Халлдор Лакснесс - Самостоятельные люди. Исландский колокол
— Вы не встречали Магнуса из Брайдратунги?
Но это были знатные люди, видимо, принимавшие участие в суде. Они сочли себя оскорбленными тем, что какая-то бродяжка осмелилась обратиться к ним и справляться о человеке — если только его вообще можно было назвать человеком, — которого они, может быть, в этот же самый день лишили имущества и чести за клевету. Поэтому они не ответили ей, и только один, совсем еще юный, ожидавший на берегу с двумя оседланными лошадьми, пока отец его прощался с другими знатными людьми, и не столь поглощенный своими мыслями, сказал:
— Юнкер из Брайдратунги как раз подходящий человек, чтобы переспать с такой, как ты. Недаром он сочинил в церкви басню о нарушении супружеской верности его женой Снайфридур, Солнцем Исландии.
После этого она уже не осмеливалась справляться о юнкере. Но когда она встретила старого седобородого конюха, ей пришло в голову спросить о лошадях Магнуса Сигурдссона.
— Магнуса Сигурдссона? — переспросил тот. — Это не тот ли, который продал свою жену за водку одному датчанину?
— Совершенно верно.
— А потом собирался зарубить ее топором?
— Да.
— А затем обвинил ее в скаульхольтской церкви в том, что она спала с врагом своего отца?
— Да, это он, — сказала женщина.
— Ну, мне сдается, что слуги из Бессастадира уже позаботились о его лошадях, — ответил бородатый конюх. — И если ты собираешься пойти за ними, ты вряд ли их получишь.
Некоторое время она еще прохаживалась в этом священном месте, Тингведлире на Эхсарау, где так терзали несчастных людей, что даже камни начинали роптать. Черные скалы ущелья сверкали под лучами солнца, струи пара от горячих источников по ту сторону озера подымались высоко в воздух. Где-то неподалеку протяжно и тонко выла собака. Время от времени она обрывала вой и начинала скулить. Может быть, этот жалобный вой продолжался уже давно, но Снайфридур просто не замечала его. Теперь она увидела, что собака сидит на пригорке под скалой. Уши у нее были прижаты, глаза полузакрыты. Она подняла вверх морду и выла на солнце, почти не раскрывая пасти. За ней лежал в траве какой-то человек, возможно мертвый. Когда женщина подошла ближе, собака перестала выть, но несколько раз широко раскрыла пасть от тоски, которую способны ощущать лишь собаки. Затем пес встал и подошел к женщине. Брюхо у него ввалилось от голода. Однако, когда он подошел совсем близко, он, несмотря на ее одеяние, узнал Снайфридур и бросился к ней. Тут она увидела, что это собака из Брайдратунги.
Юнкер лежал в траве и спал. Он весь был покрыт кровью и грязью, лицо у него распухло от ударов, одежда была разорвана, и сквозь дыры просвечивало голое тело. Она наклонилась над ним, и собака лизнула ее в щеку. Шляпа его лежала на траве. Снайфридур подняла ее и зачерпнула воды из реки, чтобы умыть мужа. Он очнулся и попытался приподняться, но вскрикнул и снова упал.
— Дай мне спокойно околеть, — прорычал он. Присмотревшись, она увидела, что одна нога у него сломана и не действует.
— А ты что за шлюха? — спросил он.
Тогда она приподняла платок, и он увидел золотистые кудри и синие глаза, равных которым не было на всем севере.
— Я твоя жена, Снайфридур, — сказала она. И она продолжала ухаживать за мужем.
Акурейри, гостиница «Годафосс»
Лето 1944 года
Часть третья
Пожар в Копенгагене
Глава первая
В Охотничьем замке праздник.
Королева дает пир в честь своего супруга — короля, своей матери — немецкой принцессы и своего брата — герцога Ганноверского. На этот пир приглашены знатнейшие люди страны и знаменитейшие иностранцы.
Королева приказала изготовить в Гамбурге свыше пятидесяти роскошных луков и по сорок стрел к каждому луку, ибо сегодня король должен свалить оленя.
К вечеру именитые гости собрались на лужайке, окруженной высокими буками, где были разбиты шатры. Когда знать заняла места, появился всемилостивейший монарх — его королевское величество в красном охотничьем костюме, на его черном бархатном берете колыхалось длинное — в аршин — перо. Затем вошла королева вместе со своим высокородным братом. А за ними выступали придворные и другие знатные дамы — все в охотничьих костюмах.
На правой стороне арены воздвигли нечто вроде прилавка в сто футов длиною, где были разложены серебряные призы, предназначавшиеся в награду победителям. На одном конце прилавка между двумя деревьями натянули зеленое полотно, а напротив расставили кресла для самых высокопоставленных лиц, их супруг и придворных дам. Но кавалеры должны были стоять так же, как и чужестранные гости с черными бородами в остроконечных шапках и с широкими ножами на боку. Это были посланцы татар.
Но вот затрубили рога. Зеленый занавес поднялся, между деревьями показался и запрыгал деревянный олень. Татары стреляли первыми, но их стрелы пролетали далеко от цели. Затем за луки взялись нарядные придворные дамы, приведя в восхищенье всех присутствующих изяществом своих манер. После них стреляли кавалеры, и многие почти попадали в цель, но все-таки только почти. Присутствующие очень над этим потешались. Последними стреляли король и королева. Коротко говоря, король попал в оленя с первого выстрела и завоевал титул лучшего стрелка северных стран. Остальные призы были поделены между кавалерами и дамами, и только королева из вежливости отказалась от приза.
Неподалеку от арены с удивительным искусством был насыпан холм. К вершине его вела аллея из апельсиновых и лимонных деревьев, на стволах которых были вырезаны вензеля короля и королевы. Над аллеей был натянут синий тент, изображавший небо, — и на нем выведены те же вензеля. На вершине холма блестел живописный пруд, где плавало множество рыбы, ручных уток и другой птицы. Посреди пруда высилась скала, а из нее били четыре струи воды, поднимаясь на высоту половины копья и дугою падая в пруд. Вокруг пруда шла дерновая скамья, покрытая скатертью и превращенная в пиршественный стол. Сиденья были расставлены таким образом, что места именитых людей приходились под тронным балдахином. Послы, дворяне и придворные сидели за столом друг против друга. Чиновники, видные горожане с женами и остальные гости — купцы и татары — вкушали пищу на лужайке у подножья холма. За королевским столом подавалось около двухсот блюд и до двухсот сортов варений и фруктов в золоченых вазах. И с одной, и с другой стороны стол, насколько хватал глаз, был уставлен всевозможными яствами. Прекрасное зрелище.
— Ein Land vom lieben Gott gesegnet[59].
Немецкий чиновник с громадным животом, поздоровавшийся с assessor consistorii et professor antiquitatum Danicarum во время охоты на оленя и представившийся как коммерции советник Уффелен из Гамбурга, оказался теперь рядом с ним за столом и вежливо пытался завязать разговор.
— Наша милостивая королева, ваша землячка, очень гостеприимна, — сказал Арнас Арнэус. — В летнем замке ее величества, который она называет летним домиком, она и ее придворные дамы часто одеваются лесными нимфами и эльфами. И по вечерам они танцуют, как простые крестьянки, под звуки скрипок и флейт или волынок и свирелей. При лунном свете катаются на лодках по маленькому, но капризному озеру Фуресё. И вечер заканчивается фейерверком.
— Я вижу, — сказал немец, — что вы, милостивый государь, пользуетесь такой милостью, какая редко или, вернее, никогда не оказывалась простому немецкому купцу его землячкой. Однако мне посчастливилось побывать во дворце обеих королевских дочерей на Амагере, — я привез для их вольеров двух колибри. Но оказалось, что давно прошли те времена, когда молодые принцессы любили маленьких птичек. Их высочества заявили, что им угодно иметь не маленьких птичек, а крокодила, о котором они давно мечтают.
— Ach ja, mein Herr, das Leben ist schwer[60], — сказал Арнас Арнэус.
— И все же мне и моим спутникам была оказана высокая честь: его величество пригласил нас на завтрак после охоты в его летней резиденции Хьяртхольме, — сказал немец. — Мы кушали в великолепном зале-беседке, площадь которого равняется пятидесяти квадратным футам. Купол его покоится на двадцати колоннах и украшен изнутри золотом, бархатом и тафтой. С потолка свешивается свыше восьмисот искусственных лимонов и апельсинов. Только далеко на юге, где-нибудь во Франции или Италии, можно встретить что-либо подобное.
— Моя королева — ваша землячка, получила удивительную обезьяну, за которую заплачено двести далеров, — сказал Арнас Арнэус, — не говоря уже о замечательных попугаях. Вам, милостивый государь, вместо того чтобы дарить двух маленьких птичек принцессам, следовало бы преподнести вашей землячке двух испанских лошадей, подобных тем, которые были куплены для нее в прошлом году за две тысячи далеров. Эти деньги взяты в Эйрарбакки — там находится крупнейшее торговое предприятие датского государства. Тогда печаль королевы из-за того, что у нее нет четверки лошадей, улеглась бы. И вы, милостивый государь, смогли бы пережить незабываемый вечер с лесными нимфами в домике на озере Фуресё, а на прощанье в вашу честь был бы дан фейерверк.
