Шарлотта Бронте - Секрет (сборник)
Чарлз Уэлсли
18 июня 1830 года, Ш. Бронте
Журнал удальцов[28]
№ 3
Октябрь 1830 года
Издатель Шарлотта Бронте
В продаже
у сержанта Древа
и во всех
остальных
книжных лавках Стеклянного города,
Парижа, Стеклянного города Парри,
Стеклянного города Росса,
Стеклянного города герцога Веллингтона.
Закончен 23 августа 1830 года
Шарлотта Бронте
23 августа 1830 года
Второй выпуск журнала
сохраняет принципы первого.
На его страницах по-прежнему
выступают те же видные
литераторы.
Содержание
I. День во дворце Парри, сочинение Ч.У.
II. Утро, сочинение маркиза Д.
III. Беседы
IV. Объявления
№ 3
Октябрь 1830 года
Закончен 23 августа 1830 года
Шарлотта Бронте
День во дворце Пари
Сочинение лорда Чарлза Уэлсли
— Ах, Артур, — сказал я как-то утром в прошедшем мае. — До чего же скучно в Стеклянном городе! Я умираю от тоски! Не посоветуешь, как можно развеяться?
— Полагаю, Чарлз, ты мог бы найти удовольствие в чтении либо в беседах с теми, кто умнее тебя. Не настолько же ты легкомысленен и глуп, чтобы изводиться бездельем!
Такая суровая отповедь прозвучала в ответ на мой вполне невинный вопрос.
— О да, брат! Я легкомысленен и глуп! Так что придумай мне какое-нибудь развлечение!
— Что ж, Чарлз, ты часто говорил, что мечтаешь посетить дворец капитана Парри. Сейчас у тебя есть время исполнить твое желание.
— Чудесно, Артур! Никакого золота не хватит, чтобы отплатить тебе за это любезное напоминание.
На следующее утро я спозаранку выехал в направлении страны Уильяма Эдварда и менее чем через неделю пересек границу. Меня изумило, как сразу все изменилось. Вместо высоких, жилистых людей с ружьями на плече или в руках, ищущих, кого бы отправить на тот свет, мне попадались вялые и бледные существа в чистых синих куртках и белых фартуках. Дома стояли ровными рядами, в каждом было по четыре комнаты, а перед крыльцом — аккуратный садик. Ни гордые замки, ни великолепные дворцы не возносились надменно над этими сельскими жилищами. Ни один аристократ не расхаживал среди вассалов с барственной спесью и не обозревал с кичливым видом наследственные угодья. Каждый дюйм земли окружала каменная стена. Реки не мчали, бурля и пенясь, в тесных ущельях, а спокойно катили неспешные воды меж берегов, забранных в гранит, чтобы ни одно резвое дитя не обрело безвременную смерть на их дне. Мглистое бесцветное небо не омрачали фабрики с высокими трубами, изрыгающими плотные клубы черного дыма. Женщины были исключительно в грубых коричневых платьях с белым платочком на шее и в белых чепцах; блистающий атлас, тяжелый бархат, дорогой шелк или нежный муслин не нарушали это скупое единообразие.
Итак, проделав многомильный путь, я наконец увидел впереди дворец Парри. То было прямоугольное каменное здание, крытое синим сланцем, с каменными украшениями, более всего напоминавшими тыквы. Сад, не слишком большой, состоял из круглых, овальных или квадратных клумб, грядок с горохом, кустов крыжовника, красной, белой и черной смородины и лужайки, над которой были натянуты веревки для сушки белья. Все службы — кухня, прачечная, конюшни и угольный сарай — стояли в ряд; за ними росли деревья. В загоне перед домом паслась одна корова, обеспечивающая семью молоком, маслом и сыром, и одна лошадь, запрягаемая в королевскую двуколку для поездок в гости или на рынок; при них были теленок и жеребенок соответственно.
Как только колеса моего экипажа застучали по булыжнику перед дворцом, дверь кухни отворилась и вышли престранные маленькие мучина и жечина[29]. При виде моего великолепного (по крайней мере таким он им показался) экипажа они тут же убежали назад. Из дома донеслись суетливые звуки, и через несколько мгновений сэр Эдвард Парри и леди Эмили Парри уже встречали новоприбывшего гостя. Они тоже поначалу были слегка напуганы, но я развеял их страхи, назвав свое имя.
После этого мы все прошли в маленькую гостиную. Чай был на столе, и хозяева пригласили меня разделить их трапезу, но прежде Парри вынул из комода салфетку и велел мне повязать ее на шею, дабы не испачкать платье, добавив на маловразумительном местном языке, что раз я приехал с визитом, то наверняка это лучший костюм и моя мама рассердится, если я посажу на него пятно. Я вежливо поблагодарил, но от предложенной салфетки отказался. За чаем стояла полная тишина; ни хозяин, ни хозяйка не проронили и слова. Затем привели маленького Едока в немыслимо засаленном платьице. Леди Эмили тут же переодела его в чистое, ворча, что не понимает, как нянька могла отправить ребенка в гостиную таким замарашкой.
После чая Парри удалился в своей кабинет, а леди Омли[30] — в комнату, где обыкновенно шила, так что я остался один на один с Едоком. Он более получаса стоял передо мной на ковре, держа палец во рту и глядя мне прямо в лицо круглыми бессмысленными глазами, — странные звуки, вырывающиеся у него изо рта, видимо, должны были выражать изумление. Я велел ему сесть. Мальчик засмеялся, но не послушался. Я, разозлясь, кочергой сбил его с ног. Дикий ор, который за этим последовал, отчего-то взбесил меня еще больше. Я несколько раз пнул неслуха, а потом ударил головой об пол, надеясь, что он потеряет сознание и умолкнет. К тому времени переполошился весь дом: вбежали хозяин, хозяйка и слуги. Я принялся оглядываться, ища путь к спасению, однако бежать было некуда.
— Чуво ды хделал с дытятей? — спросил Парри, угрожающе надвигаясь на меня.
Поскольку я хотел прожить у него во дворце еще день, пришлось изобретать ложь.
— Ничего. Прелестный мальчуган играл со мной, потом упал и расшибся.
Добродушный хозяин удовлетворился моим объяснением, и все ушли, унося своего чертенка, который по-прежнему орал как резаный.
Примерно через час подали ужин, состоявший из кофе и нескольких очень тонких кусков хлеба с маслом. За трапезой все снова молчали, а по ее завершении сразу отправились в постель.
На следующее утро я встал в девять и еле успел к завтраку, после которого вышел прогуляться в поля. Во дворе я увидел Едока. Его окружали три кошки, две собаки, пять кроликов и шесть свиней — он их всех кормил. Вернувшись в дом, я застал там нового гостя в лице капитана Джона Росса.
Они с Парри беседовали, но я мало что понимал из их разговора. Речь, видимо, шла о том, что «Онн сшула мны нувый мыслинувый плущ в цвыточук с храснуй лынтуй пу нызу и шулквывым поюскум», который ему очень понравился. На это Парри ответил, что «Пыследнее плутье Омли сшула мны блыдно-мулинувое с жулто-зылено-лылувой куймой, и к ныму сыреневую хляпу с пырьями».
Обед подали точно в двенадцать. Он состоял из ростбифа, йоркширского пудинга, картошки, малосольных огурцов и яблочного пирога. Росс за обедом был в белом фартуке. На меня он решительно не обращал внимания, хотя определенно видит мою особу не каждый день. Все ели так, будто три недели крошки во рту не держали, и
…молчанья мрачного печать
У всех лежала на устах.
Меня так и тянуло поджечь дом и спалить всех этих тупых обжор. За десертом каждый выпил ровно по одному бокалу вина, ни каплей больше, и съел по тарелке клубники с пирожными. Я думал, Росс лопнет от проглоченного, и, судя по тому, как он пыхтел и сопел, дело шло к тому. Через час после еды ему стало совсем плохо. Врачей рядом не было, и все ждали, что он умрет с минуты на минуту. Так бы и случилось, но в последний миг явилась джинна Эмили, вылечила его заклинанием и тут же пропала.
Я пробыл во дворце Парри только до следующего утра, поскольку визит прискучил мне до смерти, как, полагаю, и читателю — мой отчет. Однако я не жалею о поездке, поскольку многое в ней узнал. В первые недели по возвращении в Стеклянный город мне не давали прохода расспросами о дворце, где я побывал, однако мною в ту пору овладела странная молчаливость, так что любопытствующие остались ни с чем. У меня есть лишь один способ загладить свое упущение — отправить мой краткий рассказ для публикации в «Журнал удальцов».
22 августа 1830 года
Утро
Сочинение маркиза Доуро
Глянь! Аврора восходит, сияя,
И чертог ее златом горит.
То четверка коней огневая
Жаркий бег устремила в зенит.
На квадриге Аполлон
Объезжает небосклон,
Ближе к краешку земли
В ослепительной дали,
С каждым мигом пламень жарче,
С каждым мигом небо ярче
Заливает окаем
Многоцветным янтарем.
Чу! В лесах пробудились птицы,
Самый скромный цветочек рад
К встрече солнечной колесницы
Драгоценный надеть наряд.
Что ж, пусть птицы распевают,
И цветы благоухают,
И природы звучный зов
Пробудить весь мир готов.
Не ликую я со всеми,
Мне печально это время,
Радость, что вокруг царит,
Мне о скорби лишь твердит.
Мне мил вечерний тихий час,
Когда на леса и луга
Роса, невидима для глаз,
Свои роняет жемчуга.
И тогда в тиши глубокой
Птица ночи одиноко
Возносит песню из глубин
Спокойно дремлющих долин,
Звуки то печально тают,
То, ликуя, оживают,
Филомела, твой напев
Уносит ветер, опьянев.
Королева-Луна выплывает,
Серебром озарив высоту,
Свита ярких планет заполняет
Беспредельных небес пустоту,
И, склоняясь, любовный взгляд
Из надмирных сфер стремят
На невзрачного певца,
Что пленяет их сердца,
Сладких звуков чередой,
Наполняя мир земной.
Песнь для неба рождена,
Смертным милостью дана,
С духом скорбным говорит,
Радость грустному дарит.
Не сказать, как я люблю
Песнь волшебную твою.
Маркиз Доуро
