Ёсида Кэнко-Хоси - Записки от скуки
Плохо также звучит «жечь гома». Лучше сказать «заняться гома» или «совершать гома».[211]
— Неправильно в слове гёбо[212] слог бо произносить глухо, как хо. Он произносится звонко, — говорил настоятель храма Чистого Покоя.[213]
В обыденной речи такого рода ошибок встречается много.
CLVI
Одни говорят, что цветение вишен начинается через сто пятьдесят дней после зимнего солнцестояния, другие — на седьмой день после весеннего равноденствия, однако большей частью оно падает ровно на семьдесят пятый день от начала весны.
CLVII
Монах-служка при храме Повсюду Сияющего[214] долгое время подкармливал на пруду диких гусей. Однажды, насыпав приманки до внутренних помещений пагоды, он открыл одну из ее дверей и, после того как туда набралось несчетное множество птиц, вошел к ним сам, притворил дверь и бросился ловить и умерщвлять их.
Страшный гвалт, поднятый гусями, услышал мальчик, косивший поблизости траву. Он сообщил об этом людям, и, когда из деревни прибежали и ворвались в пагоду крестьяне, они увидели, что в самую гущу отчаянно хлопавших крыльями больших гусей затесался молодой монах, который хватал их и откручивал им головы.
Монаха этого схватили и прямо с места отправили в сыскной департамент. Там его бросили в тюрьму, приказав повесить себе на шею всех убитых им птиц.
Это было во времена, когда управляющим департаментом был Мототоси-дайнагон.
CLVIII
Вопрос о том, писать ли иероглиф тай из сочетания тайсё[215] с точкой или без точки, явился как-то предметом спора между чиновниками из ведомства Темного и Светлого начал. Монах, в миру Моритика,[216] сказал тогда:
— У канцлера Коноэ имеются записки, начертанные на обратной стороне гадательного текста кистью самого Ёсихира.[217] Там этот знак написан с точкой.
CLIX
Встретившись друг с другом, люди не молчат ни минуты, непременно находят слова. Но если послушаешь их разговоры — большей частью это бесполезная болтовня. Мирские пересуды, похвалы и хула ближнего — и себе и другому приносят много вреда, мало толку. Когда двое болтают вот так, ни тот, ни другой в душе своей не подозревают, что это занятие никчемное.
CLX
Неприятно, когда жители восточных провинций смешиваются со столичными, когда столичные жители отправляются в восточные провинции делать карьеру и еще когда служители Ясного и Тайного учений,[218] расставшись с исконными храмами, исконными горами, отступают от своих обычаев и смешиваются с мирянами.
CLXI
Когда я наблюдаю дела, которыми поглощены люди, они напоминают мне статую Будды, вылепленную весенним днем из снега, для которой изготавливают украшения из золота, серебра, жемчуга и яшмы и собираются воздвигнуть пагоду. Можно ль будет благополучно установить эту статую в пагоде, если ждать, пока пагоду построят?
Человеку кажется, что он живет, между тем как жизнь его, подобно снегу, тает у самого своего основания, а человек еще ждет успеха, — и так бывает очень часто.
CLXII
По-моему, это очень плохо, хотя обычно так оно и бывает, что человек, посвятивший себя какому-то определенному виду занятий, наблюдая результаты мастерства в чужой ему области, говорит или думает про себя: «О, если бы это было моей стезей, я б не стал смотреть на это вот так, со стороны!» Если ты с завистью думаешь о неведомом поприще, лучше всего сказать: «Ах, как завидно! И почему я не обучился этому?»
Тот, кто спорит с другими, выставляя напоказ свой ум, подобен рогатому животному, что угрожающе наклоняет рога, и клыкастому хищнику, что обнажает стиснутые клыки. Для человека же добродетелью является не чваниться достоинствами и ни с кем не вздорить. Обладать чем-нибудь, дающим превосходство над другими, — большой порок. Человек, считающий, что он выделяется среди других тем, что высокороден, или тем, что превосходит их талантами, или тем, что славен предками, — даже если он никогда не говорит об этом вслух, — в душе совершает большую провинность. Нужно следить за собой и забыть об этом. Из-за одной лишь спеси люди часто выглядят дураками, подвергаются поношениям, вовлекаются в беду.
Тот, кто действительно, хотя бы на одном поприще, продвинулся вперед, сам ясно представляет свои недостатки и потому, не чувствуя, как правило, в душе удовлетворения, никогда и никому не станет хвастаться.
CLXIII
Когда человек преклонного возраста в какой-нибудь области обладает выдающимися талантами, то в том лишь случае можно считать, что он не зря прожил долгую жизнь, если о нем говорят: «У кого же мы будем спрашивать, когда этого человека не станет?»
Но пусть даже это и так, все-таки и он, не имеющий изъянов, кажется глупым, потому что истратил всю свою жизнь на одно-единственное дело. Лучше, когда он говорит: «Что-то я уже позабыл это».
По большей части бывает так: если человек знает много, но без меры болтает об этом, люди считают, что, пожалуй, за ним особых талантов и не водится. Да и сам он не может не допустить ошибки. А о том, кто говорит: «Я в этом не вполне разбираюсь», всегда думают, что в действительности-то он выдающийся мастер своего дела.
Тем более очень горько слушать, как человек, по положению и возрасту своему не допускающий возражения, с видом знатока говорит о неведомых ему самому вещах. Невольно думаешь: «Но ведь это же не так!»
CLXIV
— «Такая-то церемония» — подобных слов до времени августейшего правления императора Госага[219] не произносили. Так стали говорить уже в последнее время, — сказал мне один человек.
Однако Укё, дама из свиты монахини-императрицы Кэнрэй, вспоминая о том, как после восшествия на престол императора Готоба[220] она вновь поселилась во дворце, писала: «И хотя ничто не изменилось в церемониях, принятых в свете…»
CLXV
Нехорошо без дела приходить в чужой дом. Но даже если ты пришел по делу, следует возвращаться к себе тотчас же, как только с ним покончено. Когда засиживаешься, становишься в тягость. Если ты много с человеком болтаешь, то и тело утомляешь, и душе не даешь покоя. Тратить время в ущерб всем делам — обоим невыгодно.
Разговаривать с неприязненной миной тоже нехорошо. Если тебе что-то не по душе, сейчас же скажи почему.
Совсем другое дело, когда к тебе придет человек, с которым приятно посидеть. «Ну, еще немножко. Сегодня не будем торопиться», — говоришь ему, когда он начинает скучать. Каждый может иметь голубые глаза Юань Цзе.[221] Очень хорошо, если к тебе без особого дела зайдет приятель, спокойно обо всем переговорит и уйдет.
И еще приятно бывает получить письмо, где всего-то и написано, что: «Давно вы не давали о себе знать…»
CLXVI
Пока человек, покрывающий ракушки,[222] пропускает те, что у него под рукой, и, оглядывая остальные, снует глазами от рукавов к коленям соперника, ракушки, лежащие подле него, покрывает другой. Хороший игрок вроде бы и не особенно тщится достать ракушки противника: кажется, будто он покрывает лишь ближние, и тем не менее он покрывает много.
Когда, расставив фишки по углам доски для игры в го, ты делаешь ход, то не достигнешь цели, если при этом видишь только дальние фишки соперника. А если, хорошо посмотрев перед собой, ты сразу сделаешь ход в ближний «глаз мудреца», то обязательно настигнешь фишки противника.
В любом деле нельзя ничего добиваться, обратясь вовне себя.
Надлежит правильно делать то, что тебе ближе всего. Как говорил Цин Сяньгун,[223] «творя благо, не спрашивай о грядущем воздаянии». Не таков ли и путь управления миром? Если ты небрежен к владениям, легкомыслен, своенравен и нерассудителен, то дальние провинции непременно взбунтуются, и тогда ты впервые обратишься за советом. Получится вроде того, как сказано в медицинском сочинении: «Глуп тот, кто простудился и, лежа в сыром месте, молится об исцелении от недуга».
Когда же следуешь правильному Пути, устраняя страдания ближних и даруя милость, то невозможно предвидеть, сколь далеко распространится от этого благотворное влияние. Хотя, выступив в поход против саньямяо, Юй и заставил их покориться, он не добился того успеха, который имел, когда, повернув войско назад, стал распространять добродетель.[224]
CLXVII
Когда человек молод, горячая кровь переполняет его тело, сердце легко поддается любому влиянию, и в нем кипят страсти. За него боязно: он может легко расшибиться и этим напоминает драгоценный камень, который пустили катиться.
