодил на школьный праздник, и там его втянули в игру, которая называется «Мистер Смит, вы тут?», причем ему на голову надели мешок, и молодое поколение принялось тыкать в него палками. Представляете? Мы все прямо похолодели. А в таком местечке, как Тотли, где даже в обычные дни вам грозит опасность, можно ожидать кое-чего и похуже. Пару раз мне здесь попались на глаза уличные мальчишки, настоящие малолетние преступники. Я сразу понял, что их надо за версту обходить.
— Рвану на авто в «Бринкли», пообедаю с дядей Томом. Надеюсь, вы со мной?
— Боюсь, это невозможно, сэр. Обещал помочь мистеру Баттерфилду с устройством чаепития в павильоне.
— Ладно. Потом расскажете мне, как прошел праздник.
— Непременно, сэр.
— Если останетесь живы.
— Совершенно верно, сэр.
Поездка в «Бринкли» оказалась легкой и приятной, и я успел как раз к обеду. Тети Далии в «Бринкли» не было, она, как и намечалось, укатила на денек в Лондон, и мы вдвоем с дядей Томом уселись за трапезу, плод вдохновения непревзойденного Анатоля. За Supreme de Foie Gras au Champagne и Neige aux Perles des Alpes[25] я посвятил дядю Тома в историю статуэтки из черного янтаря, и его ликование, когда он узнал, что папаша Бассет заплатил за objet d'art не пятерку, а тысячу фунтов, было столь велико, а слова, сказанные им про папашу Б., так ласкали мое ухо, что к тому времени, как я пустился в обратный путь, на душе у меня посветлело, и мой неизменный оптимизм вернулся на свое место.
В конце концов, утешал я себя, не вечно же Гасси будет пребывать под бдительным оком Мадлен. Подойдет время, и он укатит в Лондон, где втайне от своей ненаглядной отведет душу, до отвала набив утробу бифштексами и свиными отбивными. И тогда к нему вернется прежняя влюбленность и пылкость, он снова примется писать ей нежные письма, и это занятие его увлечет, а там, глядишь, Мадлен позабудет свои завиральные вегетарианские идеи и займется чем-нибудь другим, например, собиранием марок. Я знаю женщин, знаю их способность вечно терять голову. Вдруг ни с того ни с сего приходят в раж, но вскоре пресыщаются и отдаются новому увлечению. Моя тетушка Агата однажды вздумала заняться политикой, но достаточно ей было раз-другой посетить собрания, где идейные противники ее освистали, чтобы она поняла: гораздо разумнее сидеть дома за рукоделием и забыть про политику.
Близился час, как говорится, мирного заката, когда я бросил якорь в «Тотли-Тауэрсе». Я, как всегда, украдкой пробрался к себе в комнату, и через несколько минут появился Дживс.
— Я видел, как вы приехали, сэр, — проговорил он, — и подумал, что, возможно, вы пожелаете промочить горло с дороги.
Я заверил Дживса, что интуиция его не подвела, и он сказал, что немедленно принесет мне виски с содовой.
— Надеюсь, мистер Траверс пребывает в добром здравии, сэр.
Я поспешил его успокоить.
— Когда я к нему нагрянул, он был немного не в духе, но услышав новости про кикимору, расцвел, как роза. Ругал папашу Бассета на чем свет стоит, жаль, что вы не слышали.
Кстати, раз уж мы заговорили о Бассете, как прошел школьный праздник?
— Мне кажется, молодым людям он понравился.
— А вам?
— Сэр?
— С вами все в порядке? Вам не надевали на голову мешок и не тыкали в вас палками?
— Нет, сэр. Мое участие в празднике ограничилось тем, что я подавал гостям чай в павильоне.
— Не скажите, Дживс. В этих павильонах на школьных праздниках иногда случаются такие вещи, что не приведи Господь.
— Вы как в воду глядели, сэр. Именно за чаем один мальчик бросил в сэра Уоткина крутое яйцо.
— Попал?
— Да, в левую скулу, сэр. Крайне неприятный инцидент.
Я бы, пожалуй, дал этому инциденту другую оценку.
— Ну почему же неприятный? По-моему, так приятнее ничего и быть не может. Я еще когда в первый раз увидел папашу Бассета в полицейском суде на Бошер-стрит, то, помнится, сказал себе, что вот человек, которого очень полезно было бы закидать крутыми яйцами. Одна из задержанных, — леди, которая, хлебнув лишку, учинила беспорядок и оказала сопротивление полиции, — когда ей зачитали приговор, швырнула-таки в него туфлей, но промазала, зато угодила по макушке судебному секретарю. Как зовут мальчика?
— Не могу сказать, сэр. Его деяния окутаны покровом анонимности.
— Жаль. Хотелось бы послать ему в награду верблюдов, груженных обезьянами, слоновой костью и павлинами,[26] А Гасси вы там видели?
— Да, сэр. По настоянию мисс Бассет, мистер Финк-Ноттл принял самое деятельное участие в торжествах, но, с сожалением должен сообщить, что он подвергся довольно грубому обхождению со стороны юных участников праздника. Вдобавок к прочим злоключениям, постигшим его, какой-то ребенок сунул ему в волосы леденец на палочке.
— Должно быть, Гасси очень огорчился. Он так печется о своей прическе.
— Да, сэр, мистер Финк-Ноттл был сильно разгневан. Он отлепил леденец и с размаху отшвырнул его прочь, но, к несчастью, попал по носу скотч-терьеру, принадлежащему мисс Бинг. Животное, оскорбленное поступком, который оно, по-видимому, ошибочно расценило как немотивированное нападение, укусило мистера Финк-Ноттла за ногу.
— Бедный Гасси!
— Да, сэр.
— В любую жизнь приходят дни ненастья.[27]
— Совершенно справедливо, сэр. С вашего разрешения, пойду принесу вам виски с содовой.
Едва он вышел, как явился Гасси, немного прихрамывающий, но не выказывающий больше никаких признаков того, что подвергся, по словам Дживса, тяжким испытаниям. Казалось, он выглядит даже гораздо лучше, чем обычно, и, помнится, в уме у меня промелькнуло известное выражение: «Бульдожья порода». Если Гасси являет собой пример силы духа и жизнеспособности молодого поколения англичан, то за будущее этой страны можно не волноваться. Не каждая нация рождает сынов, которые, будучи укушены скотч-терьерами, способны скрывать улыбкой свои страдания, как это делал сейчас на моих глазах Гасси.
— А, Берти, привет, привет! — сказал он. — Узнал от Дживса, что ты вернулся, и заглянул к тебе за сигаретами.
