Проспер Мериме - Хроника царствования Карла IX
Внезапно графиня, отделившись от охоты, свернула с дороги, по которой направились король и его свита, на боковую.
— Куда вы? — крикнул Коменж. — Вы собьетесь со следа! Разве вы не слышите, что рога и лай — с той стороны?
— Ну так и поезжайте другой дорогой. Никто вас не неволит.
Коменж ничего не ответил и поворотил коня туда же, куда и она. Мержи поехал вместе с ними. Когда же они углубились в лес шагов на сто, графиня попридержала лошадь. Коменж, ехавший справа от нее, и Мержи, ехавший слева, последовали ее примеру.
— У вас славный боевой конь, господин де Мержи, — сказал Коменж, — он даже не вспотел.
— Это берберийский конь, брат купил его у одного испанца. Вот рубец от сабельного удара, — он был ранен под Монконтуром.
— Вы были на войне? — обратившись к Мержи, спросила графиня.
— Нет, сударыня.
— Значит, вы не испытали на себе, что такое огнестрельная рана?
— Нет, сударыня.
— А сабельный удар?
— Тоже нет.
Мержи почудилось, что она улыбнулась. Коменж насмешливо вздернул верхнюю губу.
— Ничто так не украшает молодого дворянина, как глубокая рана, — заметил он. — Ведь правда, сударыня?
— В том случае, если дворянин честно ее заслужил.
— Что значит «честно заслужил»?
— Славу приносит только та рана, которую человек получил на поле боя. А раны, полученные на дуэли, — это совсем другое дело. Они ничего, кроме презрения, во мне не вызывают.
— Я полагаю, что господин де Мержи, прежде чем сесть на коня, имел с вами разговор?
— Нет, — сухо ответила графиня.
Мержи подъехал к Коменжу.
— Милостивый государь! — сказал он тихо. — Как скоро мы присоединимся к охоте, мы с вами можем заехать в чащу, и там я постараюсь доказать вам, что я ничего не предпринимал для того, чтобы уклониться от встречи с вами.
Коменж бросил на него взгляд, в котором можно было прочесть и жалость и удовольствие.
— Ну что ж! Я не имею оснований вам не верить. А ваше предложение я принять не могу: только мужичье дерется без свидетелей. Наши друзья, которых мы в это дело втянули, не простят нам, что мы их не подождали.
— Как вам будет угодно, милостивый государь, — сказал Мержи и пустился догонять графиню.
Графиня ехала с опущенной головой: казалось, она была занята своими мыслями. Все трое молча доехали до распутья, — тут и кончалась их дорога.
— Это не рог трубит? — спросил Коменж.
— По-моему, звук долетает слева, вон из того кустарника, — заметил Мержи.
— Да, рог, теперь мне это ясно. Могу даже сказать, что это болонская валторна. Будь я трижды неладен, если это не валторна моего приятеля Помпиньяна. Вы не можете себе представить, господин де Мержи, какая огромная разница между болонской валторной и теми валторнами, которые выделывают наши жалкие парижские ремесленники.
— Ее слышно издалека.
— А какой звук! Какая густота! Собаки, едва заслышав его, забывают, что пробежали добрых десять миль. Откровенно говоря, хорошие вещи делают только в Италии да во Фландрии. Как вам нравится мой валлонский воротник? К охотничьему костюму он идет. У меня есть воротники и брыжи «Сумбур» для балов, но и этот совсем простой воротник — вы думаете, его вышивали в Париже? Какое там! Мне его привезли из Бреды. У меня есть друг во Фландрии; если хотите, он вам пришлет такой же... Ах да! — перебил он себя и рассмеялся. — Какой же я рассеянный! Бог ты мой! Совсем из головы вон!
Графиня остановила лошадь.
— Коменж! Охота впереди! Судя по звуку рогов, оленя уже начали травить.
— По-видимому, вы правы, очаровательница.
— А вы разве не хотите принять участие в травле?
— Разумеется, хочу. Иначе мы лишимся славы охотников и наездников.
— В таком случае не мешает поторопиться.
— Да, наши лошади передохнули. Покажите же нам пример!
— Я устала, я дальше не поеду. Со мной побудет господин де Мержи. Поезжайте!
— Но...
— Сколько раз нужно вам повторять? Пришпорьте коня.
Коменж не трогался с места. Кровь прилила у него к щекам. Он бросал злобные взгляды то на Бернара, то на графиню.
— Госпоже де Тюржи хочется побыть вдвоем, — насмешливо улыбнувшись, сказал он.
Графиня показала рукой на кустарник, откуда долетали звуки рога, и кончиками пальцев сделала крайне выразительный жест. Но Коменж, видимо, все еще не склонен был уступать место своему сопернику.
— Что ж, придется сказать вам все начистоту. Оставьте нас, господин де Коменж, ваше присутствие мне несносно. Ну как, теперь вы поняли?
— Отлично понял, сударыня, — отвечал он с бешенством и, понизив голос, прибавил: — А что касается вашего нового любимчика... он недолго будет вас тешить... Счастливо оставаться, господин де Мержи, до свиданья!
Последние слова он произнес раздельно, а затем, дав коню шпоры, погнал его галопом.
Лошадь графини припустилась было за ним, но графиня натянула поводья и поехала шагом. Время от времени она поднимала голову и посматривала в сторону Мержи с таким видом, словно ей хотелось заговорить с ним, но потом снова отводила глаза, как бы стыдясь, что не знает, с чего начать разговор.
Мержи был вынужден заговорить первым:
— Я горжусь, сударыня, тем предпочтением, какое вы мне оказали.
— Господин Бернар! Вы умеете драться?..
— Умею, сударыня, — отвечал он с изумлением.
— Просто уметь — этого мало. Вы хорошо... вы очень хорошо умеете драться?
— Достаточно хорошо для дворянина и, разумеется, плохо для учителя фехтования.
— У нас в стране дворяне лучше владеют оружием, нежели те, что избрали это своим ремеслом.
— Да, правда, я слыхал, что многие дворяне тратят в фехтовальных залах время, которое они могли бы лучше провести где-нибудь в другом месте.
— Лучше?
— Ну еще бы! Не лучше ли беседовать с дамами, — спросил он, улыбаясь, — чем обливаться потом в фехтовальной зале?
— Скажите: вы часто дрались на дуэли?
— Слава богу, ни разу, сударыня! А почему вы мне задаете такие вопросы?
— Да будет вам известно, что у женщины не спрашивают, с какой целью она что-нибудь делает. По крайней мере, так принято у людей благовоспитанных.
— Обещаю придерживаться этого правила, — молвил Мержи и, чуть заметно улыбнувшись, наклонился к шее своего коня.
— В таком случае... как же вы будете вести себя завтра?
— Завтра?
— Да, завтра. Не прикидывайтесь изумленным.
— Сударыня...
— Отвечайте, я знаю все. Отвечайте! — крикнула она и движением, исполненным царственного величия, вытянула в его сторону руку.
Кончик ее пальца коснулся его рукава, и от этого прикосновения он вздрогнул.
— Буду вести себя как можно лучше, — отвечал он наконец.
— Ответ достойный. Это ответ не труса и не задиры. Но вы знаете, что для начала вам уготована встреча с весьма опасным противником?
— Ничего не поделаешь! Конечно, мне придется трудно, как, впрочем, и сейчас, — с улыбкой добавил он. — Ведь до этого я видел только крестьянок, и не успел я привыкнуть к придворной жизни, как уже очутился наедине с прекраснейшей дамой французского двора.
— Давайте говорить серьезно. Коменж лучше, чем кто-либо из придворных, владеет оружием, а ведь у нас — драчун на драчуне. Он король записных дуэлистов.
— Да, я слышал.
— И что же, вас это не смущает?
— Повторяю: я буду вести себя как можно лучше. С доброй шпагой, а главное, с божьей помощью бояться нечего!..
— С божьей помощью!.. — презрительно произнесла она. — Ведь вы гугенот, господин де Мержи?
— Гугенот, сударыня, — отвечал он серьезно; так он всегда отвечал на этот вопрос.
— Значит, поединок должен быть для вас еще страшнее.
— Осмелюсь спросить: почему?
— Подвергать опасности свою жизнь — это еще ничего, но вы подвергаете опасности нечто большее, чем жизнь, — вашу душу.
— Вы рассуждаете, сударыня, исходя из догматов вашего вероучения, догматы нашего вероучения более утешительны.
— Вы играете в азартную игру. На карту брошено спасение вашей души. В случае проигрыша, — а проигрыш почти неизбежен, — вечная мука!
— Да мне и так и так худо. Умри я завтра католиком, я бы умер, совершив смертный грех.
— Сравнили! Разница громадная! — воскликнула г-жа де Тюржи, видимо, уязвленная тем, что Бернар в споре с ней приводит довод, основываясь на вероучении, которое исповедовала она. — Наши богословы вам объяснят...
— Я в этом уверен, они все объясняют, сударыня; они берут на себя смелость толковать Писание, как им вздумается. Например...
— Перестаньте! С гугенотом нельзя затеять минутный разговор, чтобы он по любому случайному поводу не начал отчитывать вас от Писания.
— Это потому, что мы читаем Писание, а у вас священники — и те его не знают. Лучше давайте поговорим о другом. Как вы думаете, олень уже затравлен?
— Я вижу, вы очень стоите за свою веру?
— Опять вы, сударыня!
— Вы считаете, что это правильная вера?
