Эдвард Форстер - Комната с видом на Арно
Эта мысль пробудила в ней раскаяние. Дело обстояло таким образом, что буря сильнее всего свирепствовала именно над дорогой, по которой они ехали, но, поскольку Люси этого не знала, она думала, что опасности подвергаются не только они, но и вся округа.
— Надеюсь, нет, — успокаивала ее Шарлотта. — За него ведь можно и помолиться.
— Для него… я думаю, для него все это было слишком неожиданно, как тогда — для меня. Но в этот раз мне не в чем себя упрекнуть. Я хочу, чтобы ты мне верила. Я просто оказалась вся в фиалках. Нет, меня есть в чем упрекнуть. Немного. У меня были глупые мысли. Небо было таким золотым, а земля — голубой, и на мгновение мне показалось, что он — из той книжки.
— Из книжки?
— Ну да! Герои, боги — вся эта школьная чепуха для девочек.
— А потом?
— Но, Шарлотта, ты же знаешь, что было потом.
Мисс Бартлетт молчала. Действительно, больше тут ничего не узнаешь. Ценой определенных душевных усилий ей удалось эмоционально привязать кузину к себе. Весь остаток пути Люси глубоко вздыхала, и ничто не могло улучшить ее настроение.
— Как я хочу быть правдивой! — шептала она. — И как это трудно, быть абсолютно правдивой!
— Не терзай себя, дорогая. Подожди, когда успокоишься. Мы обсудим все сегодня перед сном в моей комнате.
В город они въехали, крепко держась за руки. Как же удивилась Люси, когда увидела, что остальные путешественники не переживают столь же сильных чувств, какие переживает она. Буря утихла, и мистер Эмерсон успокоился насчет своего сына. Мистер Биб вновь обрел способность шутить, а мистер Игер уже за что-то выговаривал мисс Лэвиш. И только Шарлотта оставалась прежней Шарлоттой, за внешним спокойствием скрывавшей так много любви и понимания.
Весь долгий вечер предвкушение исповеди держало Люси в счастливом напряжении. Она думала не столько о том, что произошло с ней, сколько о том, как она об этом будет рассказывать. Все ее чувства, все приступы отваги, все моменты безрассудной радости, все ее подспудные желания — все это будет раскрыто перед ликом кузины. И, безгранично доверяя друг другу, они вместе распутают все узлы и объяснят все необъяснимое.
— Наконец-то я пойму саму себя, — говорила себе Люси. — Меня больше не будут беспокоить вещи, явившиеся невесть откуда и означающие то, чему нет названия.
Мисс Элан попросила ее сыграть. Люси отказалась. Музыка стала казаться ей ребячеством. Она села поближе к кузине, которая с похвальным вниманием слушала рассказ о том, как кто-то потерял багаж. Когда история была закончена, мисс Бартлетт рассказала о том, как она сама когда-то потеряла багаж. Рассказ затягивался, и Люси начала нервничать. Напрасно она пыталась сократить или хотя бы подтолкнуть повествование. Было уже достаточно поздно, когда мисс Бартлетт наконец отыскала свой багаж и сказала своим обычным голосом, с тенью мягкого упрека:
— Ну что же, дорогая, я уже готова отправиться в объятия Морфея. Пойдем в мою комнату, и я хорошенько расчешу твои волосы.
С некой торжественностью Шарлотта закрыла изнутри свою дверь и поставила для Люси тростниковое кресло. Потом спросила:
— Ну, и что ты будешь делать?
Люси была не готова к такому вопросу. Ей и в голову не приходило, что от нее потребуются какие-то действия. Детальный рассказ о своих переживаниях — вот и все, на что она рассчитывала.
— Так что ты будешь делать? Это проблема, которую ты сама должна решить.
Дождь струился по черным окнам, и в большой комнате было сыро и промозгло. Единственная свеча горела, мерцая, на крышке комода рядом с принадлежащей Шарлотте шляпой, которая отбрасывала на запертую дверь чудовищно-фантастические тени. Внизу в темноте прогремел трамвай, и Люси вдруг почувствовала необъяснимую печаль, хотя глаза ее уже давно были сухими. Она подняла взгляд на потолок, где, как призраки былой радости, сплелись в узорах бесцветные грифоны и фаготы.
— Дождь идет уже четыре часа, — наконец сказала она.
Мисс Бартлетт пропустила ее слова мимо ушей.
— Как ты предполагаешь заставить его молчать? — спросила она.
— Кого? Возницу?
— Нет, моя милая. Мистера Джорджа Эмерсона.
Люси принялась расхаживать по комнате взад и вперед.
— Я не понимаю, — сказала она.
Она все прекрасно поняла, но ей вдруг расхотелось быть абсолютно правдивой.
— Что ты собираешься сделать, чтобы он молчал об этом, — настаивала Шарлотта.
— У меня такое чувство, что он не будет никому ничего рассказывать.
— Я тоже склонна относиться к нему доброжелательно, — проговорила мисс Бартлетт. — Но, к сожалению, я знаю эту породу людей. Они редко держат сведения о своих подвигах при себе.
— Подвигах? — воскликнула Люси, которую больно резанула форма множественного числа.
— Моя дорогая! А ты предполагаешь, что ты у него первая? Подойди ко мне и слушай. Я делаю эти выводы только на основе того, что он говорил. Ты помнишь тот день, когда за ланчем он уверял мисс Элан, что симпатия к одному человеку является более чем веской причиной для того, чтобы чувствовать симпатию и к другому?
— Помню, — ответила Люси, которой тогда этот разговор понравился.
— Пойми, я не ханжа, — сказала Шарлотта, — и нет никакой необходимости считать его порочным; но он, вне всякого сомнения, человек грубый и плохо воспитанный. Можешь списать это на его достойных жалости предков и его дурное образование, если хочешь. Но мы так и не продвинулись в нашем главном вопросе. Что ты предполагаешь сделать?
Неожиданно Люси пришла в голову идея — явись она ей пораньше, Люси смогла бы одержать победу.
— Я предполагаю поговорить с ним, — сказала она.
Возглас, который вырвался из груди мисс Бартлетт, был совершенно искренен.
— Видишь ли, Шарлотта, твоя доброта… я никогда ее не забуду. Но, как ты и сказала, это мое дело. Мое и его.
— И ты собираешься умолять, просить его хранить молчание?
— Конечно, нет! Разговор с ним не будет трудным. О чем бы ты у него ни спросила, он отвечает либо «да», либо «нет». И все. Раньше я его боялась. Теперь же — нисколько.
— Но мы боимся за тебя, — проговорила мисс Бартлетт. — Ты такая молодая и неопытная, ты всю жизнь провела в окружении таких хороших людей, что тебе и невдомек, какими могут быть мужчины. Они находят грубое удовольствие в том, чтобы оскорбить женщину, которую не может защитить ее пол. Вот сегодня, например: что бы произошло, если бы я не явилась вовремя?
— Я даже подумать об этом не могу, — печально сказала Люси.
Что-то в голосе девушки заставило мисс Бартлетт повторить вопрос, но с более энергичной интонацией:
— Что бы случилось, если бы я не явилась вовремя?
— Я даже не знаю, — ответила Люси.
— Он же оскорбил тебя. И как бы ты ему ответила?
— У меня не было времени подумать. Ты пришла.
Шарлотта не унималась:
— Но разве ты не скажешь мне, что бы ты сделала?
— Я бы, — начала Люси, но, прислушавшись к себе, не закончила предложение. Она подошла к мокрому окну и, напрягая зрение, принялась вглядываться в темноту. Она не могла придумать, что бы она сделала.
— Отойди от окна, дорогая, — сказала мисс Бартлетт. — Тебя увидят с дороги.
Люси подчинилась. Она была во власти кузины и никак не могла выйти из изначально принятой роли, в которой главным качеством ее было самоуничижение. Ни та ни другая уже не вспоминали о предложении Люси поговорить с Джорджем и уладить это дело при его участии.
Голос мисс Бартлетт звучал горестно, даже заунывно.
— О где же вы, настоящие мужчины? Мы с тобой просто две слабые женщины. Мистер Биб безнадежен. Есть мистер Игер, но ты ему не доверяешь. О, если бы здесь был твой брат! Он молод, но я знаю, что, узнав об оскорблении, нанесенном его сестре, он превратился бы в льва. Слава богу, рыцарственность еще не умерла в людях, и есть еще мужчины, способные защитить женщину.
Произнося эту тираду, Шарлотта стягивала с рук кольца, которых было немало, и аккуратно укладывала их на подушке для булавок. Затем она подула в свои перчатки и сказала:
— Придется поторопиться, но нам нужно успеть на утренний поезд.
— Какой поезд?
— До Рима.
Шарлотта критически осмотрела перчатки. Люси восприняла волю Шарлотты с той же легкостью, с какой та была изложена.
— В котором часу идет поезд? — спросила она.
— В восемь.
— Синьора Бертолини расстроится.
— Нам придется с этим смириться, — сказала мисс Бартлетт, скрыв, что уже уведомила хозяйку пансиона об отъезде.
— Она заставит нас оплатить всю эту неделю.
— Не исключено, что и так. Тем не менее нам будет гораздо уютнее в отеле, где остановились Визы. Кстати, вечерний чай там не включается в счет.
— Зато они отдельно берут за вино.
