Решад Нури Гюнтекин - Листопад
Только однажды Шевкет зашел к нему в поздний час. Смущенный и робкий, он присел на край кровати, осторожно коснулся ладонью его лба, чтобы узнать, высока ли температура.
— Я никак не мог раньше прийти, отец, — сказал он и сокрушенно вздохнул.
Шевкет сказал это так искренне и просто, что не поверить ему было невозможно. Он сидел, плотно сжав губы, уставившись прямо перед собой, словно боялся, что любое слово, сказанное в свое оправдание, прозвучит ложью.
«Мальчик, наверное, болен, — подумал Али Риза-бей. — А я смотрю на него, точно ничего не замечаю. Надо сказать ему, чтобы он отлежался хоть несколько дней дома, в тепле. Но бедняга не может себе позволить такой роскоши. Он должен трудиться от зари до позднего вечера, несмотря на недомогание, иначе в доме все пойдет прахом. Бедному Шевкету куда хуже, чем мне. По крайней мере, меня никто не хватает за горло, не требует хлеба… Благодарю тебя, всевышний, и за это!..»
Ни холод, — ни голод, ни болезни не могли захлопнуть Двери дома Али Риза-бея. Валил снег, крутила метель, переставали ходить пароходы и останавливались поезда, а гости по-прежнему продолжали собираться на званые вечера.
Каждый такой прием уничтожал все запасы дров и провианта. Но это не могло остановить гостеприимных хозяев. Они радостно сбрасывали с себя старые куртки, рваные халаты, самодельные пелерины и спешили надеть шелковые декольтированные платья. Парили огрубевшие, потрескавшиеся от холода и цыпок руки, мазали их вазелином; долго натирали кремом опухшие от насморка носы, тщательно чистили зубной пастой, а потом полоскали водой с одеколоном пахнущие чесноком рты.
Между тем день окончательного банкротства неумолимо надвигался. От кредиторов не стало отбоя, они требовали, кричали, угрожали. Наконец стали приходить повестки из суда.
Чтобы не встречаться с кредиторами, Шевкет уходил из дому до рассвета и возвращался за полночь.
Жизнь в доме Али Риза-бея стала невыносимой. Теперь домочадцы попросту грызлись между собой из-за каждого куска. Циничный эгоизм взял верх над стыдом и совестью. То и дело пропадали вещи, и каждая пропажа сопровождалась истерикой, проклятиями, бранью.
Ферхунде совсем обнаглела. Уж если она была не в духе, лучше не попадайся ей на глаза. Она могла сорвать зло на ком угодно, не дай бог ей возразить.
— Черт меня дернул связаться с этими голодранцами! — орала она на весь дом. — Мало того что сидят на шее моего мужа, и мне еще житья не дают. Не будь этой оравы, мы бы вдвоем жили припеваючи…
Али Риза-бей затыкал уши и бежал из дому, за ним кидалась с плачем Хайрие-ханым и требовала, чтобы он защитил семью от разбушевавшейся невестки…
Каждый такой скандал грозил семье катастрофой: то Ферхунде собирала вещи, то Лейла клялась покинуть дом, уйти в горничные, в официантки… Но все, слава аллаху, кончалось миром, может, Хайрие-ханым умела уговорить недовольных, может, слезы и причитания маленькой Айше действовали отрезвляюще, а может быть, все устали от бесконечных ссор и ругани.
Раньше Хайрие-ханым любила пожаловаться на недомогание, вечно у нее что-нибудь болело. Теперь эта женщина стала на удивление выносливой и крепкой. Все домашние заботы ложились прежде всего на ее плечи, и просто удивительно, как эта слабая, болезненная женщина не согнулась под их тяжестью.
Ежедневно Хайрие-ханым отправлялась на рынок в Ускюдар с узелком в руке, прихватив что-нибудь на продажу. Не успеешь оглянуться, как она возвращается с едой или деньгами, чтобы заткнуть глотку самому нетерпеливому кредитору.
* * *Иногда приходили письма от Фикрет, короткие и скупые. Она писала отцу, что хотя и не знает счастья, однако, хвала создателю, жива и здорова. Эти письма были слабым, но единственным утешением для старого Али Риза-бея.
Но в одном из своих последних писем Фикрет не сдержалась и позволила себе лишнее.
«Сюда доходят, к сожалению, не очень добрые вести о нашем доме. Порой мне становится стыдно перед мужем, — писала она. — Не пора ли вам, отец, в конце концов навести в доме порядок?..»
По-своему Фикрет, конечно, была права. Возможно, эти слова она написала по настоянию мужа. Письмо задело Али Риза-бея за живое, и он написал ей в ответ:
«Каждый из нас отвечает только за себя. Нас уже давно ничего не связывает. Поэтому, что бы у нас тут ни происходило, тебя это не должно касаться. Тем более наши домашние дела не могут бросить на тебя тень. Твои письма нас всегда радуют. Но если писать тебе их стало в тягость, воля твоя, поступай как знаешь!..»
Как потом Али Риза-бей ругал себя за это письмо, написанное под горячую руку. Но ведь известно: что написано пером, того не вырубишь топором. Больше Фикрет о себе не давала знать, а старый Али Риза-бей не мог собраться с духом и написать ей еще раз.
Когда наступил очередной, кризис и в доме не оказалось ни куруша, как всегда вечером в комнату к мужу заявилась Хайрие-ханым.
— Али Риза-бей, мы по уши в долгах, — начала она сразу, без предисловий. — На Шевкета рассчитывать не приходится… Дети голодные. Может быть, ты напишешь письмо Фикрет, объяснишь ей наше положение. Мы с ней рассчитаемся, как только у нас дела выправятся. А ежели не рассчитаемся, тоже беда не велика. Зять — человек состоятельный…
Хайрие-ханым была уверена, что муж немного поупрямится, а потом согласится. Но Али Риза-бей вдруг вспылил.
— Не смей даже имени ее упоминать! Слышишь?! — закричал он, потрясая кулаками. — Только попробуй заикнуться, задушу! Одной дочери удалось выкарабкаться, так ты и ее хочешь на дно за собой потянуть? Не бывать по-твоему!.. И не будем мы, как нищие, просить милостыню у ее мужа, чтобы Фикрет за нас краснела. Не будем! Еще раз услышу об этом, задушу! Поняла?!
Али Риза-бей кричал с такой яростью, что Хайрие-ханым не на шутку испугалась и больше не заводила разговора о старшей дочери.
XXV
В начале февраля Шевкет вдруг пропал: две ночи подряд не ночевал дома. Ферхунде, которая последнюю неделю была с мужем в ссоре, нервничала.
— Знаю, это он назло мне, — брюзжала она без конца. — Ну, я ему еще покажу. Если завтра не вернется, уйду отсюда! Пусть попляшет тогда!..
Хайрие-ханым по-другому объясняла отсутствие сына: скорее всего, он у кого-нибудь из своих товарищей, скрывается от кредиторов. Даже Неджла и Лейла высказывали беспокойство: «Уж не случилось ли что-нибудь с нашим братцем? Не попал ли он в беду?» Но, занятые подготовкой туалетов к очередному вечеру, они недолго горевали.
Али Риза-бей сидел мрачнее тучи, раскачиваясь на стуле и беззвучно шевеля губами. От него невозможно было добиться слова в ответ. И только когда во дворе слышались шаги или скрипела входная дверь, он сразу настораживался и кричал на весь дом:
— Ну-ка, посмотрите! Там кто-то пришел!
На третий день утром явился полицейский чиновник и сообщил, что Шевкет находится в тюрьме, под следствием.
Это известие было для них как гром среди ясного неба. Ферхунде упала в обморок. Сестры рыдали в голос. Старая Хайрие-ханым застыла на месте, растерянно бормоча: «Слава богу, жив… Слава Богу, жив…» Но лежавшая без чувств невестка и бившиеся в истерике дочери заставили ее опомниться и поспешить к ним на помощь.
Лишь один Али Риза-бей был доволен новостью.
— Слава тебе, всевышний! Мой сын жив и здоров. Шевкет жив! — радостно воскликнул он, будто в дом принесли самую желанную весть; и радость его была искренней, ибо он приготовился к худшему.
Последнее время несчастного отца одолевали тревожные предчувствия: разве может его сын, такой благородный и чистый, долго мириться с подобным образом жизни? Али Риза-бей прислушивался к словам сына, следил за каждым его движением, старался понять, о чем он думает, чем обеспокоен. Сколько раз по ночам старик принимал хлопанье двери за револьверный выстрел и в испуге кидался в коридор. А однажды, увидев в саду на сучке дерева сушившееся белье, он решил, что кто-то повесился, и закричал на весь дом диким голосом.
Ведь Шевкет с его умом и врожденной порядочностью в один прекрасный день должен был понять, что ему не выкарабкаться из этого болота. И чем терпеть такой позор, не удивительно, если он предпочтет наложить на себя руки… Может быть, следует предостеречь мальчика, потолковать с ним по душам, рассеять мрачные мысли?.. Но тут же Али Риза-бею приходила на ум другая мысль: возможно, Шевкет далек от отчаяния и еще тешит себя надеждой? Зачем тогда подсказывать несчастному соблазнительную мысль о самоубийстве?..
Слава аллаху, Шевкет жив! Али Риза-бей словно воскрес. Он поспешно оделся, схватил свою трость и выбежал из дому.
* * *Старик добрался до тюрьмы, когда уже начало смеркаться.
— Часы свидания кончились. Завтра с утра можешь приходить, — сказал привратник, давая понять, что больше разговаривать с ним не намерен.
