Сельма Лагерлёф - Иерусалим
Ингмар сейчас же обнял Гертруду за талию, собираясь танцевать, чему та, разумеется, была сильно удивлена. Но им пришлось подождать, так как пары кружились так близко одна за другой, что невозможно было войти в их круг.
Тогда Ингмар-сильный оборвал игру, постучал смычком о край очага и повелительно крикнул:
— Сыну Ингмара-старшего всегда должно найтись место, когда он хочет танцевать в моем доме!
Все обернулись к Ингмару, но он стоял смущенный и не решался начать танец. Тогда Гертруда схватила его за руку и втащила в круг.
Танец кончился, и хозяин подошел к Ингмару поздороваться. Когда же рука Ингмара очутилась в его руке, старик сделал вид, что испугался, и быстро отдернул ее.
— Ай-ай-ай, — сказал он, — надо обращаться осторожнее с нежными руками будущего учителя, такой старый медведь, как я, может легко раздавить их.
Затем он подвел Ингмара и его спутников к столу, от которого просто-таки прогнал нескольких крестьянок, подошел к буфету и достал хлеб, масло и пиво.
— Я никогда не угощаю своих гостей, — сказал он. — Хватит с них музыки и танцев, но Ингмар Ингмарсон должен съесть кусок хлеба под моей кровлей.
Пока молодежь закусывала, он пододвинул низенький трехногий стул, сел напротив Ингмара и пристально уставился на него.
— Так ты хочешь стать учителем? — спросил он.
Некоторое время Ингмар сидел, закрыв глаза; углы его рта вздрагивали, словно он хотел рассмеяться, но ответил он очень грустно:
— Ведь дома я никому не нужен.
— Так значит, дома ты не нужен? — повторил старик. — А почему ты в этом так уверен? Элиас был еще жив два года тому назад, кто знает, как долго проживет Хальвор?
— Хальвор здоровый, сильный человек, — отвечал Ингмар.
— Но ведь ты знаешь, что Хальвор передаст тебе имение, как только ты сможешь выкупить его.
— Он не сошел с ума и не отдаст Ингмарсгорд, раз уж усадьба попала к нему в руки.
Во время этого разговора Ингмар схватился за край грубого елового стола. Вдруг что-то треснуло — Ингмар отломил кусок доски от столешницы.
Ингмар-сильный поднял руку и сказал:
— Он никогда не вернет тебе именье, если ты станешь учителем.
— Ты так думаешь?
— Думаешь, думаешь! — передразнил его старик. — Все знают, как тебя воспитали. Ходил ли ты когда-нибудь за плугом?
— Нет, — отвечал Ингмар.
— Умеешь ли ты жечь уголь, приходилось тебе срубать столетние ели?
Ингмар продолжал сидеть спокойно, только пальцы его с треском отламывали один кусок доски за другим.
Старик внимательно поглядел на него и вдруг замолчал.
— Эге! — сказал он, взглянув на обломанную доску стола. — Мне, пожалуй, еще придется взять тебя в свои руки. — Он поднял отломанные куски и приложил их к прежнему месту. — Вот молодец! Ты можешь показывать себя за деньги на ярмарках! Ах, шельмец! — Он похлопал Ингмара по плечу. — Да, ты действительно создан быть учителем!
И в одно мгновенье он снова вскочил на очаг и начал играть. Теперь его музыка звучала совершенно иначе. Он отбивал такт ногой и играл в бешеном темпе.
— Это полька Ингмара-младшего! — крикнул он. — Эй, эй! Танцуйте все в честь Ингмара-младшего!
Гертруда и Гунхильда были красивые девушки, и у них не было недостатка в кавалерах. Ингмар танцевал мало, он почти все время беседовал с пожилыми крестьянами, сидя в углу комнаты. В перерыве между танцами вокруг Ингмара собралась толпа, как будто всем доставляло радость снова видеть его.
Гертруде показалось, что Ингмар о ней совсем позабыл, и ей стало очень тоскливо.
«Теперь он понимает, что он сын Ингмара-старшего, а я всего только Гертруда, дочь учителя», — подумала она и сама удивилась, что эта мысль так огорчает ее.
Во время перерыва между танцами молодежь выходила на воздух, хотя весенняя ночь была холодная и легко можно было простудиться.
На дворе было темно, хоть глаз выколи, и так как никому не хотелось пускаться в путь в такую темень, то все говорили:
— Побудем здесь еще немножко, скоро взойдет луна, и будет светло.
Ингмар стоял с Гертрудой в дверях, когда к нему подошел хозяин.
— Пойдем, я хочу тебе кое-что показать, — сказал он.
Он взял Ингмара за руку и провел его через кустарник позади дома.
— Встань-ка, да погляди вниз, — сказал он.
Ингмар посмотрел в ущелье, на дне которого что-то неясно белело.
— Это, должно быть, Лангфорс, — сказал он.
— Разумеется, это Лангфорс, — сказал Ингмар-сильный, — Ну? Как ты думаешь, зачем нужен этот водопад?
— Здесь можно поставить лесопильню или мельницу, — сказал Ингмар.
Старик, смеясь, похлопал Ингмара по плечу и подтащил его к краю, словно желая сбросить его вниз.
— А кто же, интересно, должен поставить здесь лесопильню? Кто должен нажиться и выкупить Ингмарсгорд?
— Да-да, я и сам думаю об этом, — сказал Ингмар.
Тогда Ингмар-сильный начал развивать придуманный им план. Ингмар должен убедить Тимса Хальвора построить на водопаде лесопильню и тогда сдать ее в аренду Ингмару. Уже много лет старик обдумывал, как бы помочь сыну Ингмара-старшего вернуть себе богатство.
Ингмар долго смотрел в ущелье.
— Ну, хватит, пойдем опять танцевать, — сказал Ингмар-сильный.
Но Ингмар не трогался с места, и старик терпеливо ждал его. «Если он сын своего отца, то он не ответит ни сегодня ни завтра; таким людям, как он, нужно время, чтобы все обдумать».
Пока они так стояли, неподалеку раздался громкий, яростный лай собаки.
— Ты слышишь что-нибудь, Ингмар? — спросил старик.
— Да, собака гонит дичь по лесу, — отвечал Ингмар.
Лай приближался, казалось, что охота должна промчаться мимо избушки. Старик схватил Ингмара за руку:
— Пойдем скорей!
— Да, что случилось? — спросил Ингмар.
— Молчи и иди скорее в дом, — отвечал старик. Пробежав несколько шагов, они услышали резкий лай где-то совсем рядом.
— Да, что это за собака? — несколько раз спрашивал Ингмар.
— Скорее, скорее! — торопил его старик. Он втолкнул Ингмара в сени, а сам стал старательно запирать дверь. — Быстрее, входите все, кто еще остался на дворе! — громко кричал он.
Он держал дверь полуоткрытой, и молодежь протискивалась в нее со всех сторон.
— Скорее, скорее! — кричал он и в нетерпении топал ногами.
Всем собравшимся в избушке стало страшно, и они хотели знать, что же случилось. Наконец все вошли, и хозяин запер дверь на засов.
— Вы с ума сошли! Спокойно разгуливаете, когда слышите лай горной собаки! — сказал он.
В эту минуту лай раздался возле избушки, собака несколько раз обежала вокруг, не переставая злобно лаять.
— Разве это не простая собака? — спросил один из парней.
— Поди и помани ее, если осмелишься, Нильс Янсон.
Все молча прислушивались к лаю, который, не смолкая, слышался возле дома. Понемногу этот лай стал казаться им зловещим и ужасным; они испугались, и многие побледнели как смерть. Нет, это, очевидно, была не просто собака, а какое-то чудовище, вырвавшееся из преисподней.
Только старик-хозяин осмеливался двигаться; сначала он затворил ставни, потом начал тушить свечи.
— Нет-нет, — кричали женщины, — не туши свет!
— Дайте мне сделать то, что пойдет нам всем только на пользу, — сказал старик.
Кто-то ухватил его за полу.
— Разве эта собака может нам что-нибудь сделать?
— Она — нет, — отвечал старик, — опасно то, что следует за ней.
— А что следует за ней?
Старик остановился и прислушался.
— Мы должны теперь сидеть совершенно тихо, — сказал он.
В комнате воцарилась мертвая тишина, не слышно было даже дыхания. Лай собаки еще несколько раз раздался вокруг дома. Потом он начал стихать, слышно было, как собака промчалась через Лангфорсовское болото и скрылась на горе, по ту сторону долины. Все стихло.
Тогда один из парней не удержался и сказал:
— Собака убежала.
Ингмар-сильный, не говоря ни слова, протянул руку и зажал ему рот — снова наступила тишина.
Вдруг издали, с вершины Клакберга, раздался длинный, протяжный звук. Он напоминал не то завывание ветра, не то звук охотничьего рога. Звук этот повторился несколько раз, вслед за ним послышался шум, топот и фырканье лошадей. С горы, казалось, неслась бешеная охота. Слышно было, как она мчалась по склонам горы, через опушку леса, мимо их избушки. Казалось, что гром сотряс землю, что вся гора обрушилась вниз, в долину. Когда шум пронесся мимо избушки, все съежились и опустили головы. «Сейчас нас раздавят!» — думали они.
Их пугала не столько мысль о смерти, сколько то, что это мог быть сам князь тьмы, шествующий среди ночи со всем своим полчищем. Они с ужасом различали в общем шуме вопли и стоны, вой и рыдания, рев и хохот, свист и визг. И когда то, что издали казалось грозой, налетело на них, они различали бешеный вой, резкий звук рога, треск огня, завывание духов, насмешливый хохот чертей и хлопанье больших крыльев.
