Эмиль Золя - Тереза Ракен. Жерминаль
Приписав всему роману те качества, которые особенно проявились в его финале, как дань увлечения Золя физиологизмом, и Ванеро, и Пеллерен, и Ульбах прошли мимо пропни и сатиры, которые в «Терезе Ракен» сильнее, чем в любом предшествующем произведении, били по буржуазному эгоизму к мещанскому ханжеству.
Разоблачительные стороны романа, его антибуржуазный пафос были тонко подмечены русской революционно-демократической критикой. «Первый роман Золя, обративший на него внимание публики — Thérèse Raquin, — отлично задуманный, но чуждый всякого политического элемента, — писал в некрасовских «Отечественных записках» (1873, № 7) А. Плещеев. — Он построен на психологическом мотиве, несколько совпадающем с мотивом «Преступления и наказания» Достоевского… Драма эта производит тем более сильное впечатлен не, что она совершается среди самой пошлой, буржуазной обстановки, мастерски обрисованной автором. Здесь уже мы встречаем замечательную способность к анализу, энергию, оригинальность формы и обилие характерных деталей, показывающих в Золя большую наблюдательность».
Оценку Плещеева разделял страстный пропагандист творчества Золя в России В. Чуйко. В обширной статье «Современный французский роман» («Искра», 24 мая 1873 г., Да 2!)) Чуйко подчеркивал глубокий характер исследования в «Терезе Ракен» «тех внешних влияний буржуазной среды, которая способствовала развитию таких темпераментов и той мещанской обстановки, которая своим реализмом оставляет такое же глубокое впечатление, как и Madame Bovary Флобера».
У себя на родине Золя встретил поддержку, сочувствие и понимание у самых крупных критиков и писателей эпохи. Виктор Гюго обратился к нему из изгнания: «Дорогой и красноречивый собрат! У Вас точный рисунок, смелые краски, рельефность, правдивость и жизненность, — продолжайте Вашу серьезную работу».
Внимательно следя за развернувшейся атакой на «Терезу Ракен», Гонкуры писали Золя: «На стороне Вашей книги все наши симпатии, мы выступаем вместе с Вамп за идеи, принципы, за утверждение прав современного искусства на Правду и Жизнь».
Пространный благожелательный отзыв прислал на роман незадолго до своей смерти Сент-Бев: «Ваше произведение замечательно, добротно, и в некоторых отношениях оно может составить эпоху в истории современного романа».
Совершенно естественно, что роман «Тереза Ракен» был высоко оценен Ипполитом Тэном. Критику-позитивисту была близка натуралистическая концепция Золя, и в его отзыве, по существу, мы находим оправдание наиболее слабых сторон творческого метода писателя.
В предисловии ко второму изданию «Терезы Ракен» Золя заявил о своей принадлежности к «группе писателей-натуралистов» и четко сформулировал характерные черты «научного» метода, примененного им в своем романе. «В «Терезе Ракен», — писал он, — я поставил перед собой задачу изучить не характеры, а темпераменты… Тереза и Лоран — животные в облика человека, вот и все… Любовь двух моих героев — это всего лишь удовлетворение потребности; убийство, — совершаемое ими, — следствие их прелюбодеяния, следствие, к которому они приходят, как волки приходят к необходимости уничтожения ягнят».
Понятию типа и социального характера, введенного в обиход еще Бальзаком, Золя противопоставил темперамент, физиологическую конституцию; исследованию страстей и социальных пружин, управляющих человеческой психологией, он противопоставил клинический анализ человека-зверя, подвластного лишь инстинктам. Субъективно писатель полагал, что, вводя в литературу естественно-научные открытия (теорию Дарвина, перенесенную на общественные явления) и данные физиологии, он новаторски продолжает реализм Бальзака и Стендаля. Объективно же натуралистическая эстетизация примата инстинкта над разумом, подмена, определяющая роль социальных и исторических факторов формирования личности биологической обусловленностью могли завести художника только в тупик.
«Пренебрежение к социальной базе, — справедливо писал Барбюс в книге «Золя», — и к социальной механике, к потребностям, к целям и подготовительным шагам современного общества, исключение всякой «морали» из отвращения к определенной морали, всякой политики из ненависти к определенным политикам… было серьезным промахом того, кто претендовал «изучить человека наших диен в целом».
Эти промахи лишили бы произведения Золя почти всей их социальной значимости, если бы в ходе своей литературной деятельности он их не исправил».
Не пройдет и года после завершения «Терезы Ракен», как Золя попытается выйти на простор подлинно новаторского искусства реализма. Уже в 1868 году у него созревает план многотомного цикла социальных романов об эпохе «безумия и позора».
Существенно, однако, подчеркнуть, что художник и в «Терезе Ракен» оказал сопротивление схеме натурализма. Идеи, высказанные в предисловии-манифесте, не нашли последовательного воплощения в романе. В «Терезе Ракен» резко столкнулись два противоположных видения мира, два подхода к человеку. Во второй части романа, воссоздающей картину патологических переживаний Лорана и Терезы после свершенного ими преступления, возобладала натуралистическая схематизация. В первой части на передний план выдвинулась правдивая картина быта и нравов парижских чиновников и мелких буржуа.
Не человек убийца по природе, а преступна та мещанская, буржуазная среда, которая порождает лоранов. Эгоизм и погоня за чистоганом, царящие в буржуазном обществе, вызывают нравственную деградацию и одичание человека. Такова идея романа. Его критическая направленность неоспорима. Мрачные краски романа контрастируют с духом парадного карнавала, разыгравшегося в Париже в 1867 году, когда фасад Империи украсила Всемирная выставка. Золя провел читателя в Париж с черного хода, обнажив страсти и преступления, творимые в родившейся из преступления Империи.
На социальный подтекст романа обращал внимание и сам Золя. В ответе Феррагюсу-Ульбаху («Фигаро», 31 января 1868 г.) он отмечал, что «Тереза Ракен» навлекла на себя гнев критики, ибо ей, так же как толпе обывателей, ближе «красивая ложь», «балаганные поделки» и «феерические апофеозы», нежели роман, в котором «правда, как огонь, все очищает».
«Тереза Ракен» в 1873 году была переработана Золя в одноименную драму. Роман неоднократно использовался в XX веке в киноискусстве. 12 октября 1937 года на экранах парижской студии телевидения шла драматическая обработка романа — «одна из лучших» в атом жанре, как писала газета «Юманите».
В России впервые была опубликована драма «Терека Ракен» в журнале «Дело» (февраль 1874 г.). Роман «Тереза Ракен» вошел в Полное собрание сочинений Эмили Золя, под редакцией М. В. Лучицкой, Киев, 1903, т. 37. «Тереза Ракен» («Убийцы») издавалась в Петербурге в 1891 году.
В. Балашов
Жерминаль
В письме к своему другу Эдуарду Роду 10 марта 1884 года Эмиль Золя сообщает, что подбор необходимого материала для задуманного им большого «социалистического романа» приближается к концу и в недалеком будущем он намерен начать непосредственную работу над книгой. Третьего апреля он пишет Антони Гийоме, что принялся за роман, действие которого «развертывается на одной из угольных шахт, а его центральным сюжетным узлом является стачка углекопов… Боюсь, — продолжает Золя, — что это сочинение доставит мне немало хлопот».
Первого декабря в письме Эдмону Гонкуру Золя сетует, что он очень занят, так как работа над книгой продвигается с невероятным трудом. «Я предполагаю закончить ее недель через шесть. Это будут тяжелые недели! По если начало романа вам понравилось, я рад; это свидетельствует о том, что я еще не сошел с ума, как иногда мне кажется».
В приведенных письмах Золя речь идет о романе «Жерминаль» — тринадцатой книге «Ругон-Маккаров».
Писатель работал над «Жерминалем» с большим творческим подъемом и уплаченном, хотя и не раз жаловался, что «эта дьявольская книга — трудный орешек!». Наконец 25 января 1885 года он извещает своего издателя Жоржа Шарнантье, что «Жерминаль» закопчен. Вместе с письмом он отправляет Шарнантье две последние главы. Судя по письмам, роман, вероятно, был начат во второй половине марта и закончен через десять месяцев, 25 января 1885 года.
Еще до того, как был завершен «Жерминаль», его публикацию предприняла газета «Жиль Блас», правда, роман печатался с сокращениями, которые были отмечены многоточиями. По поводу этих сокращений в письме Анри Сеару от 18 января Золя отмечает, что журнальный вариант не дает истинного представления о книге в целом. Первое отдельное издание вышло в марте 1885 года.
Появление на прилавках книжных магазинов жестокого в своей правде произведения о жизни углекопов и их борьбе за свои права дало официальной критике повод вновь ополчиться против создателя «Ругон-Маккаров». В «Жерминале» была сконцентрирована такая сила идейного и морального воздействия, а убедительность художественных образов и их жизненность столь велики, что он буквально ошеломил читателей. Одних он заставлял задуматься над тем, о чем они упорно не желали думать, других убеждал в необходимости избавления от невыносимого социального гнета. Сразу же после публикации «Жерминаля» в печати появилось несколько критических статей, стремившихся любыми мутями приглушить звучание произведения. Некоторые литераторы из лагеря буржуазной критики, в частности Анри Дюамель, упрекали Золя в том, что он оболгал рабочих, что он искаженно представляет себе жизнь, быт и условия труда шахтеров, и т. д.
