Пэлем Вудхауз - Том 2. Лорд Тилбури и другие
Когда он добрался до знакомого вестибюля, швейцар еще дышал свежим воздухом. На его месте сидел мальчик в пуговицах — не тот, с которым Джадсон недавно повздорил, а другой, куда более приветливый с виду. К нему-то Джадсон и обратился.
— Эй! — сказал Джадсон.
— Сэр? — учтиво отвечал отрок. Джадсон пригнулся и понизил голос:
— Мне нужен домашний адрес мистера Пайка. Мальчик покачал головой, и в его лице проступила незаметная прежде суровость.
— Нам запрещено давать домашние адреса.
Джадсон надеялся, что его не вынудят пойти на последнюю крайность, но, увы, другого выхода не оставалось. Он молча полез в карман, молча вынул шиллинг и шестипенсовик.
Малыш дрогнул.
— Это против правил, — сказал он, жадно глядя на деньги.
Джадсон не проронил ни слова, только в задумчивости позвенел монетками. Юный страж волновался все больше.
— А зачем вам адрес? — произнес он дрожащим голосом.
Джадсон рассчитанным движением уронил шиллинг, подождал, пока тот прокатится по кругу, подхватил и снова звякнул им о шестипенсовик. Мальчик был не железный: он на цыпочках подошел к лестнице, прислушался, потом, крадучись, вернулся к Джадсону и зашептал ему что-то на ухо.
Деньги перешли из рук в руки, и Джадсон отправился дальше.
5Было почти половина восьмого, когда Флик вернулась в Холли-хауз. Она доехала на такси до отеля «Савой» и долго сидела там, кусая ручку и глядя в никуда. Наконец он вырвала из блокнота лист, черкнула несколько строк, не перечитывая, заклеила письмо и оставила его у швейцара. Потом, в странном воодушевлении, вышла из гостиницы и села на подземку до Уимблдона. Настроена она была решительно, но спокойно. Она шла по аллее к дому, а сердце ее распевало ликующую песнь, грозную и пьянящую, как сама весна.
В холле она столкнулась с миссис Хэммонд — та как раз выходила из гостиной.
— Как ты поздно, Фелисия. Быстро переодевайся. Ужин в восемь. Дядя Джордж и Родерик вот-вот приедут.
Этого Флик не ожидала.
— Как, приедут?
— Неужели он тебе не сказал? — удивилась миссис Хэммонд. — Мы еще утром договорились по телефону. У твоего дяди это единственный свободный вечер, завтра он едет в Париж и останется на неделю. Придут Бэгшотты и еще несколько гостей. Очень странно, что Родерик тебя не предупредил.
— Мы расстались впопыхах, — отвечала Флик. — Думаю, он бы предупредил, если б не отвлекся.
— Бедный Родерик! Такой занятой! — сказала миссис Хэммонд. — И как наш дорогой мальчик?
— Очень прыток.
— Прыток? — Миссис Хэммонд вытаращила глаза. — Что ты имеешь в виду?
Флик остановилась перед лестницей.
— Тетя Фрэнсис, — сказала она, — я кое-что должна вам сообщить. Я не выйду за Родерика. Я написала ему, что разрываю помолвку.
Глава V НОЧНЫЕ СОБЫТИЯ В ХОЛЛИ-ХАУЗЕ
Пока в штаб-квартире издательства «Мамонт», что на Тилбери-стрит, разворачивались волнующие события, Билл Вест предавался мрачным раздумьям на балконе доходного дома Мармонт в Баттерси. Сюда он сбежал от фотографий Алисы Кокер. Карточки смотрели с немой укоризной, и Билл не знал, куда деть глаза. Джадсон исчез, Билл не исполнил опекунского долга, и двенадцать фотографий, словно двенадцать ангелов-обвинителей, упрекали его в недосмотре.
«Почему, — вопрошали они, — ты забыл свой долг? Я доверила тебе брата. Почему ты не прибил его тапочкой? Как позволил уйти?»
Отвечать было нечего. Обладай Билл хоть каплей рассудка, он бы выбрал единственно возможный путь: спрыгнул бы Джадсону на плечи, пусть даже с высоты двух лестничных пролетов, но не позволил несчастному пьянице скрыться в огромном городе с деньгами в кармане. Кто теперь скажет, когда и в каком состоянии воротится блудный наследник Кокеров?
Балкончики на улице принца Уэльского замечательные. С их высоты можно видеть деревья в парке Баттерси и. если настроение позволяет, любоваться нежной зеленью и молодыми листочками. Видна и сама улица. Так вышло, что, едва начали сгущаться сумерки и внизу затеплились желтые фонари, Билл приметил на мостовой знакомую фигуру, бредущую к входу в доходный дом Мармонт.
Сперва он не поверил своим глазам. Это не Джадсон. Джадсон в милях отсюда, где-нибудь в Вест-энде, заливает коктейлем двухнедельную жажду. Но вот прохожий оказался под фонарем. Сомнений больше не оставалось. Джадсон. Он вошел в дом. Билл ринулся к двери и еще на бегу услышал, как друг, пыхтя, преодолевает лестницу. Квартира была на пятом этаже без лифта; на оба обстоятельства Джадсон часто и красноречиво сетовал. Сейчас он появился, отдуваясь, и некоторое время не слышал обращенных к нему упреков.
— Э? — спросил он, немного придя в себя.
— Я сказал: «Явился-таки!», — отвечал Билл, выбрав самое мягкое из своих замечаний.
Джадсон проследовал в гостиную, плюхнулся на диван и, как до него Билл, принялся стягивать ботинки.
— Гвоздь, что ли, — пояснил он.
— Ну, хорош! — сказал Билл, возобновляя атаку. Джадсон не обнаружил и тени раскаяния.
— Между прочим, — дерзко отвечал он, — я трезв, как стеклышко. Сперва выяснилось, что в этой чертовой стране заведения открываются в полночь или вроде того. Так что сначала я не нашел, где выпить. А потом мне было некогда.
— Некогда выпить?! — изумился Билл.
В полном ошеломлении он пошел за другом, который встал с дивана и направился в спальню, где немедленно отыскал другие ботинки, видимо, без гвоздя.
— Некогда выпить? — повторил Билл.
— Ну, недосуг, — сказал Джадсон, плеснул в таз воды, смыл с лица и рук дорожную грязь, подошел к зеркалу и провел щеткой по волосам. — Билл, старина, у меня случился неприятный день.
— Сколько у тебя было с собой денег?
— Не будем о деньгах, — отмахнулся от невежливого вопроса Джадсон. — Лучше послушай про неприятный день. — Он закурил и вернулся в гостиную. — Я сюда только на минутку, — сказал он. — Через секунду убегаю.
Билл деланно рассмеялся.
— Убегает он!
— Ничего не поделаешь, надо, — сказал Джадсон. — Затронута моя честь. Я должен отыскать этого типа и восстановить справедливость.
— Упаси тебя Бог, — сказал Билл, начиная сомневаться, что друг его так трезв, как утверждает. У Джадсона блестели глаза, и весь он был какой-то странный. — По справедливости ты давно бы сидел за решеткой.
Джадсон в задумчивости выпустил дым. Он, похоже, не слышал обидного замечания.
— Очень неприятный день. Билл, старина, ты когда-нибудь читал «Светские сплетни»?
— Нет. А что?
— Только то, — отвечал Джадсон, — что в ней написано, будто Шелковый Клуб на Пятой авеню основал Тодди ван Риттер. Тодди ван Риттер! — С его губ сорвался леденящий смешок. — Ты не хуже меня знаешь, что бедняге Тодди и в миллион лет до такого не додуматься. Вот в этой моей головенке зародилась идея основать клуб, и я не позволю дурачить целую Англию. Тодди ван Риттер! — фыркнул Джадсон. — Нет, подумай! Тодди! — Сигарета обожгла ему пальцы, он бросил окурок в камин. — Я прочел этот бред в подземке, отправился прямиком туда, где печатают грязный листок, и спросил издателя. Кошка знала, чье мясо съела, потому что он отказался меня принять. Я подкараулил его на улице, но он вскочил в такси и думал, что скрылся. Только не на такого напал! — продолжал Джадсон с мрачным смешком. — Не наступил еще день, чтоб поганый щелкопер безнаказанно надо мной смеялся. Я раздобыл его домашний адрес. Сейчас иду к нему, пусть извиняется и в следующем же номере печатает опровержение.
— Никуда ты не пойдешь.
— Пойду, и еще как.
Билл попытался воззвать к разуму.
— Ну что такого, если он написал, что клуб основал Тодди?
— Что такого? — У Джадсона округлились глаза. Он смотрел на друга, словно сомневался в его умственной полноценности. — Что такого?! Ты думаешь, я уступлю другому европейскую славу? Будь ты Маркони. и напиши кто, что не ты изобрел радио, ты бы опустил? Ладно, некогда мне рассиживаться. Пока.
Шесть фотографий умоляюще глядели с камина. Три на этажерке, две на столе и одна на полочке у двери заглядывали в глаза и говорили: «Прояви твердость».
— Где живет этот твой светский сплетник? — спросил Билл.
— Дом пять, особняк Лиддердейл, Слоан-сквер, — без запинки отвечал Джадсон. Ему даже не понадобилось свериться с клочком конверта в нагрудном кармане, ибо адрес врезался в его сердце. — Я отправляюсь к нему немедленно.
— Никуда ты не отправляешься, — сказал Билл, — без меня. Что, по-твоему, — он задохнулся, — что, по-твоему, скажет она, если я позволю тебе бегать по Лондону и нарываться на неприятности?
Джадсон взглянул, куда указывал Билл, по остался совершенно бесчувственным. Мало кто из братьев способен умилиться на фотографию сестры: Однако, не тронутый мыслями об Алисе и ее тревогах, он впервые обнаружил что-то вроде благоразумия.