Александр Дюма-сын - Дело Клемансо
— А я?
— Ты поручишь сына моей сестре, которая воспитает его вместе со своими, а сам уедешь во Флоренцию или в Рим и предашься возвышенному искусству, как и подобает талантливому артисту, когда его посетит сильное горе! Я поеду с тобой, чтобы ты не застрелился потихоньку на первых порах. А потом… последуешь моему примеру: будешь любить всех женщин понемножку и не привязываться ни к одной. Когда вполне выздоровеешь, вернешься к нам, в нашу семью, где тебя искренно любят. Так ведь, решено?
— Пожалуй.
— Ночуешь сегодня у меня. Завтра мы уедем и будем стараться не думать о прошлом. Давай укладываться.
XXXVIII
Какой-то мудрец сказал, что у нас всегда найдется достаточно силы, чтобы перенести страдания ближнего. Благодаря этой силе, а также, вероятно, тайному удовольствию явиться утешителем, Константин Риц с таким красноречивым юмором описывал мне Изу и разбирал ее по косточкам. Все это напоминало твердую руку опытного врача, прикладывающего раскаленное железо к свежей ране. Операция бесспорно полезная, но предоставляю вам судить, каково пациенту в эти минуты. Одно можно сказать: чего человек не вынесет!
Я рассчитал и отпустил прислугу, объявив, что уезжаю путешествовать; Феликса, с его вещами и игрушками, отправил к графине Нидерфельдт.
Константин, с сигарой во рту, разбирал бумаги и письма в моих столах и комодах, поминутно спрашивая: "Это сжечь? А это спрятать?"
Вдруг дрогнул звонок. Я встрепенулся: не Иза ли вернулась? Оказалось, пришел посыльный за ее вещами.
Когда выносили последний сундук с ее вещами, я проводил его взглядом, как будто уносили дорогого покойника!
В восемь часов Константин сказал:
— Ну, нам пора отправляться. Здесь больше нечего делать.
Я машинально пошел за ним. Ноги у меня подкашивались, и я должен был крепко держаться за перила лестницы, чтобы не упасть.
Константин повел меня в ресторан, и я послушно ел и пил, а затем мы пошли к нему пешком. Люди, двигавшиеся по улицам, казались мне тенями, жившими какой-то особенной жизнью, и я сам — другим существом, чем был несколько часов тому назад. Константин уступил мне свою кровать, сам же велел постлать себе на диване и принялся укладывать свои вещи.
Я, разумеется, не лег, а ходил по комнате из угла в угол, не говоря ни слова.
— Не пройти ли нам к отцу? — предложил мне приятель.
— Нет, лучше завтра.
Он сел за письменный стол, а я прилег на диван. Уличный шум мало-помалу стихал; маятник стенных часов отчетливо и монотонно тикал, отсчитывал секунды и минуты моей жизни, с которой я теперь не знал что делать. Трудно сказать, что я чувствовал; я точно находился под влиянием наркоза: материя и привычка боролись с душевным состоянием и подавляли его. "Отдохнуть прежде всего! — проносилось у меня в голове. — Там видно будет".
Незаметно я впал в забытье, закрыл глаза, перестал думать. Очнулся я в пять часов утра, и в первую минуту сознание действительности отсутствовало… Вдруг оно встало в углу комнаты, прояснилось, выросло и, подойдя ко мне, село у моего изголовья!.. Я все вспомнил и мигом очутился на ногах. Все ужасные вчерашние происшествия закружились вокруг меня в беспорядочной, адской пляске, и все философские рассуждения Константина рассыпались в прах.
"Как! — вопил какой-то голос внутри меня. — Есть человек, похитивший твою честь, твое счастье, разбивший твою будущность, и ты оставляешь его в покое, довольствуешься словом, которое он, быть может, и не сдержит? Поведение твое пахнет трусостью! Константину хорошо советовать, но сам он не так бы поступил на твоем месте! Честь ближнего, даже друга, все не то, что своя собственная! Если бы ты соблазнил, например, его сестру, неужели он ограничился бы твоим обещанием, что ты, мол, больше не будешь? Нет! Он жаждал бы крови, прежде всего. Что должен думать о тебе Серж? Дешево он отделался!"
— Господи! Да я вчера был, видно, без ума! — прошептал я и кинулся на улицу Пантьевр, зная от Константина, где живет мой соперник.
Было не более восьми часов, когда я позвонил к нему. Камердинер отказался было будить барина, но я уверил его, что дело первой важности, из-за которого я будто нарочно приехал из-за границы. Тогда он провел меня в будуар, а сам отправился к барину.
Комната, в которой я очутился, обита была голубым атласом, наполнена цветами и безделушками. Между окнами стояла статуя, и — о ужас! — то был бюст Изы моей работы, который, по ее уверению, послан был сестре! Не помня себя, я схватил каминные щипцы и несколькими ударами превратил изваяние в осколки.
На таком занятии застал меня хозяин. Вероятно, он меня тотчас же узнал, потому что удивления никакого не выразил, а проговорил тоном человека, терпение которого готово истощиться:
— Условия с вашим другом не удовлетворили вас, милостивый государь?
— Да, я переменил мнение.
— Это не причина, чтобы ломать чужие вещи! — брезгливо сказал он.
— Как чужие? Бюст этот…
— Бюст этот моя собственность, я заплатил за него, сколько следовало, и вы у меня в квартире. Потрудитесь объяснить цель вашего визита и удалиться.
— Я хочу убить вас! — прохрипел я.
— Так бы и сказали, не приходя в неистовство.
— Чтобы разом покончить, будьте в одиннадцать часов с секундантами в С.-Жерменском лесу, у решетки террасы. Выбирайте оружие.
Он спокойно позвонил и сказал слуге:
— Подберите эти осколки и выбросьте их.
Затем холодно поклонился мне и вышел.
XXXIX
Я сыграл дурака, но по крайней мере облегчил себя. Теперь я знал, чем наполнить этот день. Константин тревожился, недоумевая, куда я исчез. Я рассказал ему все.
— Безумно, но я, пожалуй, поступил бы так же! — сознался мой мудрый утешитель. — Ступай пожать руку отцу и поцеловать Феликса; а я пока отыщу другого секунданта.
В назначенный час мы встретились с Сержем и дрались на шпагах. Он владел этим оружием лучше меня, но, очевидно, решился меня щадить. Заметив это, я пришел в ярость, бросился на него, как исступленный, и проткнул ему правый бок.
— Удар не совсем правильный! — заметил он, падая. — Но все-таки будем считать его. Если я умру, знайте, что я жалею о причиненном вам горе. Если же останусь в живых, то сдержу данное слово и не увижу более особу, из-за которой дрались. Она уже знает о моем бесповоротном решении.
Проговорив это, Серж лишился чувств, и его отнесли в замок Валь, где жили его знакомые, а мы вернулись в Париж.
— Ну, дело сделано! — сказал Константин. — Успокоило ли это тебя немножко?
— Да.
— Только это и требуется. Будем надеяться, что Серж не убит. Он в высшей степени порядочный человек. Вы оба жертвы, и упрекать друг друга вам не в чем. Сюрприз, преподнесенный твоей супруге, очень радует меня: оба бросили ее сразу! Поделом.
В квартире Константина меня ждал посыльный с письмом:
"Ни к чему долее обманывать вас: Феликс не ваш сын. Отдайте мне его, и вы не услышите никогда более ни о нем, ни о его матери.
Изабелла Клемансо,
рожденная Доброновская".
— Врет! — крикнул Константин, прочитав письмо. — Не верь: просто хочет отомстить тебе, отравить твое чувство к ребенку. Как она типична, мелочна и зла! "Рожденная Доброновская"!! Ха, ха, ха, прелесть! — И обратясь к посыльному, он как ни в чем не бывало сказал:
— Хорошо, скажите этой барыне, что мальчика мы оставим у себя, чтобы она не беспокоилась. Вот вам пять франков за комиссию. Еще передайте ей, что мы уезжаем за границу.
. . . . . . . . . .
Да, дуэль облегчила меня. Жажда крови в таких случаях непобедима. Я должен был наброситься на кого-нибудь, как дикий зверь, не на Сержа, так на другого, все равно, и затем несколько успокоиться. На соперника моего я ничуть не сердился, а после дуэли стал даже уважать его.
После этой встречи мне показалось, что Иза радикально изгнана из моей жизни, что я способен довольствоваться трудом, славой, дружбой порядочных людей, заботой о маленьком Феликсе и т. д. Стоит ли даже уезжать из Парижа?
— К чему увозить от вас Константина? — говорил я убежденно старику Рицу. — Я тверд и силен, уверяю вас. Видел дурной сон и проснулся! Ничего особенного не случилось: буду работать, как прежде, снова войду в состав вашей семьи!
Старик с добрым участием выслушал меня, как доктор, не желающий разубеждать больного, воображающего себя здоровым.
— Вы правы, друг мой! — сказал он ласково. — Только перемена воздуха, по моему мнению, все-таки не повредит. После падения необходимо двигаться, чтобы убедиться, нет ли где полома в членах. Поезжайте-ка в Рим, вы там не были, это будет полезно. Я стар, утомлен, а то сам поехал бы с вами! С Константином вам веселее. Поезжайте, не откладывая!
XL
Мы проехали Милан, Венецию, Ферраре, Болонью, Пизу, Флоренцию.
