Юрий Рытхеу - Айвангу
Добычу поделили быстро, унесли в кожаных мешках мясо.
Айвангу устало брел по селению и громко отвечал на приветствия встречных. Не очень складной получилась сегодняшняя охота, но все же он побывал в море! Пусть он доставил лишь хлопоты своим товарищам, но он еще приноровится.
Сэйвытэгин догнал его. Отец молча пошел вслед за сыном, глядя, как тот ковыляет на коленях, переваливается, как нерпа на льду.
В ярангу ввалились шумно, обрадовав Росхинаут. Она уже сварила еду, и не успели мужчины скинуть мокрую одежду, как на низеньком столике появилась дымящаяся моржатина.
Отец сел на китовый позвонок и задумался. Он тер кулаками голову, затылок, лоб и кряхтел.
– Послушай, сын, – вдруг произнес он каким-то глухим незнакомым голосом, – не могу я так больше! Сиди лучше дома… Я чуть не умер от страха за тебя! Не надо тебе в море, Айвангу! Не надо! Посмотри на мои руки. Они еще сильные, прокормят тебя и мать Росхинаут. Сын, я не хочу тебя терять!
Айвангу испуганно глянул на отца. Из узких глазных щелок его текли слезы и падали на горячее моржовое мясо.
Айвангу растерялся. Он положил обратно в блюдо мясо и пробормотал:
– Хорошо, отец.
Он никогда не видел отца таким.
9
После того как ушел пароход, в Тэпкэне стало пусто, словно в яранге после отъезда многочисленных и веселых гостей. На берегу высились горы ящиков, бочек, мешков, каменного угля. Мальчишки играли в игры, которые они увидели в фильмах, привезенных пароходом. Почему-то все картины рисовали жизнь далекой замли кровожадной и воинственной. Люди стреляли, убивали друг друга с помощью винтовки и другого оружия.
Айвангу смотрел подряд все кинокартины и выходил из темного зала с головной болью, оглушенный; мысли мешались, как после долгого и обильного пьянства.
– Я Кастусь Калиновский! – кричал мальчишка, выглядывая из-за угла склада с обструганной палкой наподобие кривой сабли в руках.
– Я Чапаев! – объявлял другой и ложился на землю с большой пустой консервной банкой, которая изображала у него пулемет. – Тра-та-та-та-та-та! – трясся мальчишка, а его друзья валились перед ним, «пораженные» обилием горячего свинца.
Первые дни жители Тэпкэна смотрели картины молча, сосредоточенно, фильмы были немые, титры написаны по-русски, слова мелькали быстро, и самый грамотный коренной житель Тэпкэна не мог поспеть за ними. Скоро во время демонстрации картины в стрекоте аппарата уже слышались рассуждения зрителей:
– Нам бы пулемет на лежбище моржей!
– С такого бы парохода (имелся в виду военный корабль) на китов охотиться! Сколько пушек, как зубов у волка!
Айвангу пошел разыскивать Белова, чтобы расспросить его, откуда берется столько народу, если на экране убивают тысячами.
В последнее время в Тэпкэне каждый год начинали что-нибудь строить. Сейчас полярники воздвигали ветродвигатель, а невдалеке от него с прошлого года стоял домик, предназначенный для типографии – места, где будут печатать газету. Десять человек едва поднимали один ящик, в котором лежали машины для печатания газеты. Таких ящиков было несколько. Но особенный интерес вызывал эскимос Алим, умеющий делать газету. Он работал в Анадырской типографии, где обучился новому не только для него, но и для всех жителей Северо-Востока делу.
Алим сидел на разбитом ящике и курил трубку. Эскимос был очень худой, у него были удивительно черные руки со следами въевшейся типографской краски.
– Етти! – поздоровался он, обнажив большие желтые зубы.
– Я пришел, – ответил Айвангу и спросил: – А где Белов?
– Скоро придет, – ответил Алим.
Эскимос хорошо говорил по-чукотски.
– Все сделали? – спросил Айвангу, кивнув на домик.
– Готово, – ответил Алим. – Сегодня будем пробовать, а к воскресенью выпустим первый номер газеты.
Белов появился неожиданно. Он обрадовался, увидев Айвангу.
– Вот хорошо, что ты пришел! Ты поможешь нам!
– Как я могу вам помочь? – Айвангу усмехнулся и поглядел на свои ноги.
– Поможешь! – уверенно сказал Белов. – А пока, друзья, могу сообщить вам, что утвердили название газеты. Простое, хорошее название: «Советский Тэпкэн». Алим, ты бы показал Айвангу типографию. Ему будет интересно.
Алим выколотил о ящик трубку, продул ее и позвал:
– Пойдем, Айвангу.
Домик состоял из маленьких сеней и большой комнаты. В углу комнаты стояла большая машина с огромным колесом. К окну были повернуты широкие ящики со множеством ячеек, заполненных крохотными буковками.
– Неужели из таких маленьких буковок будете делать газету? – спросил Айвангу.
– Да, – коротко ответил Алим, – из них.
– Сколько же времени на это потребуется?
Алим молча взял какую-то железную вещичку, загнутую углом, поколдовал над ячейками и объявил:
– Вот и твое имя готово.
– Покажи! – заинтересовался Айвангу.
Но полоска черного металла, составленная из букв, которые с трудом можно было разглядеть, не произвела впечатления на него.
Алим помазал краской набор и оттиснул его на бумажном лоскуте.
– Ай-ван-гу! – медленно прочитал Айвангу свое имя и воскликнул: – Правда, это я!
Странно и непривычно было видеть собственное имя прикрепленным к белой бумаге настоящими печатными буквами, которыми заполняются страницы книг, газет, журналов. В который уже раз перечитывал Айвангу свое имя и, наконец, решился попросить:
– Можно, я его возьму?
– Бери, конечно, – ответил Алим и великодушно предложил: – Хочешь, я тебе еще напечатаю?
– Не надо, – скромно отказался Айвангу. – Мне одного хватит.
Вошел Белов. На его щеке чернело масляное пятно, руки были в краске.
– Слушай, Айвангу, – обратился он к парню, который продолжал разглядывать напечатанное имя. – Через несколько дней выходит первый номер нашей газеты. Там будет чукотская страница, и ты должен помочь нам ее перевести.
– Но я никогда не переводил, – с сомнением ответил Айвангу.
– Вот и хорошо! – обрадовался Белов. – Если позвать Кымыргина, он опять начнет нести отсебятину. Давай договоримся так: я напишу статью, а ты вечером заходи ко мне, и мы займемся переводом.
Вечером по дороге к Белову Айвангу вспомнил его замечание о переводчике Кымыргине. Дело было в прошлом году на сессии районного Совета. Пряжкин сделал длинный доклад, начав его, как полагается, с международного обзора. Когда с депутатов, одетых в меховые рубахи, в жарко натопленном зале сходил десятый пот, он, наконец, добрался до существа вопроса.
Кымыргин говорил намного короче председателя райисполкома. Он ни словом не коснулся международного положения, вскользь упомянул, что где-то в далеких странах есть бедные и голодные люди. Айвангу очень хорошо помнил его речь. Кымыргин сказал: «Председатель Пряжкин говорит, что мы должны выполнять план по заготовке пушнины, но он не подумал, что без капканов наши охотники как без рук. И что это за привычка звать нас все время вперед, будто мы малые дети и не знаем, что идти вперед всегда лучше, чем назад?.. Но не надо на него обижаться. Он неплохой человек, можно сказать, даже щедрый. В избытке доброты он много обещает, но, если даже сбудется половина того, что он наговорил, будет хорошо… Вы все отлично знаете тундру и море, а Пряжкин не знает. Вы все прожили много лет, добывая пропитание своими руками, а Пряжкин получает зарплату…»
Речь Пряжкина в переводе Кымыргина очень понравилась депутатам. Некоторые в перерыве подходили к нему и в порыве благодарности крепко пожимали руку. Разумеется, Кымыргину, а не Пряжкину. Председатель заподозрил что-то неладное и потребовал проверить перевод.
– Друг, может, зайдешь? – услышал Айвангу возле пекарни знакомый голос Пашкова.
– Не могу, – отказался он, – к Белову иду. Газету будем делать.
– Газету делать? – переспросил пекарь.
– Да, – ответил Айвангу и заковылял дальше.
Упираясь руками о ступени крыльца, он поднялся к двери и постучал тивичгыном.
– Заходи, заходи! – радушно встретил его Белов. – Вот сюда проходи. Садись на этот стул. Помочь тебе?
– Садиться на стул я научился, – с улыбкой ответил Айвангу и ловко взобрался на сиденье.
– Сначала попьем чаю, – объявил Белов, – без этого напитка работа не пойдет.
Чай, видимо, был приготовлен заранее. Белов отодвинул бумаги, во множестве разложенные на столе, в один угол, а на другом постелил старую газету, поставил две большие кружки и колотый сахар в жестяной консервной банке.
– Должен тебе сказать, Айвангу, что я в газетном деле такой же новичок, как и ты, – признался Белов, – но очень люблю это дело. От всех должностей отказался, даже немного поругался с крайкомом, но все же добился своего – теперь я редактор чукотской газеты «Советский Тэпкэн»… Давай подумаем, о чем напишем в нашей газете. Как ты думаешь?
