Халлдор Лакснесс - Свет мира
Магнина еще долго плакала, словно погруженная в сладкое благодатное безумие. Потом она встала, смиренно разгладила фартук на бедрах и ушла. Через некоторое время она опять поднялась на чердак и принесла ему оладьи с маслом, а ведь с тех пор, как он вырос, она ни разу не угощала его. Так поэзия способна растопить скованные льдом родники любви в сердце человека. Оулавюр был благодарен Богу за то, что он открыл сердце этой толстой девушки для высших духовных ценностей.
Глава шестнадцатая
Наступила страстная неделя с долгим домашним чтением молитв, предпраздничной уборкой и сырым холодным западным ветром, принесшим дождь; никто уже больше не говорил ни о книгах, ни о том, что лежало на сердце, говорили лишь о страстях Господних. Та, которая несколько дней тому назад дала ему оладьи с маслом, потому что им обоим открылись духовные ценности, теперь совсем перестала его замечать и вела себя так, словно его не существовало. Он не знал, что и подумать.
Но в день Пасхи выдалась чудная погода, все было покрыто инеем, женщины собирались идти в церковь и потому спешили поскорее управиться с делами. В конюшне была лишь одна лошадь, на ней могла поехать либо хозяйка хутора, либо ее дочь, обе они были слишком толсты, чтобы идти пешком. Решили, что в церковь поедет мать, все-таки она была хозяйка хутора и у нее было много дел к соседям, которых она редко встречала. Все уехали в церковь, и дома с мучеником, несущим Крест Господень, осталась одна Магнина. Она жаловалась, что всю ее несчастную жизнь ей приходится быть на последнем месте, у всех людей в этой жизни исполняются их желания, только не у нее. Никто никогда не спросит у нее, чего она хочет, никто не понимает, что ей, может быть, тоже хочется посмотреть на людей, хотя бы по большим праздникам, что она ничем не хуже других. Уж если на то пошло, она даже не знает, к чему ей нарядное платье, ее нарядное платье преспокойно гниет на дне сундука, тогда как кое-кто, даже и не заслуживающий того, чтобы иметь нарядное платье, имеет возможность носить его. Она могла бы плюнуть кое-кому в лицо, сказала она, некоторым людям, которые живут так, что никто не пожелал бы быть на их месте, когда им придется исповедаться перед пастором, а вот честные люди не могут попасть в дом Божий даже на празднование святого Воскресения Господня. Магнина уныло сидела у окна и шмыгала носом, в день святого Воскресения Господня она даже не причесалась и не умылась. Не все ли равно, когда тебя даже не считают за человека.
— Ну ладно, — сказала наконец она после долгого неподвижного и молчаливого сидения у окна, — надо почитать что-нибудь божественное ради такого дня.
— Почитай, Магнина, — попросил юноша, обрадовавшись от всего сердца, что она собирается хоть что-то сделать и что она вообще заговорила.
— Почитай? — надменно повторила Магнина и посмотрела на него. — Это мое дело приказывать, а твое — слушаться.
— Я и не думал приказывать тебе, дорогая Магнина. Я только сказал, что было бы очень хорошо и уместно совершить домашнее богослужение во имя Иисуса Христа в день Святой Пасхи.
— Во имя Иисуса? — повторила она. — Вы только послушайте! Теперь и этот начал к месту и не к месту произносить имя Иисуса! Во всяком случае, молитва — это действительно единственное, что тебе, несчастному калеке, осталось, ибо поправиться тебе, видно, не суждено никогда.
Больше он не заикался о домашнем богослужении, потому что не мог понять, как о нем следует говорить, чтобы наконец угодить Магнине. Он лишь сказал смиренно:
— Если бы хоть одна душа во всем мире была добра ко мне пусть только один день в году, выздоровление пошло бы куда быстрее.
— Нет уж, благодарю! Единственное, чего им не хватает, так это чтобы все плясали под их дудку.
— Я жажду встретить в людях Бога, — сказал скальд. — Это единственное, чего я хочу. Я уверен, что, если бы я нашел его, я поправился бы в тот же день.
— Ну, я вижу, что пора принести молитвенник, — сказала Магнина, явно желая прекратить этот возвышенный и чувствительный разговор, в котором превосходство было не на ее стороне. — Раз уж тебе так этого хочется, — прибавила она.
Она грузно поднялась и ушла, через некоторое время она вернулась с книгой. Но это был не молитвенник, который она грозилась принести, а «Фельсенбургские повести». В другой руке она держала горячую вкусно пахнущую оладью, смазанную маслом, и кусок бурого сахара. Она положила их перед юношей и сказала:
— Ну, теперь-то уж ты должен поправиться, теперь, насколько я понимаю, к тебе относятся хорошо.
Его глаза наполнились слезами, и он не смог удержаться, чтобы не сказать ей сдавленным от рыданий голосом, что тут на хуторе она единственный человек, который способен простить того, кто несчастен, он давно уже понял это, а это и есть именно то духовное… Он откусил кусочек оладьи.
Почесываясь, Магнина присела на край его постели и начала листать книгу. Пока она искала нужную страницу, он искоса разглядывал ее: выпуклый толстый слой жира начинался у нее с самого загривка, он расплывался и, словно щит, закрывал плечи, потом жир спускался, закрывая бока и мясистые бедра, так что талия существовала лишь в воображении, Магнина без передышки сопела и никак не могла найти в книге нужную страницу. Наконец она отыскала ее.
— Значит, так, Альберт нашел Конкордию, немного смущенную, в условленном месте на берегу, кажется, мы здесь остановились. Вообще-то на этом месте история любви Альберта и Конкордии кончилась. Они поженились, и у них пошли дети; к сожалению, любовные истории часто кончаются именно таким печальным образом. Прошло много времени, больше они уже ни о чем не мечтали, их жизнь была полна скучного супружеского покоя, лишенного каких-либо чувств и интересов, это было пресное семейное благополучие, которое не могло расшевелить воображение. Единственная проблема, способная заинтересовать читателя, возникла лишь тогда, когда подросли их дети, она состояла в том, как найти пары этим высоконравственным и благовоспитанным молодым людям, чтобы помешать им «совершать кровосмешение, совокупившись друг с другом, когда стремление к продолжению рода возьмет верх над рассудком и добродетелью», — как выражалась эта искренняя христианская книга, столь беспощадная к греху и сатане.
Но, к счастью, в один прекрасный день, когда дети уже достигли брачного возраста, неподалеку от острова произошло еще одно кораблекрушение, среди вновь потерпевших кораблекрушение и выброшенных на остров были две прекрасные сестры из города Миддельбурга, которые тут же вышли замуж за сыновей Альберта и Конкордии. Уместно спросить, как можно было продолжать эту христианскую историю, если брак есть предел и моральная цель всех приключений? По счастливой случайности однажды выяснилось, что девицам совсем недавно пришлось выдержать жестокую борьбу с самим дьяволом, ибо это был именно дьявол, принявший, как обычно, облик молодых людей, не состоящих в браке, ибо о тех, кто состоит в христианском браке, нельзя рассказать ничего интересного. Началом этих событий послужило то, что несколько соблазнителей, сговорившись с безбожным братом обеих сестер, заманили их на борт корабля под предлогом безобидной вечеринки. Но вместо того, чтобы после танцев проводить девиц домой, они крепко выпили, подняли якорь и вышли в море, взяв курс на острова Банда и Молуккские острова. На корабле, кроме соблазнителей, оказались еще две таинственные француженки, обе очень приятные на вид и обходительные, однако скоро выяснилось, что это за птицы. Сестры видели, что вежливость и любезность всех находящихся на корабле уменьшаются по мере того, как корабль удаляется от берега, и уже в первый вечер соблазнители, напившись до бесчувствия, хотели овладеть обеими сестрами. Сестры защищались с помощью хлебных ножей, больше об этом сражении ничего не сообщалось, кроме того, что соблазнители на этот раз предпочли убраться подобру-поздорову.
Однако борьба между добродетелью и пороком на этом не кончилась, напротив, она только начиналась. С каждым днем благородные господа, находящиеся на корабле, все больше и больше открывали свое истинное лицо, в том числе и обе прелестные и учтивые француженки вместе со своим галантным французским кавалером. «Как-то мы с сестрой позволили уговорить себя спуститься в салон. Но что за ужаснейшее зрелище предстало перед нашими очами! Прекрасный французский кавалер сидел совершенно голый между этими двумя потаскухами и при этом в такой отвратительной позе, что мы с громким воплем, закрывая лицо руками, бросились в самый дальний угол». Тут Магнину охватила дрожь, и она была вынуждена прервать чтение. Она встала, плотно прикрыла чердачный лаз, чтобы не дуло, схватила в смятении еще одну пару чулок и натянула их на ноги. При этом она не произнесла ни слова и не взглянула на юношу. Потом она снова уселась на край кровати и продолжала чтение. Она долго читала о поучительной и достойной подражания борьбе за свою невинность, которую благородные немецкие девицы вели с этим скопищем злодеев с французскими наклонностями, не придававших, казалось, здесь, посреди бездонного океана, особой ценности целомудрию и уж совсем никакой — браку; по мере чтения у слушателя все больше и больше расширялись зрачки, на лбу выступил пот, кровь стучала в висках, сердце замирало.
