Николай Степанченко - МЕДСЕСТРА
Но впервые в жизни я познакомился с доктором, который выполнения своих распоряжений мог добиться непосредственно сам, и кнут ему доставать для этого было не нужно. Это был человек, который мог самостоятельно дать тебе по шее. Даже отставник в отделе кадров, привычно орущий на всех, включая главврача, переходил на почти нормальный тон, завидев в проеме двери Быковалова.
На первый вызов мы поехали, не успев даже познакомиться как следует. Так что, через полчаса после начала работы я в составе группы из трех человек уже поднимался на пятый этаж стандартной хрущевки на одной из рабочих окраин. Причина вызова — муж с топором охотится на тараканов. Причем, тараканов видит он один. Пролетарскую семью в пятом поколении удивить белой горячкой невозможно, а потому жена вызвала «скорую», а сама попрятала детей и спряталась сама. Правила входа в помещение к буйному просты. Первым входит доктор, за ним санитар и только потом фельдшер. Затем роли распределяются так. Доктор, как правило, садится за стол и ведет беседу, заполняет карточку, фельдшер остается у дверей, а санитар присаживается на подоконник. Если больной неспокоен, то санитар ходит за больным, доктор присаживается у дверей, а фельдшер стоит у окна. Ну, а если больной совсем-совсем неспокоен, то у него отнимают острые предметы, колют успокоительное, а потом уже разговаривают с ним. Если больной не желает отдавать острые предметы, то санитар или фельдшер, а то и вдвоем, бьют его в дыню, вяжут руки парашютной стропой и все равно колют успокоительное.
И вот на первом же вызове мне улыбается несказанная удача. Доктор Коновалов звонит в дверь и прислушивается. В одной руке у него тонкая черная папка, сделанная из кожи. «Т-с-с», — сарделеобразный палец Быковалова покачивается, призывая нас к тишине. Внезапно дверь распахивается, и мы видим на пороге всклокоченного чувака в трениках. Чувак выглядит довольно лихорадочно, но проблема не в этом. В правой поднятой руке у него топорик для разделки мяса. В самом начале работы я познакомился с легендарной папкой доктора Быковалова и даже увидел, как он ее применяет. Это было ноу-хау доктора, его гордость, и никогда папка его не подводила.
«Тихо-тихо-тихо», — закурлыкал вдруг Быковалов и молниеносным движением поднес папку к лицу нашего хозяина. Будто попугай, внезапно накрытый черной тряпкой, больной замер с воздетой рукой. Коротко, без размаха, Быковалов ударил в папку раскрытой ладонью. «Вяжите», — бросил он нам, переступая через слабо булькающего пациента. Проходя, он носком ботинка отшвырнул топорик подальше.
«Тук-тук!» — это он весело уже в глубину квартиры, хозяйке.
ГУЛЛИВЕР
Бригада «Скорой помощи» состоит из четырех человек: водитель, врач, фельдшер и санитар.
Я, будучи медсестрой по диплому, работал на должности фельдшера. В числе прочих на нашей подстанции был санитар, которого никто и никогда не хотел брать к себе в бригаду почему-то. Прозвище у него было Гулливер. Высокий, худой, нескладный парень с большими руками. В чем была причина столь сильной нелюбви остального персонала подстанции к Гулливеру я долго не мог понять. Пока впервые он не попал со мной на дежурство.
История первая. «Герань».
Эта история короче второй и не такая интересная. Она нужна только в качестве иллюстрации системности гулливеровского идиотизма. Так вот. Соседи вызвали милицию, услышав из квартиры наверху крики и звон бьющейся посуды. Человек там жил один, а потому милиционеры закономерно решили, что это не их ума дело и вызвали нашу бригаду. На звонок дверь никто не открыл, а поскольку мы не могли уехать, не убедившись, что с человеком все в порядке, Гулливер вызвался по пожарной лестнице залезть на второй этаж, заглянуть в окна. Сказано — сделано. Был июль месяц. Гулливер взлетел по лестнице без труда, засунул голову в окно, увидел больного и, повернувшись к нам, победно крикнул: «Я взял его!» В тот же момент он получил в голову горшком с геранью и рухнул вниз.
История вторая. «Дебют».
Сельские жители, как правило, считают врачей людьми не очень приятными, чьими услугами лучше не пользоваться во избежание беды. «Не ходить к врачам, бо залечать!» — говорят они порой. Описываемая история произошла в одной из таких семей, перебравшейся однажды в Киев, в двухкомнатную квартиру на окраине. Мать, отец и дочь жили довольно замкнуто, но дочь вовсе росла нелюдимкой. Могла, например, не выходить из своей комнаты по несколько дней. Сначала все шло, как всегда. Виолетта заперлась в комнате и перестала подавать признаки жизни. Но по истечении недели родители поняли, что все пошло не «как всегда«, а чуть иначе. И если первую неделю родители почти не беспокоились — привыкли, то вторую неделю они уже провели в безуспешных попытках выманить дочь наружу. Умрет с голоду — полагали они, однако не знали, что свое «заключение» девочка запланировала давно: насушила сухарей и прихватила с собой ведро для отправления естественных потребностей организма. Наконец, на семейном совете было принято решение позвонить в «Скорую». Диспетчер службы 03, подробно выспросив обстоятельства происшествия, перебросила вызов на Диспетчерскую скорой психиатрической службы, а та, в свою очередь, направила вызов последнему диспетчеру — на станцию «Скорой помощи» № 9. И уже голос вот этого диспетчера и прозвучал непосредственно у нас в комнате из репродуктора, сделанного в виде голубенькой радиоточки: «Девятая псих, на выезд. У вас «дебют». Здесь я должен объяснить, что такое «дебют». Этим красивым нерусским словом называют первый приступ шизофрении. На «Скорой» дебютантов не любят. Так, опытный психбольной, у которого обострение, никогда в жизни не бросится с ножом на медиков или не спрячет в одежде отвертку с целью пустить ее в ход в быстро едущей карете. Ну разве что уж совсем у него крышу сорвет, и «марсиане» будут гнаться за ним по пятам. Связано это с неотвратимостью наказания, следующего за подобной выходкой. От дебютанта же можно ожидать и плевка в лицо, и заряда перцового газа, а при особо плохом раскладе и ножа, а то и выстрела из охотничьего ружья.
Мы зашли в полутемный коридор и поговорили с насмерть перепуганными родителями. Те описали ситуацию и после недолгих препирательств разрешили ломать дверь. Гулливер оказался красавцем. Мощным ударом ноги он вышиб дверь и переступил порог. Окна в комнате были наглухо зашторены. В глубине комнаты виднелся силуэт девушки, которая пригнувшись, словно команч в засаде, держала в руках большой темный предмет. Дальше все произошло очень быстро. «Что это у нее в руках такое?…» — бормотнул доктор. Гулливер сделал несколько быстрых шагов вперед и победно закричал: «Я взял ее!» — «Осторожно!» — крикнули мы с доктором одновременно, увидев, что Виолетта собирается сделать и что именно у нее в руках. Гулливер недоуменно повернул к нам свою веснушчатую лопоухую башку и в этот момент Виолетта окатила санитара из отхожего ведра всем его содержимым… Девушку мы, конечно, «взяли». Был февраль месяц. Водитель, увидев всего в потеках Гулливера, отказался брать его в машину и он своим ходом пробежал весь путь до станции, пока мы отвозили Виолетту в больницу Павлова. Бежать ему было недалеко, однако на станцию его тоже не пустили. Персонал смеялся, бросал ему сигареты издалека, но близко никто не подходил. В два часа ночи жена на такси привезла парню чистую одежду. К этому моменту шмотки на нем уже закаменели и перестали вонять так пронзительно. Именно с моего нежелания работать вместе с Гулливером и начались мои странствия по киевским станциям Скорой помощи. Стараясь не попадать с ним в одно дежурство, я своими руками выстроил ту ситуацию, когда начальство вольно или невольно наказывает тебя — формально вроде идет тебе на встречу, разводя с нежелательными персоналиями, но на практике засовывая тебя то в одну дыру, то в другую. Впрочем, может это и к лучшему.
НУ И ДЕНЕК
На скорой, к сожалению, мне не удалось вписаться в коллектив так-же как в реанимации, где смена и блок у меня практически не менялись в течении полутора лет. Мне пришлось кочевать с бригады на бригаду и даже несколько раз сменить подстанцию. Зато я поработал практически со всеми скоропомощными врачами-психиатрами Киева и всех их повидал вблизи.
Эти сутки, запомнившиеся мне на скорой лучше других, я провел с доктором Сергеем Николаевым. Должен сказать, что далеко не все воспоминания с течением времени трансформировались в курьезные — события этого дня до сих пор снятся мне. Именно после этих суток я понял, что никогда не буду больше медсестрой. Вскоре так и вышло. Но обо всем по порядку. Утро началось с того, что мы даже не покурив, уже в 9:15, ехали на вызов. Нарушив правила входа в квартиру к психбольному, первым в помещение вошел я. К тому моменту на скорой я работал всего около месяца. Навстречу мне, в полутемный, захламленный коридор, сделал шаг высокий, бледный парень. В его руках было зажато по банке дихлофоса. Я даже не понял, что именно произошло.
