Оноре Бальзак - Первые шаги в жизни
Оскар, все еще растерянный, бродил вокруг клумбы, ожидая, чтó будет дальше с его двумя спутниками, как вдруг увидел г-на Моро, который вышел из так называемой кордегардии и стал спускаться с высокого крыльца. На нем был длинный до пят синий сюртук, желтоватые лосины и ботфорты, а в руках он держал хлыст.
— Вот и ты, мой мальчик? Как здоровье твоей милой маменьки? — спросил он, беря Оскара за руку. — Здравствуйте, господа, вы, вероятно, живописцы, относительно которых нас предуведомил господин Грендо, архитектор? — обратился он к художнику и к Мистигри.
Поднеся ко рту ручку хлыста, он дважды свистнул. Показался привратник.
— Отведите этим господам комнаты четырнадцатую и пятнадцатую, госпожа Моро даст вам ключи; покажите им дорогу, они не знают; вечером затопите камины, если там холодно, и отнесите туда их вещи! Я получил приказ от его сиятельства предложить вам столоваться у меня, господа, — продолжал он, снова обращаясь к художникам. — Мы обедаем в пять, как в Париже. Если вы любите охоту, то вам здесь не будет скучно, у меня есть разрешение от Лесного ведомства: здесь можно охотиться на двух тысячах арпанах леса, не считая наших собственных земель.
Оскар, художник и Мистигри, все трое равно пристыженные, переглянулись, но, верный взятой на себя роли, Мистигри воскликнул:
— Наплевать! Семь бед — один обед!
Молодой Юссон последовал за управляющим, который торопливо увлек его в парк.
— Жак, — обратился он к одному из своих сыновей, — поди скажи матери, что приехал Оскар Юссон, а мне придется сходить ненадолго на ферму Мулино.
Управляющий, мужчина лет пятидесяти, был брюнет, среднего роста и казался очень суровым. Глядя на его желчное лицо, отличавшееся благодаря деревенскому образу жизни яркими красками, можно было сделать ложный вывод о его характере. Все способствовало такому неправильному заключению. В волосах у него уже мелькала седина. Синие глаза и большой крючковатый нос придавали ему мрачный вид, тем более что глаза были посажены слишком близко к переносице; но для человека наблюдательного его толстые губы, овал его лица, мягкость в обращении свидетельствовали о доброте. Оскар чувствовал к нему большое уважение, вызванное его решительным характером, резкой речью и проницательностью, объясняющейся любовью, которую он питал к сыну г-жи Клапар. В присутствии управляющего Оскар всегда чувствовал себя мальчишкой, так как мать приучила его высоко ценить г-на Моро, но по приезде в Прэль его охватило какое-то беспокойство, словно он ждал неприятностей от этого отечески расположенного друга, единственного своего покровителя.
— Что это, Оскар, ты словно недоволен, что приехал сюда? — сказал управляющий. — А время ты здесь проведешь недурно: научишься ездить верхом, стрелять, охотиться.
— Я не умею, — промямлил Оскар.
— Так ведь я тебя для того и пригласил, чтоб научить всем этим премудростям.
— Маменька наказывала мне не оставаться здесь больше двух недель, а то госпожа Моро…
— Ну, там видно будет, — ответил Моро, слегка задетый тем, что Оскар усомнился в его супружеской власти.
Тут к ним подбежал младший сын Моро, пятнадцатилетний подросток, складный и резвый.
— Вот тебе товарищ, — сказал ему отец, — отведи его к матери.
И управляющий быстрым шагом направился к сторожке, находившейся на границе между парком и лесом.
Флигель, отведенный графом управляющему, был построен за несколько лет до революции крупным подрядчиком, купившим знаменитые владения Кассан, где известный откупщик государственных налогов Бержере, несметно богатый и прославившийся своей роскошью не меньше, чем Бодары, Парисы и Буре,[42] разбил сады, провел речки, построил загородные дома, китайские беседки и потратил уйму денег на прочие разорительные затеи.
Этот флигель, стоявший в большом саду, огороженном стеной, примыкавшей с одной стороны ко двору, где находились службы Прэльского зáмка, некогда выходил на главную деревенскую улицу. Купив имение, отец г-на де Серизи разобрал ограду со стороны сада и заделал калитку, которая вела в деревню, присоединив таким образом флигель к прочим службам. Он снес другую стену и тем самым расширил парк, прибавив к нему все сады, приобретенные в свое время откупщиком, желавшим округлить свои владения. В доме управляющего, выстроенном из тесаного камня, в стиле Людовика XV (а это значит, что все его украшения сводились к оконным наличникам и к прямым, строгим канелюрам, как на колоннадах площади Людовика XV), в первом этаже была прекрасная гостиная, смежная со спальней, и столовая, смежная с биллиардной. Эти симметрично расположенные апартаменты разделялись лестницей, перед которой была небольшая площадка с колоннадой, служившая передней; богато украшенные двери в гостиную и столовую были расположены друг против друга. Кухня помещалась под столовой; на крыльцо вела каменная лестница в десять ступеней.
Перенеся жилые комнаты во второй этаж, г-жа Моро устроила в бывшей спальне свой будуар. Гостиная и будуар, обставленные прекрасными вещами, отобранными из прежней обстановки зáмка, не посрамили бы особняка любой светской львицы. Стены гостиной, так же как и старинная позолоченная мебель, были обтянуты бело-голубым штофом, в прежние времена украшавшим огромную парадную постель с балдахином; тяжелые драпировки и портьеры были подбиты белой тафтой. Картины, вынутые из старых, уже не существующих панно, жардиньерки, отдельные изящные предметы современной обстановки, дорогие лампы и хрустальная граненая люстра производили величественное впечатление. На полу лежал старинный персидский ковер. Будуар, обставленный по современной моде соответственно вкусам г-жи Моро, был обтянут светло-серым шелком с синими шнурами и походил на шатер. Там стоял традиционный турецкий диван с подушками и валиками. Жардиньерки, за которыми ухаживал старший садовник, радовали глаз пирамидами цветов. Столовая и биллиардная были красного дерева. Вокруг дома жена управляющего разбила цветник, который содержался в большом порядке и доходил до самого парка. Купы экзотических деревьев скрывали службы. Заботясь об удобстве своих гостей, жена управляющего устроила на месте прежней, заделанной калитки новую.
Итак, супруги Моро искусно замаскировали зависимое положение, в котором по своей должности они находились; им тем легче было сойти за людей состоятельных, ради собственного удовольствия занявшихся имением друга, что ни граф, ни графиня не стремились их «осадить». Кроме того, разрешение пользоваться всеми благами, полученное от г-на де Серизи, давало им возможность жить в довольстве, а это единственная роскошь, доступная в деревне. Управляющий с женой жили по-королевски, получали в изобилии все молочные припасы, яйца, птицу, дичь, фрукты, корм для домашних животных, цветы, дрова, овощи и покупали только мясо, вино и колониальные товары. Птичница пекла им хлеб. Кроме того, последние годы Моро расплачивался с мясником свиньями со своего скотного двора, разумеется не в ущерб собственному столу. Как-то графиня, не забывшая своей прежней камеристки, подарила ей, вероятно на память о себе, небольшую, вышедшую из моды коляску, которую Моро покрасил заново, и его жена стала в ней разъезжать на паре лошадей, которых брали также и для работ в парке. Кроме этой пары, управляющий держал еще и верховую лошадь. В парке был вспахан и засеян участок, урожая с которого хватало на корм для лошадей. Моро собирал с него девять тысяч пудов превосходного сена, а в приход вносил только три тысячи, пользуясь довольно неопределенным разрешением графа. Полагающуюся ему долю натуральных повинностей он не расходовал, а продавал. Он держал домашнюю птицу, голубей, коров за счет парка; зато навоз с его скотного двора шел на удобрение графского сада. Для каждого жульничества у него было оправдание. Супруге его прислуживала дочь одного из садовников, работавшая и за горничную и за кухарку. Скотница, ведавшая молочной фермой, тоже помогала по хозяйству. Для ухода за лошадьми и для тяжелой работы Моро нанял отставного солдата по имени Брошон.
И в Нервиле, и в Шоври, и в Бомоне, и в Мафлие, и в Прероле, и в Нуэнтеле красивая жена управляющего была принята во многих буржуазных домах, где не знали или делали вид, что не знают, кем она была до замужества. К тому же Моро всем охотно оказывал услуги. Он обращался к своему хозяину за одолжениями, которые кажутся пустяками в Париже, а в деревенской глуши — немаловажны. Одному он исходатайствовал должность мирового судьи в Бомоне, другому — в Лиль-Адане, в тот же год добился отмены увольнения главного лесничего и выхлопотал орден Почетного легиона бомонскому квартирмейстеру. Поэтому ни одна вечеринка не обходилась без супругов Моро. Прэльский кюре и прэльский мэр каждый вечер играли у них в карты. Трудно не прослыть порядочным человеком, когда так ублажаешь соседей.
