Роальд Даль - Книготорговец
Отдыхая потом в кресле в другой комнате, он все еще переживал свой успех. Он закрыл глаза, чтобы не спугнуть очарование. Лежал и чувствовал, что плывет. Это было поистине волшебное ощущение, и, когда он поднялся наверх, разделся и лег в постель, оно все еще не покидало его.
На следующий вечер он дирижировал Второй симфонией Бетховена или, правильнее, Ботибола, и публика точно так же сходила с ума, как и после Первой. Каждый следующий вечер он исполнял по симфонии, и по прошествии девяти вечеров отыграл все девять симфоний Бетховена. С каждым разом общее возбуждение нарастало, потому что перед каждым концертом слушатели говорили: „Ему не удастся произвести очередной шедевр. Это за пределами человеческих возможностей“.
Но ему удавалось. Все симфонии были одинаково восхитительны. Последняя, Девятая, особенно поражала, потому что здесь композитор изумил и порадовал всех, создав хоровой шедевр. Он должен был управлять и огромным хором, и оркестром, из Италии петь партию тенора прилетел Беньямино Джильи, а Энцио Пинца исполнил партию баса. По окончании симфонии публика кричала до хрипоты. Весь музыкальный мир стоя рукоплескал и терялся, не зная, каких еще чудес ждать от этого удивительного человека.
Сочинить и представить публике девять великих симфоний за столько же дней — изрядное достижение для кого угодно, и неудивительно, что оно немного вскружило голову мистеру Ботиболу. Он решил еще раз поразить публику. Он напишет много великолепных фортепьянных пьес и даст несколько сольных концертов. На следующее же утро он отправился в магазин, где продавали рояли „Бехштейн“ и „Стейнвей“. Он чувствовал себя таким свежим и бодрым, что проделал весь путь пешком, и, пока шел, напевал себе под нос небольшие фрагменты новых прекрасных мелодий для фортепьяно. Его голова была полна ими, и они множились. Ему казалось, что тысячи маленьких нот, белых и черных, сыплются в его голову через дырочку и его мозг, его удивительный музыкальный мозг сразу воспринимает их, прочитывает и расставляет в таком порядке, что они складываются в чудесные мелодии. Там были и ноктюрны, и этюды, и вальсы, и скоро, сказал он себе, он их все подарит благодарному и восхищенному миру.
Дойдя до музыкального магазина, он толкнул дверь и вошел весьма уверенно. Он очень изменился за последние дни. Нервозность оставила его, и он больше не беспокоился о том, что другие подумают о его внешности.
— Мне нужен, — сказал он продавцу, — концертный рояль, но такой, который не издавал бы звуков, когда нажимаешь на клавиши.
Продавец наклонился вперед и поднял брови.
— Это можно сделать? — спросил мистер Ботибол.
— Да, сэр, думаю, да, если пожелаете. Но позвольте спросить, зачем вам нужен этот инструмент?
— Если вам угодно знать, я собираюсь притвориться Шопеном. Буду сидеть и нажимать на клавиши. Мне это нравится.
Слова сами слетели с языка, — мистер Ботибол не знал, что заставило его это произнести. Но теперь все было позади. Он чувствовал облегчение, потому что доказал, что может вот так просто сказать, чем он занимается. Продавец может ответить: какая остроумная идея. А может промолчать. Или посоветовать лечиться.
— Ну вот, теперь вы знаете, — сказал мистер Ботибол.
Продавец громко рассмеялся.
— Отлично, сэр. Здорово. Так мне и надо, не буду задавать глупых вопросов.
Он оборвал смех и вгляделся в мистера Ботибола.
— Вы, конечно, знаете, сэр, что можно отдельно купить так называемую немую клавиатуру, специально для тренировки пальцев.
— Мне нужен концертный рояль, — ответил мистер Ботибол.
Продавец снова вскинул на него глаза.
Мистер Ботибол выбрал рояль и поспешил выйти из магазина. Он отыскал магазин граммофонных пластинок и заказал записи всех ноктюрнов, этюдов и вальсов Шопена в исполнении Артура Рубинштейна.
— Боже мой, вы сказочно проведете время!
Мистер Ботибол обернулся и увидел рядом с собой у прилавка полненькую, коротконогую, некрасивую девушку.
— Да, — ответил он, — конечно.
Обычно он не позволял себе заговаривать с женщинами в общественных местах, но эта застала его врасплох.
— Я люблю Шопена, — сказала девушка. Она держала бумажный пакет на веревочных ручках с единственной, только что купленной пластинкой. — Больше всех люблю.
После смеха продавца в музыкальном магазине приятно было слышать голос этой девушки. Мистер Ботибол хотел поговорить с ней, но не знал, с чего начать.
Та продолжала:
— Больше всего я люблю ноктюрны, они так успокаивают. Какие ваши любимые?
Мистер Ботибол ответил:
— Ну…
Девушка посмотрела на него и мило улыбнулась, помогая ему справиться со смущением.
И улыбка помогла. Мистер Ботибол вдруг услышал самого себя:
— Может быть, вы захотите… я думал… в смысле, я подумал…
Она снова улыбнулась, не в силах сдержаться.
— Я хотел сказать, что был бы рад, если вы как-нибудь зайдете послушать эти пластинки.
— Как мило с вашей стороны.
Она помолчала, размышляя, прилично ли это.
— Вы серьезно?
— Да, я буду очень рад.
Она достаточно долго жила в городе и знала, что гнусные старики обычно не пристают к таким непривлекательным девушкам, как она. К ней приставали только дважды за всю жизнь, и оба раза это были пьяные. Но этот мужчина не был пьян. Он волновался и странно выглядел, но пьяным не был. К тому же она сама заговорила с ним..
— Это было бы чудесно, — ответила она. — Просто чудесно. Когда я могу прийти?
„Боже мой“, — подумал мистер Ботибол.
— Я могу прийти завтра, — продолжала она. — Во второй половине дня я не работаю.
— Да, конечно, — промолвил он. — Конечно. Я дам вам мою карточку. Вот.
— А. В. Ботибол, — прочитала она вслух. — Какая необычная фамилия. А моя — Дарлингтон. Мисс Дарлингтон. Очень приятно, мистер Ботибол.
Она протянула руку для пожатия.
— Скорее бы завтра! Во сколько мне прийти?
— Когда захотите, — ответил он. — Пожалуйста, приходите, когда захотите.
— В три часа?
— Да. В три часа.
— Хорошо. Я приду.
Он смотрел, как она выходит из магазина, полненькая, коренастая, с толстыми ножками. — „О боже, — подумал он, — что я наделал!“ Он поразился самому себе. Но недовольства собой не испытал. Потом он забеспокоился, показывать ли ей свой концертный зал. Он заволновался еще больше, когда вспомнил, что это единственное место в доме, где есть граммофон.
В тот вечер у него не было концерта. Вместо этого он сидел в кресле, думал о мисс Дарлингтон и о том, что делать, когда она придет. На следующее утро привезли рояль, прекрасный „Бехштейн“ темно-красного дерева, его внесли без ножек и потом собрали прямо на сцене. Это был большой инструмент, и, когда мистер Ботибол открыл крышку и нажал на клавишу, тот не издал ни звука. Сначала он хотел поразить мир, исполнив свои первые фортепьянные сочинения — несколько этюдов — сразу, как привезут рояль, но сейчас ему было не до этого. Он слишком разволновался из-за мисс Дарлингтон и ее предстоящего визита. К середине дня его тревога возросла, и он не мог есть.
— Мейсон, — сказал он, — я ожидаю молодую леди в три часа.
— Кого-кого, сэр? — спросил дворецкий.
— Молодую леди, Мейсон.
— Хорошо, сэр.
— Проводите ее в гостиную.
— Да, сэр.
Ровно в три он услышал звонок в дверь. Несколько мгновений спустя Мейсон проводил ее в гостиную. Она вошла, улыбаясь, мистер Ботибол встал и пожал ей руку.
— Боже, — воскликнула она, — какой красивый дом! Я не знала, что иду в гости к миллионеру!
Она погрузила свое полненькое тело в огромное кресло, мистер Ботибол сел напротив. Он не знал, что сказать. Чувствовал он себя ужасно. Но почти тут же начала говорить она. Весело и без передышки она болтала обо всем, большей частью о его доме, о мебели и коврах, о том, как мило с его стороны пригласить ее, потому что в ее жизни не так уж много замечательного. Весь день она работает, живет в комнате еще с двумя девушками — ему и не представить себе, какое для нее событие прийти сюда.
Постепенно мистер Ботибол стал чувствовать себя свободнее. Он сидел, слушал девушку, она ему даже нравилась, он медленно кивал своей лысой головой, и чем больше она говорила, тем больше она ему нравилась. Она была весела и болтлива, но за всем этим только дурак мог не разглядеть одинокую, усталую малышку. Мистер Ботибол разглядел.
Ему пришла смелая, рискованная мысль.
— Мисс Дарлингтон, — сказал он, — я хочу вам кое-что показать.
Он провел ее из комнаты прямо в маленький концертный зал.
— Вот, — сказал он.
Девушка замерла в дверях.
— Боже мой! Вот это да! Театр! Настоящий маленький театр!
Потом она увидела рояль на сцене и дирижерский пульт с медным поручнем вокруг.
— Это для концертов! — закричала она. — У вас здесь правда бывают концерты? Потрясающе, мистер Ботибол!
