Павел Мельников-Печерский - На горах
– Алымова? Марья Ивановна? – спросил удивленный Меркулов.
– Так точно, – подтвердил Марко Данилыч.
– Не та ли, что прошлого года в той же гостинице жила, где и вы, и батюшка тесть останавливались?..
– Она самая, – отвечал Марко Данилыч. – А что?
– Нет… так, ничего, – с недоуменьем молвил Меркулов.
– Знакомы, что ли, с ней? – спросил Марко Данилыч.
– Нет, в прошлом году на одном пароходе с ней ехал, – ответил Никита Федорыч.
– Хорошая барышня, – заметил Марко Данилыч, – разумная такая и ласковая. А ежели взять ее насчет доброты, так лучше и не надо. И хоша знатная, а ни спеси, ни гордости в ней ни капельки.
Перестал расспрашивать Меркулов, а сам про себя думает: «С какой стати связалась Авдотья Марковна с фармазонкой? Вот наши-то удивятся, как узнают».
– Ну что, как пошли дела? – немножко погодя спросил Марко Данилыч. – Караванище-то какой вы пригнали на Гребновскую. Сколько ни торгую, такого у Макарья не видывал. Теперь вы у нас из рыбников самые первые…
– Да ведь тут не я один, – сказал Меркулов. – Дело общее: тут и мой капитал, и женин, и Дмитрия Петровича, и его жены, и батюшки Зиновья Алексеича доля есть.
– Значит, и он в рыбники записался, – с добродушной усмешкой молвил Марко Данилыч. – А бывало, как вздумаешь уговорить его рыбой заняться, так «ни за что на свете» – говорит.
– Он и теперь в эти дела не входит, – сказал Меркулов. – Капиталом только участвует.
– Так, – протянул Марко Данилыч. – Продали сколько ни на есть рыбки-то?
– Где ж еще? – отозвался Меркулов. – Рано. Кажется, ни с одного каравана не было еще продаж.
– Опричь мелочей, точно что не бывало, – подтвердил Смолокуров. – Как же вы насчет цен располагаете? Заодно со всеми будете уставлять аль особняком поведете дело?
– У нас все наперед рассчитано, – сказал Меркулов. – Сегодня отдадим печатать объявление о ценах и об наших условиях, наклеим на столбах, разошлем по рыбным покупателям, в газете напечатаем.
Повернулся на стуле Марко Данилыч. «Всю торговлю вверх дном перевернут, проклятые. Эки штуки откалывают!» – подумал он.
– Не сходней ли будет вам, Никита Федорыч, келейно с кем-нибудь сделаться? – умильным голосом заговорил Марко Данилыч. – А то эти объявления да газеты!.. Первое дело – расходы, а другое, что вас же могут на смех поднять.
– Расходы пустячные, – сказал Никита Федорыч, – а станут смеяться, так мы за обиду того не поставим. Смейся на здоровье, коль другого смеха нет.
– Так вы не будете цен таить? – спросил Марко Данилыч, зорко глядя в глаза Меркулову.
– И не подумаем, – тот отвечал.
– И условий таить не станете?
– Да как же таить-то их Марко Данилыч, ежели на фонарных столбах объявления об них приколотим?.. – смеясь, отвечал Никита Федорыч. – Вот наши условия, читайте… В кредит на двенадцать месяцев третья доля, а две трети получаем наличными здесь, на ярманке, при самой продаже.
– Тяжеленьки условия, Никита Федорыч, оченно даже тяжеленьки, – покачивая головой, говорил Марко Данилыч. – Этак, чего доброго, пожалуй, и покупателей вам не найти… Верьте моему слову – люди мы бывалые, рыбное дело давно нам за обычай. Еще вы с Дмитрием-то Петровичем на свет не родились, а я уж давно всю Гребновскую вдоль и поперек знал… Исстари на ней по всем статьям повелось, что без кредита сделать дела нельзя. Смотрите, не пришлось бы вам товар-от у себя на руках оставить.
– Ну и оставим, – равнодушно сказал Никита Федорыч. – Анбары наймем, зима придет – рыбу гужом повезем на продажу.
– Останетесь в накладе, Никита Федорыч, – с притворным участьем, покачивая головой, сказал Марко Данилыч. – За анбары тоже платить надо, гужевая перевозка дорога теперь, поневоле цены-то надо будет повысить. А кто станет покупать дороже базарной цены? Да еще за наличные… Не расчет, право не расчет. Дело видимое: хоть по всей России развезите – фунта никто не купит у вас.
– Купят, да как еще раскупят-то!.. С руками оторвут, – спокойно улыбаясь, сказал Меркулов.
– Как же это так? – с недоуменьем спросил Марко Данилыч. – Разве тайна какая?
– Нашу тайну через три либо четыре дня на фонарных столбах можно будет всякому читать… А вам, пожалуй, сию ж минуту открою ее. Вот она, – сказал Меркулов, подавая Марку Данилычу приготовленное к печати объявление о ценах. – Извольте читать.
Глазам не верит Марко Данилыч – по каждой статье цены поставлены чуть не в половину дешевле тех, что в тот день гребновские тузы хотели установить за чаем в Рыбном трактире.
– Никак вы с ума сошли, Никита Федорыч! – вскочив со стула, вскричал Марко Данилыч. – По миру нас хотите пустить?.. Ограбить?.. И себя разорите и нас всех!.. Хорошее ли дело с ближними так поступать?
– С какими ж это ближними, Марко Данилыч? – спокойно спросил Меркулов.
– С нами, значит, со всеми с нами, с гребновскими рыбниками!.. – кричал Смолокуров.
– Не одни рыбники, Марко Данилыч, наши ближние, – отвечал Никита Федорыч, оглядывая смолокуровскую каюту.
– Да вам-то какая тут польза? – горячился Марко Данилыч. – Ведь вы и десяти копеек на рубль не получите.
– Не получим, Марко Данилыч, – отвечал Меркулов. – Мы только на пять рассчитали. По этому расчету и цены назначили. Пять процентов, право, довольно. Мы ведь за скорой наживой не гонимся. За границей купцы-то много побогаче вас, а довольствуются и меньше, чем пятью процентами.
– Да ну ее ко псам, вашу заграницу-то! – вскричал во всю мочь Марко Данилыч. – Надо вести дело по-русски, а не по-басурмански!.. А то всех разорять… грабить!..
И вдруг стих Марко Данилыч. Вдруг прояснилось мрачное лицо его. Блеснула мысль: «А не скупить ли весь караван целиком? Тогда по ихней дурости какие можно взять барыши!»
– На сколько у вас в караване-то, Никита Федорыч?.. – кротко и ласково спросил он Меркулова.
– Тысяч на триста по нашей расценке, – ответил тот.
– Покупатели предвидятся?
– Пока еще нет, – сказал Меркулов. – Приходили вчера, им и цены и условия сказали и товар показали весь без остатка. Да ведь это не настоящие покупатели, – ищейки.
– А если б кто из рыбников предложил вам купить весь караван дочиста. Продали бы? – подумавши несколько, спросил Марко Данилыч.
– Отчего ж не продать? – ответил Меркулов.
– А уступочка будет?
– Ни копейки.
– Хоть бы процентик один, – прикинувшись казанским сиротой, молвил Марко Данилыч. – Важная вещь копейка в рубле! Пустое дело, плюнуть не на что.
– Сейчас вы сами говорили, Марко Данилыч, что наши пять процентов чуть не смертный грех, а теперь хотите, чтобы мы взяли четыре, – с ясной усмешкой ответил Никита Федорыч.
– Да вы все шутите!.. Балагур эдакий!.. Ей-Богу, балагур… – с веселым смехом заговорил Марко Данилыч. – Скиньте процентик-от… Право, надобно скинуть.
Меркулов и слышать не хотел об уступке. Тогда Марко Данилыч на иные штуки поднялся, говорит ему:
– Так хоша условийца-то посмягчите. Третью бы долю наличными после спуска флагов вам получить, а две трети на предбудущей ярманке.
– Ни от единой буквы условий не отступим. Ни от единой буквы, – сказал Меркулов.
– Так вот что, Никита Федорыч, – молвил Марко Данилыч, подойдя к Меркулову и дружески положивши ему на плечо увесистую руку. – С батюшкой с тестем вашим, как сами знаете, старинные приятели мы.
– Нельзя, нельзя, ни по какой причине нельзя менять условий, Марко Данилыч, – решительным голосом сказал Меркулов.
– Послушай меня, старика, почтеннейший Никита Федорыч, – продолжал Марко Данилыч, положив и другую руку на плечо Меркулова. – Хоша для того облегчите условия насчет наличных, что я завсегда любил и уважал вашу супругу Лизавету Зиновьевну. Ей-ей, любил не меньше, чем свою Дунюшку. И теперь люблю, ей-Богу. Мне не верите, Богу поверьте… Сделайте такое ваше одолжение – сейчас же бы заключили мы с вами условие: третью долю наличными тут же вы бы с меня получили, другую, по вашему условию, оставили бы до предбудущей ярманки, а третью потерпите месяцев шесть – на ростовской бы с вами полный расчет учинил…
– Нельзя, Марко Данилыч, никак нельзя, – сказал Меркулов. – Мы положили ни одной йоты не опускать из условий.
– Я бы особую запись дал… Неустойку назначьте… Какую хотите, такую и назначьте.
– Нельзя, Марко Данилыч.
– Хоть на месяц…
– Нельзя.
– На три недели?
– Нельзя.
– На две?
– Нельзя.
– Дён на десять?
– Нельзя, нельзя и нельзя, Марко Данилыч. Лучше и не говорите… Лучше совсем оставим это, – сказал вставая, Меркулов. – Прощайте… Засиделся я у вас, – давно уж пора кой-куда съездить.
– Послушайте, – крепко ухватившись за руку Никиты Федорыча, задыхающимся почти голосом вскричал Смолокуров. – Хоть на три дня!.. Всего только на три денька!.. В три-то дня ведь пятой доли товара не свезти с вашего каравана… Значит, не выйду из ваших рук… На три дня, Никита Федорыч, только на три денечка!.. Будьте милостивы, при случае сам заслужу.
