Джек Лондон - Джек Лондон. Собрание сочинений в 14 томах. Том 7
— Что же вы мне посоветуете? — спросил он. — Но только помните, я действительно чувствую, что могу писать. Это трудно объяснить, но это так.
— Вам надо учиться, — последовал ответ, — независимо от того, станете вы писателем или нет. Образование необходимо вам, какую бы карьеру вы ни избрали, и. оно должно быть систематическим, а не случайным. Вам надо пойти в школу.
— Да… — начал он, но она прервала его:
— Вы можете и тогда продолжать писать.
— Поневоле придется, — отвечал он грубо.
— Почему же?
Она посмотрела на него почти недовольно: ей не нравилось упорство, с которым он стоял на своем.
— Потому что без этого не будет и ученья. Ведь нужно же мне есть, покупать книги, одеваться.
— Я все забываю об этом, — сказала она смеясь. — Почему вы не родились с готовым доходом!
— Предпочитаю иметь здоровье и воображение, — отвечал он, — а доходы придут. Я бы много делов наделал ради… — и он чуть не сказал «ради вас», — ради… другого чего-нибудь.
— Не говорите «делов»! — воскликнула она с шутливым ужасом. — Это ужасно вульгарно.
Мартин смутился.
— Вы правы, — сказал он, — поправляйте меня, пожалуйста, всегда.
— Я… я с удовольствием, — отвечала Руфь неуверенно. — В вас очень много хорошего, и мне бы хотелось, чтобы этого стало еще больше.
Он тотчас опять превратился в глину в ее руках и страстно желал, чтобы она лепила из него что ей угодно, а она так же страстно желала вылепить из него мужчину по тому образцу, который ей представлялся идеалом. Когда она сказала ему, что приемные экзамены в среднюю школу начнутся в понедельник, он тут же объявил, что пойдет экзаменоваться.
После этого она уселась за рояль и долго играла и пела ему, а он смотрел на нее жадными глазами, восторгаясь ею и удивляясь, почему вокруг нее не толпятся сотни обожателей, внимая ей и томясь по ней так же, как внимал и томился он.
Глава десятая
В этот вечер Мартин остался обедать у Морзов и, к великому удовольствию Руфи, произвел очень благоприятное впечатление на ее отца. Разговор шел о профессии моряка — предмете, который Мартин знал как свои пять пальцев; и мистер Морз отозвался о нем после как об очень сообразительном и здравомыслящем молодом человеке. Мартин старался избегать грубых слов и неправильных выражений и поэтому говорил медленно и лучше формулировал свои мысли. Он держался за обедом гораздо непринужденнее, чем в первый раз, почти год тому назад, но сохранил скромность и некоторую застенчивость, что очень понравилось миссис Морз, которая была приятно поражена происшедшей в нем переменой.
— Это первый мужчина, который удостоился внимания Руфи, — говорила она потом мужу. — Она всегда так равнодушно относилась к мужчинам, что меня это даже начало тревожить.
Мистер Морз взглянул на нее с удивлением.
— Ты хочешь, чтобы этот молодой матрос пробудил в ней женщину? — спросил он.
— Я не хочу, чтобы она умерла старой девой. Если благодаря Мартину Идену она заинтересуется мужчинами вообще, это будет очень хорошо.
— Очень хорошо! — согласился мистер Морз. — Но предположим — а иногда, моя дорогая, приходится заниматься предположениями, — предположим, что она заинтересуется не вообще, а в частности?
— Это невозможно, — смеясь, сказала миссис Морз. — Он на три года моложе ее, и потом это просто невозможно! Ничего плохого не будет. Положись на меня.
Таким образом, роль Мартина Идена была определена вполне точно. Между тем сам он обдумывал одну довольно экстравагантную затею, на которую его натолкнули Артур и Норман. Речь шла о воскресной загородной прогулке на велосипедах, которая, конечно, едва ли заинтересовала бы Мартина, если бы он не узнал, что и Руфь тоже собирается ехать. Он никогда не ездил на велосипеде, но раз Руфь ездит, для него не оставалось уже сомнений в том, что и он должен научиться. Поэтому по дороге домой он зашел в магазин и купил за сорок долларов велосипед. Эту сумму он и в месяц не мог бы заработать самым тяжелым трудом, и такой расход был весьма чувствителен для его кармана. Но, прибавив к ста долларам, которые он должен был получить с «Обозревателя», те четыреста двадцать, которые ему заплатит «Спутник юношества», он даже обрадовался, что нашел разумное применение хотя бы для части этих денег. Не смутило его и то обстоятельство, что при первой попытке научиться ездить на велосипеде он порвал брюки и пиджак. Он тут же позвонил портному по телефону из лавки Хиггинботама и заказал себе новый костюм. Потом он втащил велосипед по узенькой наружной лестнице к себе в каморку, и когда отодвинул кровать от стены, то в комнате осталось место только для него и для велосипеда.
Воскресенье он решил посвятить подготовке к приемным экзаменам, но рассказ о ловцах жемчуга так увлек его, что он провел весь день в лихорадке творчества, пытаясь передать на бумаге красоту картин, которые горели в его мозгу. В это воскресенье «Обозреватель» опять не напечатал его рассказа об искателях сокровищ, но это нисколько его не смутило. Он слишком высоко взлетел на крыльях своего воображения и даже не слыхал, как его два раза звали обедать. Так ему и не пришлось попробовать изысканного обеда, которым мистер Хиггинботам имел обыкновение отмечать воскресные дни. Для мистера Хиггинботама такие обеды были вещественным доказательством его жизненного успеха, и он всегда сопровождал их пошлейшими разглагольствованиями о мудрости американского уклада жизни и тех богатых возможностях, которые этот уклад предоставляет людям: например, возможности возвыситься — он это особенно подчеркивал — от приказчика овощной лавки до хозяина торгового предприятия.
В понедельник утром Мартин Иден печально поглядел на свой неоконченный очерк о ловцах жемчуга и отправился в оклендскую школу. Когда он несколько дней спустя явился, чтобы узнать результаты, ему сообщили, что он провалился по всем предметам, за исключением грамматики.
— Ваши познания по грамматике превосходны, — сообщил ему профессор Хилтон, глядя на него сквозь толстые очки, — но по другим предметам вы ничего не знаете, положительно ничего не знаете, а ваши ответы по истории Соединенных Штатов чудовищны — именно чудовищны, другого слова не придумаешь. Я бы вам посоветовал…
Профессор Хилтон умолк и посмотрел на него неприязненно и равнодушно, как на одну из своих пробирок. Он преподавал в школе физику, имел большую семью, получал маленькое жалованье и обладал запасом знаний, затверженных, как затверживает слова попугай.
— Да, сэр? — смиренно сказал Мартин, жалея, что вместо профессора Хилтона с ним не беседует библиотекарь из справочного отдела.
— Я бы вам посоветовал еще года два поучиться в начальной школе. Всего хорошего!
Мартин довольно легко отнесся к этой неудаче, но он был поражен, увидав, как огорчилась Руфь, когда он передал ей слова профессора Хилтона. Огорчение Руфи было так очевидно, что и он пожалел о своем провале — не из-за себя, а из-за нее.
— Вот видите, — сказала она, — я была права. Вы знаете гораздо больше иных студентов, а экзамена выдержать не можете. Это потому, что вы учились урывками и без всякой системы. Вам нужно систематическое обучение, а это невозможно без хорошего учителя. Знания должны быть основательными. Профессор Хилтон прав, и на вашем месте я бы поступила в вечернюю начальную школу. Вы пройдете курс года в полтора и сэкономите шесть месяцев. Кроме того, днем у вас будет время для писания или другой работы, если вам не удастся зарабатывать деньги своим пером.
«Но если днем я буду работать, а по вечерам ходить в школу, то когда же я буду видеться с вами?» — была первая мысль Мартина, которую он, впрочем, побоялся высказать. Вместо этого он сказал:
— Уж очень это детское занятие — ходить в вечернюю школу. Я бы, конечно, на это не посмотрел, если бы знал, что дело стоит того. Но только, по-моему, не стоит. Я сам могу изучить все гораздо быстрее, чем со школьными учителями. Это было бы пустой тратой времени (он думал о ней, о своем желании добиться ее), а я не могу тратить время! У меня его нет!
— Но ведь вам так много нужно сделать.
Она ласково посмотрела на него. И Мартин мысленно назвал себя грубой скотиной за то, что решился противоречить ей.
— Для физики и химии нужны лаборатории, — сказала она. — С алгеброй и геометрией вам никогда не справиться самостоятельно. Вам необходим руководитель, опытные педагоги-специалисты.
Он молчал с минуту, обдумывая тщательно, как бы получше ответить ей.
— Не думайте, что я хвастаюсь, — сказал он, — дело совсем не в этом. Но у меня есть чувство, что я могу легко всему научиться. Я сам могу всему научиться. Меня тянет к учению, как утку к воде. Вы видели, как я одолел грамматику. И я изучил еще много других вещей, вы себе и представить не можете, как много… А ведь я только начал учиться. Мне еще не хватает… — Он запнулся на мгновение и потом твердо выговорил: — Инерции. Я ведь только начинаю становиться на линию.
