Николай Лейкин - Вне рутины
Манефа Мартыновна вспыхнула.
— То-есть какъ это о повивальной бабкѣ? Не понимаю я, о какой повивальной бабкѣ вы говорите, — произнесла она. — Ничего не слыхала.
— Ну, какъ не слыхать! Навѣрное былъ разговоръ. Прислуга… Языкъ не на привязи… И такъ какъ я человѣкъ внѣ рутины, то пойду навстрѣчу всему этому. Дѣйствительно, былъ у меня грѣхъ съ этой полькой Розаліей Сброжской… Какъ хотите, я все-таки человѣкъ не совсѣмъ старый, мужчина такъ сказать въ соку… Каюсь передъ вами, кое-что было, но теперь прикончено. Прикончено безъ послѣдствій… Она удовлетворена денежно и я заручился роспиской, гдѣ сказано, что она никакихъ претензій ко мнѣ нынѣ не имѣетъ и впредь имѣть не будетъ. Такъ вотъ-съ…
Манефа Мартыновна сидѣла смутившись.
— Что вы, что вы! — замахала она руками. — Да мы ничего объ этомъ и не слышали.
— Слышали или не слышали, но все-таки я васъ предупреждаю и высказываю. Я не такой человѣкъ. Я внѣ рутины. Я не лавирую. Я люблю на прямки, на чистоту… И вотъ если въ этомъ Софья Николаевна видитъ препятствіе, то тутъ препятствія никакого нѣтъ. Оно устранено. Такъ и потрудитесь ей объявить.
— Да вовсе ничего подобнаго, Антіохъ Захарычъ. Напрасно вы безпокоитесь, — отвѣчала ему Манефа Мартыновна.
— Такъ въ чемъ-же? Въ чемъ-же остановка? — задалъ вопросъ Іерихонскій, помолчалъ и опять началъ:- Предполагаю и еще одинъ пунктъ могущаго быть сомнѣнія, по которому тоже сейчасъ радъ охотно высказаться. Если дѣло идетъ о васъ, многоуважаемая Манефа Мартыновна, то-есть какъ вамъ жить, слитно съ нами или отдѣльно отъ насъ, если-бы я вступилъ въ законный бракъ съ дочерью вашей, то этотъ вопросъ я всецѣло отдаю на усмотрѣніе Софьи Николаевны. Какъ вы съ нею рѣшите, какъ она скажетъ, такъ тому и быть.
Манефа Мартыновна просіяла.
— Вообразите, даже и объ этомъ у насъ не было разговора! — сказала она. — Впрочемъ, благодарю васъ за ваше любезное согласіе.
Іерихонскій поклонился и продолжалъ:
— Я внѣ рутины, поэтому скажу вамъ, какъ чувствую и какъ понимаю. Совмѣстное сожительство съ тещей можетъ быть хорошо и нехорошо. Большое подспорье будетъ для дома, если такая вполнѣ цвѣтущая дама, какъ вы, возьметъ на себя хозяйство въ домѣ, потому что молодыя жены въ рѣдкихъ случаяхъ бываютъ способны на веденіе хозяйства. Но есть и отрицательныя стороны. Если, напримѣръ, теща… Простите, досточтимая, тутъ не о васъ рѣчь. Тутъ иксъ…
— Вы боитесь раздора, Антіохъ Захарычъ? — воскликнула Манефа Мартыновна. — О, я не такая, совсѣмъ не такая! Дрязги и раздоры не въ моемъ характерѣ. Вы знаете, я жила съ покойникомъ мужемъ… крутой онъ былъ человѣкъ… иногда и выпивалъ… И ни разу я, ни разу…
— Ну-съ, такъ вотъ вы и передайте милѣйшей Софьи Николаевнѣ все сейчасъ мной сказанное, все съ чѣмъ я навстрѣчу иду, дабы заручиться ея благопріятнымъ отвѣтомъ на мое предложеніе, — сказалъ Іерихонскій. — Такъ завтра она порадуетъ меня чѣмъ-нибудь?
— Сказала она мнѣ, что завтра рѣшитъ, когда. и какъ, а впрочемъ… не скрою отъ васъ, что она такая дѣвушка, которая привыкла къ самостоятельности, — отвѣчала Манефа Мартыновна. — На нее насѣдать, такъ хуже будетъ.
— Гм… Но чѣмъ-же, чѣмъ я могу заслужить ея расположеніе? Какъ мать, вы должны знать, какія вы у ней слабости замѣтили? Скажите. Не могу-ли я ее расположить къ себѣ хорошимъ подаркомъ? — приставалъ Іерихонскій. — Какъ вы на это посмотрите, если-бы я послалъ ей сейчасъ съ вами въ подарокъ брилліантовый браслетъ жены-покойницы?
— Да ужъ право не знаю, Антіохъ Захарычъ, — замялась Манефа Мартыновна. — А если она, паче чаянія… Вѣдь хоть и дочь она, а чужая душа — потемки.
— Отказала-бы мнѣ? — перебилъ ее Іерихонскій. — Ну, тогда вы, какъ честные люди, возвратите мнѣ браслетъ. Не правда-ли: вѣдь возвратите?
— Конечно-же, возвратимъ, Антіохъ Захарычъ.
— Ну, такъ вотъ возьмите и передайте Софьи Николаевнѣ. Я сію минуту… Прошу извиненія…
Іерихонскій поднялся изъ-за стола, отправился къ себѣ въ спальню и вернулся оттуда со шкатулкой палисандроваго дерева съ бронзовыми скобками на углахъ и съ перламутровой инкрустаціей на крышкѣ — очень старинной работы. Онъ отворилъ шкатулку, вынулъ оттуда полинялый красный сафьянный футляръ и, доставъ изъ него браслетъ съ крупными брилліантами и рубиномъ посрединѣ, сказалъ Манефѣ Мартыновнѣ:
— Пожалуйте… Прошу передать отъ меня…
— Мерси, мерси, Антіохъ Захарычъ… — говорила та.
— Но подъ условіемъ возвратить, если-бы дѣло, храни Богъ, не состоялось, — прибавилъ онъ еще разъ.
— Да непремѣнно, непремѣнно. Желаете росписку можетъ быть?
— Вѣрю такъ. Мы сосѣди, и я къ вамъ приглядѣлся.
Онъ махнулъ рукой, помолчалъ и спросилъ:
— Можетъ быть, многоуважаемая, вы интересуетесь посмотрѣть на остальныя драгоцѣнности, которыми будетъ владѣть Софія Николаевна въ случаѣ ея согласія на бракъ?
— Покажите, Антіохъ Захарычъ.
Іерихонскій вынулъ изъ шкатулки три нитки жемчуга, дамскіе часы съ эмалью и брилліантами, съ золотой цѣпочкой, брилліантовое ожерелье, нѣсколько колецъ съ брилліантами, серьги.
Манефа Мартыновна разсматривала драгоцѣнности и шептала:
— Прелесть, прелесть… Восторгъ что такое!
Іерихонскій держалъ въ рукѣ колечко съ брилліантомъ, рубиномъ, сапфиромъ и изумрудомъ.
— Въ виду того, что вы обѣщаетесь возвратить въ случаѣ неудачи моего предложенія, позвольте къ браслету присоединить и это колечко.
— Да ужъ на первый-то разъ, я думаю, довольно, — отказывалась Манефа Мартыновна.
— Возьмите, возьмите. Молодыя дѣвушки любятъ брилліанты. Надѣнетъ на пальчикъ его, оно заблеститъ и это можетъ расположить Софію Николаевну въ мою пользу, — настаивалъ Іерихонскій.
Манефа Мартыновна взяла.
— Балуете вы Соняшу. Ахъ, какъ балуете! — говорила она.
— Боже мой! Только-бы расположить.
Черезъ полчаса она съ дарами для дочери уходила отъ Іерихонскаго домой. Іерихонскій нѣжно поцѣловалъ при прощаньи у ней руку, проводилъ ее по лѣстницѣ до ея квартиры, позвонился для нея, еще разъ приложился къ рукѣ и раскланялся.
XXI
Соняша сама отворила матери дверь, пропустила ее въ прихожую и иронически спросила:
— Насладились-ли?
— Ахъ, Соняша! Напрасно ты такъ насмѣхаешься надъ нимъ, — отвѣчала мать, входя въ комнаты. — Изъ моихъ разсказовъ ты сейчасъ увидишь, что это прекраснѣйшій человѣкъ и рѣдкой души.
— Вы вѣдь и раньше такъ говорили.
— Но сегодня я заручилась многими и многими доказательствами, что это превосходнѣйшій человѣкъ. Не глумиться тебѣ надъ нимъ надо, а пойти завтра въ церковь и поставить свѣчку Николаю угоднику, покровителю бѣдныхъ невѣстъ. Да, да… Это слѣдуетъ сдѣлать.
— Позвольте… Чѣмъ-же это васъ т. жъ очаровалъ Іерихонскій? — спросила Соняша съ усмѣшкой.
— Многимъ и очень многимъ. А вотъ пока получи кое-что — и можетъ быть это и тебя очаруетъ.
Манефа Мартыновна полѣзла въ карманъ, вынула оттуда два сафьянныхъ футляра съ браслетомъ и кольцомъ, открыла ихъ и протянула ихъ Соняшѣ.
Та попятилась.
— Что это? — спросила она.
— Брилліантовый браслетъ и кольцо тебѣ въ подарокъ. Нѣтъ, какая предупредительность!
Дочь не брала.
— Я не возьму, — сказала она. — Пошлите ему ихъ обратно.
— То-есть какъ это обратно? Тебѣ посылаетъ эти два подарка твой женихъ, — проговорила мать.
— Я не считаю еще его своимъ женихомъ, — покачала головой Соняша. — Я ему не давала еще слова.
— Но вѣдь ты въ принципѣ согласилась.
— Мало-ли, что я въ принципѣ согласилась! Вчера я согласилась, а сегодня могла отдумать.
— Соняша! Да вѣдь ты изъ меня подлячку дѣлаешь! — воскликнула Манефа Мартыновна. — Вчера-же ты мнѣ сказала… вчера или сегодня, я не помню хорошенько, что ты въ принципѣ согласна.
— Что такое принципъ? Принципъ — нуль. Но у меня есть еще детали.
— Онъ и на всѣ детали согласенъ. На всѣ, на всѣ… Вотъ я тебѣ сейчасъ все разскажу.
— Да и разсказывать нечего. Нѣтъ, очевидно, вы тутъ что-нибудь перепутали. Какъ можно принимать цѣнные подарки, если мы еще ни въ чемъ не условились.
— На все, на все согласенъ. Онъ даже навстрѣчу намъ идетъ. Предлагаетъ то, о чемъ мы даже еще и не уговорились съ тобой, какъ слѣдуетъ. Онъ мнѣ сказалъ, что согласенъ даже на то, чтобы я жила вмѣстѣ съ вами, если ты этого захочешь.
— Ну, не думаю я, чтобы я на это согласилась, — опять покачала головой Соняша.
— Какъ? Мать родную?.. И ты мнѣ это въ глаза говоришь? — вскричала Манефа Мартыновна.
— Не кричите, не кричите. Это вопросъ второстепенный, — остановила ее дочь. — Но если ужъ вы съ нимъ въ такія откровенности пустились, то намекнули-ли вы о томъ, что я считаю самымъ существеннымъ? Это о безпрекословной выдачѣ мнѣ отдѣльнаго вида на жительство при первомъ моемъ требованіи?
