Эдит Уортон - Век невинности
Ачер был не в духе; накопившееся раздражение могло с минуты на минуту выплеснуться наружу. Он с ужасом думал о том, что изо дня в день ему придется делать одно и то же в течение всей своей жизни.
«Однообразие — и скука!» — пробормотал он, и эта фраза, как его собственный девиз, прочно засела у него в мозгу. Он повторял ее, глядя на знакомые фигуры людей в цилиндрах, развалившихся на кушетках. И, вместо того, чтобы зайти в клуб, он решил отправиться домой. Он знал не только то, о чем в этот час пойдет разговор в клубе, но и кто какую точку зрения выскажет. Темой дискуссии, вне всякого сомнения, будет визит князя. Впрочем, не обойдут молчанием и появление на Пятой Авеню золотоволосой леди в экипаже черного цвета, запряженного парой черных лошадей (похоже, мистер Бьюфорт уже взял на себя заботу о ней). «Такие женщины» (как их обычно называют в Нью-Йорке) — большая редкость. А если они при этом управляют собственным экипажем… Одним словом, когда мисс Фанни Ринг соизволила прокатиться по Пятой Авеню среди бела дня, людской муравейник зашевелился. Всего за день до этого ее экипаж едва не сбил с ног миссис Ловелл Мингот, которая тут же позвонила в маленький колокольчик, привязанный к ее локтю, и попросила кучера немедленно отвезти ее домой.
«А если подобное случится с миссис Ван-дер-Лайден?» — с тревогой в голосе спрашивали друг друга люди. Ачер буквально слышал, как Лоренс Лефертс пытался воспрепятствовать дезинтеграции клуба.
Ачер раздраженно поднял голову, когда Дженни вошла в кабинет, а потом снова уткнулся в книгу («Частелард» Свинбурна, только что вышедшую в свет); он сделал вид, будто не замечает сестру. Девушка бросила взгляд на письменный стол, заваленный книгами, взяла один из томов и, прочтя название — «Юриспруденция», — скорчила гримасу и бросила его поверх учебника французской грамматики. Она со вздохом произнесла: «До чего же умные книги ты читаешь!»
«Ну?» — спросил он, когда девушка принялась расхаживать по комнате с видом вещей Кассандры.
«Мама сердится…»
«Сердится? На кого? И, главное, за что?»
«Только что я навестила мисс Софи Джексон. Она сказала, что после обеда к нам заедет ее братец. Софи не стала особенно распространяться по существу дела: он ей строго-настрого запретил. Самому хочется рассказать во всех подробностях! Он сейчас у своей кузины, Луизы Ван-дер-Лайден…»
«Ради бога, детка, ближе к делу! Одному богу известно, что за бред ты несешь!»
«Не следует поминать Господа всуе, Ньюлэнд… Мама недовольна тем, что ты не посещаешь церковь!»
С тяжким вздохом он снова уткнулся в книгу.
«Ньюлэнд! Послушай! Эта ваша мадам Оленская была вчера вечером у миссис Лемюэль Страферс. Она явилась в сопровождении князя и Бьюфорта.»
При упоминании имени последнего, молодой человек почувствовал, как у него в душе все закипает.
Чтобы не дать раздражению вылиться наружу, он рассмеялся.
«Ну и что из того? — сказал он. — Я знал, что она собиралась поехать».
Дженни побледнела. Глаза ее даже забегали от нервного напряжения.
«Тебе это было известно, и ты не попытался остановить ее? Ты ее не предупредил?»
«Остановить? Предупредить? — он снова рассмеялся. — Но ведь я не на графине Оленской женюсь, не так ли?»
Слова эти прозвучали, как гром среди ясного неба, даже в его собственных ушах.
«Ты, можно сказать, женишься на ее семье!»
«Семья — семьей!» — усмехнулся он.
«Ньюлэнд, неужели тебе никакого дела нет до ее родных?»
«Ни малейшего!»
«И тебе все равно, что обо всем этом подумает мамина кузина, Луиза Ван-дер-Лайден?»
«А чего ради она идет на поводу у наших старых дев и слушает ту галиматью, которую они несут!»
«Ты и маму нашу готов записать в старые девы?» — спросила незамужняя Дженни. При этом губы ее дрожали.
Ему очень хотелось крикнуть ей в лицо: «Да, и не только ее, но и Ван-дер-Лайденов и вообще всех вас. Вы похожи на наседок, старающихся уберечь своих цыплят от бурь и невзгод неумолимой реальности».
Но тут он увидел, что доброе лицо девушки вытянулось, и она залилась слезами; ему стало стыдно, что он напрасно причинил ей боль.
«Сдалась мне эта графиня Оленская! Ну, Дженни, не глупи! Я не обязан быть ее телохранителем».
«Нет, конечно! Но ведь это ты настоял на том, чтобы Велланды объявили о помолвке раньше намеченного срока. Мы ведь все чувствуем, что должны оказывать ей поддержку. Именно поэтому тетя Луиза и пригласила ее на прием в честь князя. Иначе ноги бы ее там не было!»
«Ну и какой вред она причинила? Смотрелась она куда лучше, чем остальные дамы! Традиционный ван-дер-лайденовский банкет, обычно напоминающий поминки, она превратила в более привлекательное зрелище».
«А знаешь, это дядя Генри попросил ее немного развлечь тебя: он так и сказал тете Луизе. Но теперь они оба так расстроены, что хотят завтра же вернуться обратно в Скайтерклиф. Думаю, Ньюлэнд, тебе лучше спуститься вниз. Мама так переживает!»
Миссис Ачер сидела внизу в гостиной. Когда Ньюлэнд вошел, она приподняла брови и, оторвав взгляд от рукоделия, озабоченно взглянула на него.
«Дженни сказала тебе?»
«Да, — он старался говорить так же ровно, как и она. — Но не понимаю, зачем же делать из мухи слона?»
«И тебя не беспокоит то, что Ван-дер-Лайдены разобижены?»
«Ну и чего ради они обижаются по пустякам? Подумаешь, графиня Оленская посетила свою новую знакомую, которую все считают женщиной легкого поведения!»
«Считают!..»
«Ну, которая таковой и является… Зато у нее всегда хорошее музыкальное сопровождение вечеров, и по воскресеньям, когда весь Нью-Йорк умирает от скуки, на них весело и интересно».
«Хорошее музыкальное сопровождение? Ах, да! Говорят, там есть одна девица, которая залезает на стол и исполняет куплеты, которые любят распевать в разных парижских заведениях. У нее в так называемом „салоне“ курят сигары и пьют шампанское!»
«Да, но разве подобное времяпрепровождение не характерно также и для других мест? Жизнь не стоит на месте!»
«Неужели ты, дорогой, и в самом деле защищаешь идею всех этих „французских салонов“ по воскресным дням?»
«Помнится, матушка, вы частенько ворчали, когда мы в Лондоне посещали „английские салоны“…»
«Не забывайте, что мы с вами — не в Париже и не в Лондоне, а в Нью-Йорке!»
«Что верно — то верно…» — вздохнул Ачер.
«Не хочешь ли ты сказать, что наше общество в чем-то уступает лондонскому или парижскому? Может, и уступает, я согласна. Но мы живем здесь, и пусть тот, кто приезжает в наш город, уважает наши порядки. В особенности это касается Элен Оленской. Она как-никак сыта по горло тамошней жизнью!»
Ньюлэнд ничего не ответил, и после непродолжительной паузы миссис Ачер продолжала: «Я как раз собиралась, после того, как надену шляпу, попросить тебя отвезти меня до обеда к кузине Луизе». Он нахмурился, но его мать решительно закончила свою мысль: «Полагаю, ты мог бы объяснить ей все так же, как и мне: просто скажи, что за границей все иначе, чем у нас, что люди там особенно не церемонятся друг с другом, и что мадам Оленская, вероятно, просто не знает порядка вещей… Все это делается, дорогой, — добавила она с невинным выражением на лице, — исключительно в интересах самой мадам Оленской».
«Но, матушка, я и в самом деле не понимаю, где тут собака зарыта! Ну, подумаешь, князь отвез мадам Оленскую к миссис Страферс! Собственно говоря, до этого он привозил миссис Страферс домой к графине знакомиться. Я присутствовал при этом. Уж если Ван-дер-Лайдены ищут виновника скандала, чтобы затеять ссору, они спокойно найдут его, не выходя из собственного дома!»
«Ссору? Ньюлэнд, ты когда-нибудь видел, чтобы дядя Генри с кем-нибудь ссорился? А князь — его гость, к тому же иностранец. Разве они могут ссориться с человеком из совершенно другого мира? Графиня Оленская живет в Нью-Йорке, а, значит, должна уважать наши традиции».
«Ну, тогда, если они потребуют, можете принести им в жертву мадам Оленскую, — раздраженно сказал Ачер. — нечего ни мне, ни вам замаливать ее грехи!»
«Так я и думала, что в этой ситуации тебя, прежде всего, будут волновать Минготы!» — воскликнула миссис Ачер в сердцах. Это означало, что скоро она начнет раздражаться.
Угрюмый дворецкий раздвинул портьеры в гостиной и громко произнес:
«Мистер Генри Ван-дер-Лайден».
Миссис Ачер уронила иглу и трясущейся рукой отодвинула назад свой стул.
«Принесите еще одну лампу!» — приказала она слуге, который уже готов был ретироваться, в то время, как Дженни спешно поправляла чепчик на голове миссис Ачер.
На пороге гостиной выросла фигура Ван-дер-Лайдена, и Ньюлэнд Ачер направился к дяде, чтобы поприветствовать его.
«Мы только что говорили о вас, сэр!» — сказал он.
Казалось, мистер Ван-дер-Лайден был несколько ошарашен таким приемом. Он снял перчатки, чтобы пожать руки дамам, и в смущении теребил свой цилиндр, пока Дженни пододвигала ему кресло.
