Синклер Льюис - Том 3. Эроусмит
А про себя: «Фу ты, дьявол!»
Пока они бормотали друг дружке ничего не значащие слова, он их потащил в знаменитый ресторан Гранд-Отеля. Здесь полно было золоченых канделябров, красных плюшевых стульев, тяжелого серебра и старых негров-официантов в зеленых шитых золотом жилетах. Вдоль стен тянулись изысканные виды Помпеи, Венеции, озера Комо и Версаля.
— Шикарный зал! — прощебетала Леора.
Маделина, судя по ее лицу, собиралась сказать то же самое, только пространнее, но вторично обведя глазами фрески, она изрекла:
— Он очень большой, но…
Мартин в лихорадке заказывал завтрак. Он ассигновал на оргию четыре доллара (вместе с чаевыми) и считал для себя делом чести истратить все четыре доллара до последнего цента. Пока он гадал про себя, что за штука «пюре сен-жермен», а стервец-официант стоял невозмутимо за его спиною, Маделина сделала первый выпад. С леденящей вежливостью она начала нараспев:
— Мистер Эроусмит говорил мне, что вы — больничная сиделка, мисс… Тозер.
— Да, вроде того.
— Вы находите это интересным?
— Понятно… да… Мне интересно.
— Я полагаю, это должно быть чудесно — облегчать страдания. Конечно, моя работа — я готовлюсь к получению диплома преподавательницы английской словесности (у нее это прозвучало так, точно она готовилась к получению графского титула) — моя работа довольно сухая, оторванная от жизни. Мне приходится изучать законы развития языка и так далее, и тому подобное. Вам, с вашим практическим подходом к вещам, вам, я полагаю, это должно казаться довольно глупым.
— Да, это должно быть… нет… почему же, это, верно, очень интересно.
— Вы родом из Зенита, мисс… Тозер?
— Нет, я родом из… из одного городка. Его едва можно назвать городком… В Северной Дакоте.
— О, в Северной Дакоте!
— Да… далеко на Западе.
— Так… И долго вы собираетесь прожить на Востоке?
В точности такую фразу сказала однажды Маделине одна ее нью-йоркская кузина, крайне ядовитая.
— Да нет, я не… Да, я думаю пожить здесь довольно долго.
— И вам, гм, вам здесь нравится?
— О да, здесь очень недурно. Я люблю большие города… Тут много видишь.
— Большие? Ну, это, я полагаю, зависит от точки зрения, вы не находите? Большим городом я привыкла считать Нью-Йорк, но… Конечно… Вам, верно, кажется интересным контраст между Зенитом и Северной Дакотой?
— Да, конечно, они совсем непохожи.
— Расскажите мне про Северную Дакоту — какая она? Меня всегда занимали эти Западные штаты. (Это тоже было заимствовано у кузины.) — Какое у вас общее впечатление от нее?
— Я что-то не совсем вас понимаю.
— Я спрашиваю про общий эффект… Про впечатление.
— Ага… Много пшеницы и много шведов.
— Но я имела в виду… Мне кажется, вы там все страшно мужественны и энергичны по сравнению с нами, с жителями Востока.
— Не думаю. А впрочем, пожалуй, верно.
— Много у вас в Зените знакомых?
— Нет, не так уж много.
— Знакомы вы с доктором Берчелем, который оперирует в вашей больнице? Он милейший человек; и не только хороший хирург, но вообще страшно талантлив. Он поет из-зумительно, и он из очень хорошей семьи.
— Нет, я как будто вовсе его не знаю, — брякнула Леора.
— О, вы должны с ним познакомиться. Он к тому же здорово… превосходно играет в теннис. Его всегда приглашают на стильные матчи на Роял-Ридж, где участвуют разные миллионеры. Страшно интересный человек.
Тут Мартин впервые попробовал вставить слово:
— Интересный? Он? Да у него ума ни на грош.
— Дитя мое, я сказала «интересный» совсем в другом смысле!
Мартин притих, беспомощный и одинокий, а она опять накинулась на Леору и все более бойко выспрашивала, знакома ли та с таким-то — сыном юрисконсульта такой-то корпорации — и с такой-то знаменитой начинающей актрисой, знает ли она такой-то шляпный магазин и такой-то клуб. Она развязно называла имена столпов зенитского общества, имена, которые склоняются ежедневно в «Светской хронике» газеты «Адвокейт-Таймс», — Каукс, Ван-Энтрим, Додсуорт. Мартина удивила эта развязность; он припомнил, что Маделина была однажды в Зените на благотворительном балу, но он не знал, что она так близка со знатью. Конечно, Леора — о, ужас! — о них и не слыхивала. Леора никогда не посещала концертов, лекций, литературных чтений, на которых Маделина, по-видимому, проводила все свои блистательные вечера.
Маделина пожала слегка плечами, уронила:
— Так… Конечно, у себя в больнице вы встречаете столько очаровательных врачей и всяких там ученых, что вам, я полагаю, лекции должны казаться страшно нудными. Так… — Она отпустила Леору и покровительственно взглянула на Мартина: — Ну как, вы думаете продолжать работу по… как это там… над кроликами?
Мартин озлился. Теперь он был в состоянии сразу, не раздумывая, сделать то, что надо:
— Маделина! Я свел вас обеих, потому что… Не знаю, подружитесь вы или нет, но мне бы этого хотелось, потому что я… Я не ищу для себя оправданий. Это вышло само собою. Я помолвлен с вами обеими, и я хотел бы знать…
Маделина вскочила. Никогда еще она не выглядела такой гордой и красивой. Она смерила их взглядом и, не сказав ни слова, пошла прочь. Потом вернулась, положила кончики пальцев Леоре на плечо и спокойно поцеловала ее:
— Дорогая, мне жаль вас. Вам выпала тяжелая участь! Бедное дитя! — И пошла, расправив плечи, к выходу.
Мартин сидел напуганный, сгорбившийся и не смел взглянуть на Леору.
Он почувствовал ее ладонь на своей руке. Он поднял глаза. Она улыбалась тихо, немного насмешливо.
— Рыжик, предупреждаю, что я от тебя никогда не откажусь. Пусть ты такой скверный, как она уверяет, пусть я дура, наглая девчонка. Но ты — мой! Предупреждаю, ничего у тебя не выйдет, если ты опять попробуешь завести новую невесту. Я ей вырву глаза! И не воображай о себе лишнего! Ты, по-моему, изрядный эгоист. Но все равно. Ты мой!
Он срывающимся голосом сказал ей много слов, великолепных в своей обыденности.
А Леора говорила раздумчиво:
— Я чувствую, что мы с тобою ближе друг другу, чем ты и она. Может быть, я потому и нравлюсь тебе больше, что мною ты можешь командовать, я тянусь за тобою, а она никогда не стала бы. И я знаю, что твоя работа для тебя дороже меня, дороже, может быть, самого себя. Но я глупая и заурядная, а она нет. Я попросту восхищаюсь тобою (бог весть почему, но восхищаюсь), между тем как у нее хватает ума заставить тебя восхищаться ею и тянуться за ней.
— Нет! Клянусь тебе, дело не в том, что я могу тобою командовать, Леора! Клянусь тебе, не в том — мне кажется, это не так. Дорогая, не надо, не надо думать, что она умнее тебя. У нее ловко подвешен язык, но… Ах, не стоит говорить! Я нашел тебя! Жизнь моя началась!
7
Разница между отношениями Мартина с Маделиной и с Леорой была подобна разнице между волнующим поединком и светлой дружбой. С первого же вечера и он и Леора положились на взаимную верность и любовь, и в некоторых отношениях его жизнь определилась раз навсегда. Все же, как ни был он поглощен Леорой, это не приводило его к застою. Он делал все новые и новые открытия о жизненных наблюдениях, которые она таила в маленькой своей головке, когда, молча ему улыбаясь, покуривала папиросу и пускала кольцами дым. Его тянуло к девушке Леоре; она его возбуждала и с веселой, откровенной страстью отвечала ему; но другой, бесполой Леоре, он говорил все — честнее, чем Готлибу или самому себе, измученному сомнениями; и она мальчишеским кивком или случайным словом побуждала его крепче верить в его растущее честолюбие, в его требовательность к другим.
Братство Дигамма Пи давало бал. Из тревожных перешептываний студентов выяснилось, что Уиннемакский университет начинает приобретать мировую известность, а посему они не обманут ожиданий общества и все до одного явятся на бал, облаченными в символ респектабельности, именуемый фраком. В одном-единственном знаменательном случае, когда Мартину пришлось надеть фрак, он его взял напрокат из университетских мастерских, но теперь, когда ему предстояло ввести в свет Леору, свою гордость и радость, — теперь он должен был явиться в собственном фраке. Точно старичок со старушкой, поглощенные друг другом и недоверчиво оглядывающие новые, неприветливые улицы города, где поселились их дети, ставшие чужими, вклинились Мартин и Леора в нарядное великолепие «Бенсона, Хенкли и Коха» — самого надменного универсального магазина в Зените. Леора робела перед блистающими шкафами красного дерева с зеркальными стеклами, перед шапокляками, и глянцевитыми кашне, и кремовыми бриджами. Когда Мартин примерил смокинг и вышел к ней спросить ее одобрения (какими-то деревенскими показались в глубоком вырезе жилета рубашка с отложным воротничком и длинный коричневый галстук) и когда приказчик ушел за воротничками, у Леоры вырвалось:
