Агата Кристи - Пропавшая весной
Должно быть, у нее агорафобия. (Наконец-то она вспомнила это слово — агорафобия! Вот что значит напрячь мозги. Если хорошенько повспоминать, то вспомнишь все, что нужно!) Да, именно так. Боязнь открытого пространства. Забавно, но прежде она даже и не подозревала, что страдает агорафобией. Но ведь она прежде никогда и не попадала в такие обстоятельства, как теперь. Она всегда жила среди зданий, в городах, среди строений и садов, где всегда есть много занятий и достаточно людей. Да, вот именно, достаточно людей, вот что главное. Если бы здесь нашелся хоть кто-нибудь, с кем можно было бы просто поговорить!
Пусть даже Бланш…
Забавно думать сейчас, как она старалась избежать возможности оказаться на пути домой в одной компании с Бланш!
Нет, но если бы Бланш появилась именно здесь, именно в эти дни, то это совсем другое дело. Тогда они могли бы поговорить с нею о тех, прежних, днях, когда учились в «Святой Анне». Не все же для Бланш были в школе одна скука и неприятности, как она уверяла её? Наверное, и для Бланш в школе было что-то интересное. Как давно все это было! Что там Бланш сказала ей? «Ты вышла в свет, а я опустилась на дно». Нет, потом она поправилась, она сказала: «Ты осталась какой была: примерной девочкой из „Святой Анны“, гордостью всей школы».
Неужели в ней действительно не произошло никаких перемен с тех далеких школьных лет? Очень хорошо, если это в самом деле так. Но, с другой стороны, и не очень приятно. Ведь если, так, то получается, что она с тех пор никак и не развивалась, что ли?
Как там сказала мисс Гилби в своей прощальной речи на выпускном вечере? Все выпускные речи мисс Гилби становились знаменитыми. Они были своего рода олицетворением школы «Святой Анны», ее характеристикой.
Мысли Джоанны вернулись к тем давним годам, и в ее воображении встала фигура старой директрисы. Огромный нос, большие круглые очки, острые проницательные глаза с неизменным требовательным выражением… Джоанне вспомнилось, с какой величественностью директриса ходила по школе, выставив вперед свой величественный бюст. О, что это был за бюст! Мечта всех школьных отличниц! Четких строгих форм, он внушал одну лишь мысль о величии — и никакой слабости, никакого снисхождения!
Да, у мисс Гилби была устрашающая фигура, она внушала только страх и восхищение, причем не у одних учениц ее школы, но даже и у самих родителей.
Уже при беглом взгляде на мисс Гилби не оставалось никаких сомнений: да, она из «Святой Анны»!
Джоанна вспомнила как однажды ей довелось побывать в кабинете директрисы, в священной, таинственной комнате, пребывание в которой производило на учениц неизгладимое впечатление. Вот она входила в это святилище педагогики, заставленное цветами, с гравюрами из магазина «Медичи» на стенах, с лежащим буквально на всем явным отпечатком культуры, учености и социального такта.
Мисс Гилби величественно отрывает взгляд от своего широкого письменного стола.
— Входи, Джоанна. Садись, дорогая моя.
Джоанна осторожно садится в указанное директрисой обитое великолепным кретоном кресло, страшась опустить руки на полированные подлокотники. Мисс Гилби величественным жестом снимает очки и вдруг улыбается какой-то ненастоящей, но выразительной улыбкой, от которой у Джоанны мурашки бегут по спине.
— Ты покидаешь нас, Джоанна, — четко выговаривая слова, произносит директриса. — Ты выходишь из привычного тебе круга школьных отношений в большой мир, который называется жизнью. Я бы хотела кое о чем побеседовать с тобой, прежде чем ты выйдешь за порог нашей школы. Я надеюсь, мои слова ты воспримешь как доброе напутствие и, может быть, они станут путеводными в той жизни, которая тебе предстоит.
— Да, мисс Гилби.
— Здесь, в нашей школе, среди счастливого окружения, среди твоих юных подруг, твоих ровесниц, ты была целиком избавлена от тех сложных и запутанных отношений, которых никто не может избежать в реальной жизни.
— Да, мисс Гилби.
— Здесь, в школе, я уверена, ты была счастлива.
— Да, мисс Гилби.
— И ты очень хорошо училась. Я очень довольна успехами, которых ты достигла. Ты была одной из наших лучших учениц.
Джоанна почувствовала легкое смущение.
— Я очень рада, мисс Гилби, — пробормотала она, опустив глаза.
— Но теперь большая жизнь поставит перед тобой новые вопросы, новые проблемы. На тебя ляжет новая, большая ответственность…
Беседа шла своим чередом. Мисс Гилби говорила одну за другой безусловно важные и правильные фразы, а Джоанна время от времени почтительно вставляла: «Да, мисс Гилби».
Она чувствовала себя словно под гипнозом.
Хорошо поставленный голос был одним из факторов блестящей карьеры мисс Гилби, про него Бланш Хаггард как-то сказала, что он напоминает ей хорошо вымуштрованный оркестр, который повинуется каждому мановению дирижерской палочки. В самом деле, в речи мисс Гилби Джоанне слышалась и благословляющая, прощальная мягкость виолончели, и начальственная похвала флейты, которая переходила в предупреждающие грозные нотки фагота. Затем в словах мисс Гилби прозвучал одобрительный звон фанфар — для девушек, склонных к интеллектуальному образу мышления, чтобы утвердить их в стремлении сделать служебную карьеру. Для тех же, кто склонен к умосозерцанию и спокойствию домашней жизни — приглушенные обертона скрипок, чтобы поддержать в этих девочках чувство материнства и ответственности за домашний очаг.
И наконец в самом конце речи мисс Гилби раздалось финальное торжественное пиццикато, долженствующее коснуться самых, может быть, глубоких душевных струн ученицы, провожаемой в большую жизнь.
— А теперь, моя дорогая, несколько слов для тебя лично. Не ленись думать, Джоанна! Не принимай вещи такими, как они выглядят на первый взгляд, потому что это самый легкий путь, который может доставить тебе сильную боль. Жить — это значит считаться с обстоятельствами, а не истолковывать их благоприятным для себя образом. И никогда не будь самодовольной!
— Хорошо, мисс Гилби.
— Потому что, между нами говоря, за тобой замечается этот маленький недостаток. Ты согласна, Джоанна? Больше думай о других, моя дорогая, и поменьше — о себе. И всегда будь готова принять на себя ответственность.
И наконец — словно кульминация всей оркестровой сонаты:
— Жизнь, Джоанна, должна быть непрерывным развитием, восхождением по каменным ступеням нашего мертвого эгоизма к высшим ценностям. Да, тебе придется претерпеть боль и страдания. Но их не избегнет никто. Даже наш Господь не избежал страданий бренной жизни. Как он познал муки Гефсимана, так и ты должна познать их. И если, ты не испытаешь этих мук, значит твоя жизненная дорога пролегла в стороне от праведного пути. Вспомни об этом, когда к тебе придет час сомнений и тяжкого труда. Помни, моя дорогая, что я всегда буду рада получить весточку от своих девочек, моих учениц. Я всегда готова помочь им советом, если меня попросят. Благослови тебя Господь, дорогая моя.
И как последнее благословение мисс Гилби запечатлела на лбу Джоанны легкий поцелуй, в котором больше было поощрения к будущей славе, нежели простого человеческого чувства.
После этого Джоанне, смущенной и растерянной, позволили удалиться.
Вернувшись в общежитие, Джоанна застала, там Бланш Хаггард. На носу у нее, на самом кончике, криво сидели очки, делая ее очень похожей на директрису мисс Гилби. Под просторную спортивную майку девушка затолкала толстую подушку и, стоя на тумбочке, звучным голосом вещала всей покатывающейся со смеху, восхищенной ученической публике.
— «Вы выходите из нашего счастливого школьного мира, — гнусавила зловредная девчонка, — в большой мир, полный опасностей и соблазнов. Скоро жизнь откроется перед вами со всеми своими проблемами и ответственностью…»
Джоанна смешалась с толпой девочек и во все глаза смотрела на вошедшую в раж Бланш. Восторженная публика хохотала и хлопала в ладоши.
— «А тебе, Бланш Хаггард, я скажу только одно, Дисциплина, дисциплина и еще раз дисциплина. Учись сдерживать свои эмоции, упражняйся в самоконтроле. Твое чересчур пылкое сердце может осложнить тебе жизнь. Лишь посредством самой строгой дисциплины ты сможешь достичь высот. У тебя большие способности, моя дорогая. Но пользуйся ими осмотрительно. У тебя много и недостатков, Бланш. Очень много недостатков. Но все эти недостатки происходят от твоей щедрой натуры, их можно исправить».
Публика вновь восторженно захлопала, восхищенная артистизмом Бланш, которая весьма похоже пародировала их директрису.
— «Жизнь, моя дорогая, это… — Тут голос Бланш поднялся до высокого фальцета, — Жизнь — это непрерывное развитие, восхождение по каменным ступеням нашего мертвого эгоизма к высшим ценностям». Это она украла у Вордсворта! «Чаще вспоминай свою школу, пиши нам и помни, что тетушка Гилби в свое время может дать тебе совет, если приложишь оплаченный конверт с твоим адресом!»
