Теодор Драйзер - Американская трагедия. (Часть 1)
Она подошла к зеркалу, любуясь собой, и стала перед ним охорашиваться. А ее подруга, Грета Миллер, прибавила:
– Конечно, подождем. Надеюсь, вас не выгонят до ее прихода. Мы не обедать пришли. Мы думали, вы уже покончили с едой.
– С чего это вы взяли, что вас отсюда выгонят? – развязно ответил Ретерер. – Кто же вас отсюда выгонит, раз вам тут нравится? Садитесь, заведите граммофон, вообще делайте, что хотите. Скоро будем обедать, и Луиза вот-вот явится.
Познакомив девушек с Клайдом, он вернулся в столовую дочитывать газету. А Клайд под их взглядами сразу почувствовал себя брошенным в утлой шлюпке на произвол судьбы среди неведомого моря.
– Не говорите мне про еду! – воскликнула Грета Миллер, спокойно разглядывая Клайда, как будто решая про себя, стоит ли он внимания, и, решив, что стоит, пояснила: – Сколько нам сегодня придется съесть: и мороженое, и пирог, и пирожные, и сандвичи. Мы как раз пришли предупредить Луизу, чтобы она не очень наедалась. Знаешь, Том, Китти Кин справляет день рожденья. У нее будет огромный пирог и много всякой всячины. Ты ведь придешь туда потом, правда? – закончила она, подумав, что, может быть, с Ретерером придет и Клайд.
– Вряд ли, – спокойно ответил Ретерер. – Мы с Клайдом надумали после обеда пойти в театр.
– Ну и глупо, – вставила Гортензия Бригс главным образом для того, чтобы привлечь к себе внимание, центром которого до сих пор была Грета. Гортензия все еще стояла у зеркала и теперь обернулась, чтобы послать обольстительную улыбку всем и особенно Клайду, в чью сторону, как ей казалось, уже закинула удочку ее подруга. – По-моему, глупость – идти в театр, когда можно пойти с нами к Китти и потанцевать.
– Конечно, вы только о танцах и думаете – и вы обе, и Луиза, – заметил Ретерер (он умел иногда быть весьма здравомыслящим человеком). – Прямо удивительно, как вам только не хочется иной раз отдохнуть. Вот я целый день на ногах и подчас не прочь посидеть.
– Не говорите мне про отдых! – заявила Грета Миллер с надменной улыбкой и сделала па влево, словно готовясь заскользить в танце. – У нас эта неделя сплошь занята. Жуть! – Она закатила глаза и трагически сжала руки.
– Просто ужас, сколько нам придется танцевать этой зимой, – правда. Гортензия? По четвергам, по пятницам, по субботам и воскресеньям. Ну и ну! Вот ужас, правда?
Она кокетливо отсчитывала дни по пальцам и улыбалась Клайду, точно ища у него сочувствия.
– Угадай, Том, где мы на днях были, – Луиза с Ральфом Торпом, Гортензия с Бертом Гетлером и я с Вилли Бэсиком! У Пэгрена на Уэстер-авеню. Видел бы ты, сколько там было народу! Мы танцевали до четырех утра. Я думала, у меня ноги отвалятся. Даже не помню, когда я так уставала.
– Да уж! – вмешалась Гортензия, трагически воздев руки к небесам. – Я думала, что не смогу работать на следующее утро. У меня до того слипались глаза, я насилу различала покупателей. А мама как волновалась! Просто ужас! Она до сих пор не может прийти в себя. По субботам и по воскресеньям еще ничего, но теперь мы танцуем и на неделе, а мне наутро в семь часов вставать, и уж тут мне от мамы так достается – ну и ну!
– Я ее хорошо понимаю, – сказала миссис Ретерер, которая как раз вошла с блюдом картофеля и хлебом. – Вы захвораете, если не дадите себе передышки, и Луиза тоже. Я все говорю ей, что она не сможет работать и потеряет место, если будет так мало спать. Но она все равно как Том: сколько я ни говорю – ни капельки не слушается.
– Ну, мама, ты же знаешь, какая у меня работа, не могу я рано приходить домой, – только и ответил Ретерер.
– Да я умерла бы с тоски, если б мне пришлось просидеть вечер дома! – воскликнула Гортензия Бригс. – Целый день работаешь, надо же и повеселиться немножко.
«Как у них приятно в доме, – думал Клайд. – Как легко, свободно! И как задорно и весело держатся эти девушки. Очевидно, их родители не находят в этом ничего дурного». Вот если бы у него была такая хорошенькая подруга, как эта Гортензия Бригс, с маленьким чувственным ротиком и блестящими дерзкими глазами…
– Хватит с меня, если я два раза в неделю отосплюсь, – заявила Грета Миллер. – Отец думает, я сумасшедшая, а мне просто вредно много спать.
Она весело рассмеялась. А Клайд слушал ее с восхищением, хоть она и пересыпала свою речь неправильными и вульгарными оборотами. Вот воплощение юности, веселья, свободы и любви к жизни!..
В эту минуту входная дверь распахнулась, и быстро вошла Луиза Ретерер, стройная, крепкая девушка среднего роста, в накидке на красной подкладке и в мягкой голубой фетровой шляпе, надвинутой на глаза. Луиза была подвижнее и энергичнее своего брата, мягче обеих своих подруг, и притом не менее хорошенькая.
– Вот у нас кто! – воскликнула она. – Эти две девчонки и домой прилетели раньше меня! А я сегодня застряла из-за путаницы в отчетной книжке. Пришлось объясняться в конторе. И совсем я не виновата, можете поверить. Просто они не разбирают мой почерк. – И тут только заметив Клайда, она воскликнула: – Держу пари, что я знаю, кто это! Вы – мистер Грифитс! Том много про вас говорил. Я все удивлялась, почему он вас раньше не привел.
И Клайд, крайне польщенный, пробормотал, что он рад был бы познакомиться раньше.
Обе гостьи вместе с Луизой удалились в маленькую спальню, чтобы о чем-то посовещаться, но вскоре снова появились и после настойчивых уговоров, в которых, в сущности, не было надобности, решили остаться. Клайд благодаря их присутствию очень оживился, повеселел и всячески старался произвести приятное впечатление и завязать дружбу с девушками. А все три девушки, находя его симпатичным, так усиленно старались понравиться ему, что он первый раз в жизни почувствовал себя свободно в женском обществе, и к нему вернулся дар речи.
– Мы пришли предупредить тебя, чтобы ты не слишком много ела, а сами уселись обедать, – со смехом говорила Грета Миллер Луизе. – А у Китти будут и пироги, и пирожные, и всякие вкусные вещи.
– Да, и после всего этого надо будет танцевать! – прибавила Гортензия.
– Помоги нам боже, одно могу сказать!
Ее рот и особенно улыбка казались Клайду прелестными; он был вне себя от восторга. Удивительная, очаровательная девушка! Она так поразила его, что он чуть не захлебнулся кофе. Он рассмеялся в приступе неудержимого веселья.
В этот миг она обернулась к нему и воскликнула:
– Смотрите, что я с ним сделала!
– Вы еще гораздо больше сделали! – сказал Клайд, ощущая внезапный прилив вдохновения и храбрости. В обществе Гортензии он вдруг почувствовал себя дерзким и смелым, хотя и немного поглупевшим, и прибавил: – Знаете, тут столько красивых девушек, что у меня голова кружится!
– Ну, не сдавайся так быстро, – добродушно предостерег Ретерер. – Они зацапают тебя и заставят водить их, куда им вздумается. Лучше не связывайся.
И в самом деле, Луиза Ретерер, нисколько не смущаясь тем, что сказал брат, обратилась к Клайду:
– Вы, конечно, танцуете, мистер Грифитс?
– Нет, я не умею, – ответил Клайд, мгновенно отрезвленный этим вопросом; в эту минуту он от души пожалел, что не обладает столь необходимым качеством. – Но сейчас мне ужасно хотелось бы уметь, – галантно прибавил он и почти умоляюще взглянул сначала на Гортензию, а затем на Грету Миллер и Луизу.
Все сделали вид, что не заметили этого предпочтения, хотя оно приятно пощекотало самолюбие Гортензии. Она еще не была уверена, так ли уж ее интересует Клайд, но столь легко и с таким блеском восторжествовать над подругами – это уже кое-что! И подруги это почувствовали.
– Да, плохо дело. – Теперь, уверенная, что Клайд предпочитает ее остальным, она говорила с ним равнодушно и несколько свысока. – Если бы вы танцевали, вы и Том могли бы пойти с нами. У Китти почти все время будут танцевать.
Клайд был уничтожен. Подумать только: эта девушка, к которой его влечет сильнее, чем ко всем остальным, так легко отталкивает его со всеми его мечтами и желаниями только потому, что он не умеет танцевать. И во всем виновато его проклятое воспитание. Он чувствовал себя разбитым, обманутым. Каким простофилей они его считают! Вот и Луиза смотрит удивленно и равнодушно.
Но тут Грета Миллер, которая нравилась ему меньше, чем Гортензия, пришла к нему на помощь:
– Можно и научиться, – это не так уж трудно. Если хотите, я после обеда в пять минут вас обучу. Надо только запомнить несколько па. И тогда вы сможете пойти с нами, если хотите.
Клайд обрадовался и стал благодарить. Он непременно научится танцевать
– здесь или в другом месте, при первом же удобном случае. Почему он раньше не пошел в школу танцев, спрашивал он себя. Но особенно огорчало его видимое равнодушие Гортензии – и это после того, как он ясно показал, что она ему нравится. Может быть, он потому и не интересует ее, что существует этот Берт Гетлер, которого тут поминали и с которым она ходила танцевать. Ну до чего ему всегда не везет в этих делах!
