Франсуа Мориак - Черные ангелы
Андрес расхаживал по кухне, повторяя плаксивым тоном:
— Если это все, что ты придумал…
— Речь не идет о Катрин, — прервал его Градер. — Разумеется, почему бы не попробовать… Но я понимаю, ты ей не простишь. К тому же у нас будет кое-что получше… — Он перешел на шепот. — По брачному договору, совместно приобретенное имущество находится у них в общей собственности… Я имею в виду старика и Тамати… Стало быть, овдовев, она получит все, что досталось ей от Дю Бюшей плюс половину совместно нажитого: то, что Деба купил у меня.
Андрес слушал его, приоткрыв рот и нахмурив брови.
— Мне-то какой в этом прок? — прошептал он.
— Чтобы сохранить семейное достояние, в семьях заключаются порой самые нелепые браки, — говорил Градер безразличным тоном, словно и впрямь рассуждал о вещах абстрактных. — Если разобраться, Тамати тебе почти и не родственница: она всего лишь кузина твоей матери. Понятно, брак будет фиктивным… Само собой! Чистая формальность, а отношения у вас останутся прежние…
— Папа, ты с ума спятил! — Андрес наклонился к отцу и теребил его за плечо. — Ты просто бредишь!
— Да ведь это пустая формальность! Разумеется, ты не сможешь жениться, пока Тамати жива… Ну так и что? Тоже мне несчастье! Главное, ты будешь свободен.
— Во-первых, никогда не поверю, чтоб она согласилась играть эту комедию! Формальность не формальность — я ее знаю: она считает меня своим сыном, это покажется ей чудовищным.
Градер покачал головой и усмехнулся с видом человека, знающего жизнь:
— Ошибаешься. Уверяю тебя, она на все согласится. И потом, у нас будет время ее подготовить…
— А сколько шуму в Льожа? Представляешь, что люди скажут?
Но Габриэль невозмутимо продолжал:
— Брак можно сохранить в тайне. Удастся ли это при Катрин? Не знаю, надо подумать. Но запомни: когда дело касается имущественных интересов, люди обычно все очень хорошо понимают.
— Я вот, папа, тебя слушаю, слушаю… Но о чем мы с тобой говорим? Дядя Симфорьен жив и умирать пока не собирается…
— Это только пока.
— Он может прожить годы.
— Не смеши меня, дорогой!
— Во всяком случае, долго. А я не могу ждать! Нет! Не могу жить в неопределенности.
Андрес метался по кухне, как загнанный зверь. Отец внимательно за ним наблюдал, потом сказал:
— Тебе недолго пребывать в неопределенности. Поверь моему слову.
Андрес остановился и посмотрел на человека, произнесшего эти слова чужим, незнакомым ему голосом. Градер сидел на низком стуле, упершись локтями в колени и опустив лицо. Андрес видел только его затылок, хрупкую шею, узкие плечи под пиджаком тонкого английского сукна. Этот незнакомец учащенно дышал. Андрес отошел в сторону и открыл дверь в сад: ночь стояла холодная, легкий ветерок заглушал журчание Бальона. Градер почувствовал, что мерзнет, окликнул сына. Юноша провел рукой по лбу и вернулся к отцу.
— Ты что, пророк? — спросил он, смеясь. — Ты угадываешь будущее?
Он смеялся, чтобы развеять наваждение, вернуться к обычному разговору. Отец ответил, глядя в пол:
— Будущее мы творим своими руками.
Произнося эти слова, он поднял глаза и опешил — на лице сына он прочитал смятение и беспокойство.
— Что случилось, Андрес? Почему ты на меня так смотришь? Что я такого сказал?
— Нет, ничего…
Юноша тряс головой, словно стараясь отогнать какую-то абсурдную дикую мысль. И вдруг он вспомнил свою возлюбленную. Он на целых несколько минут забыл о Тота, и вот теперь она возникла перед ним, он ощутил ее тепло, слитое с его сокровенным существом, растворенное в нем… Градер тем временем молчал, он, собственно, уже все сказал. Оставалось ждать.
На двери, ведущей в дом, тихо щелкнула задвижка, и в кухню вошла Матильда. На ней был коричневый халат, волосы на ночь заплетены в косы, на ногах — мягкие тапочки: потому они и не слышали ее шагов.
— Я все-таки вернулась, — сказала она. — Волноваться уже стала… Вы знаете, который час?
Андрес метнул на нее короткий, но пронзительный взгляд. Матильда спросила:
— О чем вы говорили?
— Да так, сам не знаю! О чем мы говорили, Андрес?
Юноша неопределенно повел рукой и поспешно вышел. Матильда и Градер последовали за ним.
Втроем они поднимались по лестнице спящего дома. Деревянные ступени скрипели у них под ногами. В это время на втором этаже открылась дверь, шаткая тень скользнула вдоль стены, и перед ними предстал ужасающий своей худобой Симфорьен Деба в ночной сорочке.
— Что вы делаете втроем в такое время? Скоро утро.
Матильда принялась объяснять, что они беспокоились из-за Андреса, тот долго не возвращался. Извинилась перед мужем, что они его нечаянно разбудили. Но старик завизжал:
— Неправда! Я слышал, как приехал Андрес… Он уже давно вернулся. Я хочу знать, что вы делали…
Но Градер резко оборвал его:
— Мы уже и поговорить не имеем права? Если в доме и есть вор, то не среди нас.
Деба стоял, прислонившись к стене, пытался что-то сказать, но не находил слов. Появилась Катрин, тоже в ночной сорочке, подошла к отцу. Матильда снова начала объяснять, что они ждали Андреса и вот напугали Симфорьена, но девушка, не обращая ни малейшего внимания на ее слова, обняла больного за плечи и увела.
Послышался скрежет ключа в замке. Градер знаком повелел Матильде и Андресу замереть и затаить дыхание: из комнаты донесся голос Катрин:
— Теперь тебе хуже станет… Чего ты добился? Ты же знаешь, я всегда с тобой…
— Как видишь, не всегда!
— Надо же и мне когда-нибудь поспать…
Старик что-то пробормотал — они не разобрали слов. В ответ Катрин крикнула уже из постели:
— Ну, это уж слишком! Ты в своем уме, папочка? Я знаю, он на многое способен, но не на это…
Матильда и Градер ни разу не взглянули друг на друга, а когда она потянулась поцеловать Андреса, тот отвернулся.
Защелкали задвижки и замки. Окутанный туманом сельский дом погрузился в сон незадолго до первых петухов.
X
На другой день сразу после утреннего туалета Матильда постучалась в комнату супруга, чтобы узнать его пожелания и распорядиться насчет еды. Она не услышала обычного: «Войди!» Дверь приоткрыла Катрин.
— Вы его так напугали, он провел ужасную ночь и теперь отдыхает.
— Хорошо, не буду мешать.
— Мама, он ночью задыхался… Я думала, он умирает.
— Почему ты не позвала меня?
Катрин посмотрела матери в глаза:
— Но, мама! Ты бы и сама не пошла! У него от одного твоего вида случился бы новый приступ.
— Я никогда не была пугалом для твоего отца, дорогая Катрин. Он мне всегда доверял. Что ты такое говоришь?
— Ничего, — ухмыльнулась Катрин и захлопнула дверь у матери перед носом.
Матильда осталась на лестничной площадке. Она не испытала гнева, нет. Она трепетала от возбуждения, как случается, когда в глубине души ждешь какого-то события и вдруг оказывается, что твои ожидания не напрасны. Она не признавалась себе, что рада, и не доискивалась причин. «Катрин, должно быть, преувеличивает. Она испугалась, что он умирает… Но когда он задыхается от кашля, всякий раз кажется, что он сейчас умрет».
Матильда положила свои большие красивые руки на блестящие перила. По окнам коридора стучал дождь. Ровный тихий дождь, зарядивший надолго. «Вот и зима пришла, — думала она, — луга Фронтенаков теперь снова превратятся в лагуны».
Ей не терпелось кое-кого повидать, поделиться несущественной на первый взгляд, однако небезынтересной для этого человека новостью. Она сделала несколько шагов и постучала в дверь Градера. «Входи!» — крикнул он, но, увидев Матильду, смутился и стал извиняться:
— Я не думал, что это ты… Я бы не позволил себе…
Он еще лежал в постели с книгой в руках и курил.
— Я не собираюсь на тебя смотреть! — засмеялась Матильда.
Габриэль застегнул пижаму, но она успела разглядеть его белую грудь и подивиться тому, что в пятьдесят лет он сохранил тело ребенка: таким она запомнила его когда-то давным-давно на мельнице над шлюзом, где он стоял, не решаясь прыгнуть в воду, и капли воды блестели на его хрупких плечах.
— Послушай, Габриэль, я хочу тебя предупредить: не нужно больше играть в эту игру.
— Какую игру?
Он смотрел на нее ясными глазами, и Матильда смутилась.
— Ты меня прекрасно понимаешь! Ночью у мужа случился приступ. Катрин — она, правда, любит все преувеличивать и выставлять меня чудовищем, — так вот, Катрин говорит, он чуть не умер.
Градер затушил окурок. Матильда увидела его тонкую, лишенную мускулов руку, чуть затененную рыжим пушком, узнала ее. Он ответил ей совершенно спокойным тоном:
— Ничего удивительного: Клерак сказал мне, что любое волнение…
— Нет! — вскрикнула Матильда. — Нет!
— Что «нет»?
Она замолчала, прислонилась лбом к оконному стеклу, по которому струились капли дождя. Мир заливало водой. Дождь заточит их в доме, возможно, не на одну неделю, отрезав от остальных людей. Они будут жить, как в ковчеге во время потопа. Градер неожиданно оборвал ее размышления:
