Шолом Алейхем - Кровавая шутка
Возможно, что женщина и ушла бы, но тут подошел Сёмка и сказал матери:
– Она ищет Володьку? Мы сегодня еще играли с ним. То есть нет, не сегодня, а вчера.
– Где ты с ним играл? - спросила мать.
– Как всегда, на улице.
Женщина, услыхав имя сына, перевела взгляд на Сёмку и снова стала спрашивать:
– Где же мой Володька? Где мое дитя?
Неизвестно, чем бы окончилась вся эта сцена, если бы в разговор не вмешался Рабинович. Он подошел к женщине, положил ей руку на плечо и сказал внушительно:
– Матушка! Ступай к своему мужу; он один может тебе сказать, где твое дитя...
Уверенность, с какой были произнесены эти слова, подействовала.
Ничего не говоря, женщина повернулась и ушла вместе со своим провожатым.
И только по уходе нежданных гостей публика, как бы очнувшись, заговорила и стала обсуждать инцидент.
– Кто она такая? - спросил Давида Шапиро Фамилиант.
– Понятия не имею! - ответил Давид, глядя неодобрительно на Сарру.
– Кто она все-таки? - повторил Фамилиант, на этот раз обращаясь к Сарре.
– Наша соседка - Кириллиха!.. Муж у нее - пьяница. А Володька - ее сын от первого мужа.
– Ну? - спросил Фамилиант.
– Ну и вот, этот второй муж бьет пасынка до полусмерти.
– Ну? - спросил снова Фамилиант.
– Ну и вот, он пропал, этот мальчик...
– Ну?
– Ну, мамаша и пришла сюда справиться, не знаем ли мы, где Володька.
– Почему же именно к вам? Какое отношение имеет к вам этот мальчишка? И какое отношение к нему имеет Сёмка?
– Никакого! Просто так. Живем на одном дворе. Вот и случается, что ребята играют вместе, - ответила Сарра, как будто чувствуя себя виноватой в том, что Сёмка играет с русским мальчиком.
Шлёма Фамилиант, очевидно, был очень недоволен тем, что нарушено праздничное веселье. Он встал в позу, заложил руки в карманы, выпятил круглый живот, втянул голову в плечи и заговорил, ни к кому, собственно, не обращаясь:
– Н-н-на! Какие-то мальчишки! Соседи! Гои! Володьки! Где это видано? Вот они, ваши гимназии, "скубенты", университеты!..
Тщетно пыталась Тойба Фамилиант вернуть прежнее настроение, она сдерживала мужа, приглашала гостей к столу, велела подавать очередные блюда, - все было напрасно.
Шлёма Фамилиант сел на своего конька, разошелся вовсю и на правах богатого родственника стал говорить, кивая в сторону шурина, о "нынешних отцах", приносящих своих детей в жертву, и тому подобных вещах...
Бедные родственники вынуждены были выслушивать рацеи богатого xозяина... Только Бетти, которая вообще терпеть не могла своего дядю, вскочила с места и стала торопливо одеваться. Не помогли мамашины просьбы и причитания, не помогли и клятвы тети Тойбы в том, что дядя никого не хотел задеть, говорил "вообще". Бетти распрощалась и вышла из дому. Следом за ней сбежал Рабинович, и "план" Сарры Шапиро разлетелся в пух и прах.
Из-за чего? Из-за пустяка!
Сарра чуть не плакала с досады. Весь обратный путь до дому прошел в разговорах с мужем на эту тему.
– У быка, - сказал Давид, - очень длинный язык, а толк в нем какой? Оч-чень тебе нужно было выкладывать все этому ханже!
– Чего ты меня попрекаешь? Это ведь твой шурин, а не мой.
– Я могу тебе подарить его на полном ходу, если хочешь!..
– Спасибо, не надо!
Глава 25
ПРОПАЖА ОТЫСКАЛАСЬ
Сарра Шапиро не из тех матерей, которые останавливаются на полпути, когда речь идет о счастье детей. Потеряв надежду на Шлёму Фамилианта, она стала искать других посредников и в конце концов нашла человека, на которого смело можно положиться, которому можно доверить тайну, человека порядочного, даже несколько больше, чем нужно...
Поверенным Сарры оказался товарищ квартиранта - Тумаркин, "сей остальной из стаи славной", злополучной чертовой дюжины медалистов, терпеливо ожидавших от министра просвещения ответа на свою настойчивую телеграмму. Всех медалистов уже давным-давно успели переловить поодиночке и отправить по этапу восвояси; и только одному Тумаркину фатально повезло... Ему удалось "обмануть" бдительное начальство довольно, впрочем, нехитрым приемом: он переходил от одного знакомого к другому, ночевал ежедневно на новом месте, входил в сомнительные сношения со старшими дворниками и околоточными надзирателями, валялся в лютые морозы на чердаках - словом, балансировал на канате и - благодарение Господу! - пережил зиму не хуже других евреев, ютящихся "наперекор стихии" в этом благословенном городе...
Тумаркин старался выбирать для ночлега места, уже проверенные сравнительно недавней облавой, и довольно часто наведывался к Рабиновичу.
В таких случаях Рабинович являлся в качестве ходатая к хозяйке, а та в свою очередь обращалась к мужу:
– Что делать? Не выбрасывать же его, в самом деле, на улицу в такой холод? Сходи, что ли, к дворнику, сунь ему какую-нибудь мелочь (чтоб он подавился!) и сговорись. Ты же умеешь разговаривать с этими типами!..
Последняя фраза была взяткой самомнению Давида Шапиро и должна была служить для умиротворения воинственного настроения квартирохозяина, предчувствовавшего недоброе от этих нелегальных ночевок. Но в конце концов Давид с Рабиновичем отправлялись к дворнику, сговаривались, а Сарра готовила нежданному гостю постель на стульях в комнате квартиранта, желала обоим спокойной ночи и уходила, полная тревоги за судьбу всего дома.
– Каково изволили почивать? - спрашивала Сарра у Тумаркина на следующее утро.
– Великолепно! - отвечал Тумаркин без зазрения совести, так как помимо того, что стулья обычно разъезжались в самом начале ночи, он и остаток ее проводил в бесконечных дискуссиях с Рабиновичем, вечно копавшимся в тонкостях и подробностях иудаизма.
Дискуссии вспыхивали при каждой встрече. Из соседней комнаты супруги Шапиро слышали, как один из спорщиков надрывался:
– Одно из двух: либо - либо! Либо поступайте все, как поступил Лапидус, либо соберитесь все, от мала до велика, и организуйте свое государство в вашей исторической стране. Докажите, что вы народ не только слова, но и дела!..
– Ш-ша, довольно! - кричит второй. - Противно слушать! Что это за выражения... "делайте, вы - народ"... Это во-первых! А во-вторыx...
– Вы когда-нибудь утихнете или нет? - стучит им в дверь Сарра. Возмутительно! Самому негде спать, а еще и другому мешает...
Несмотря на несколько пренебрежительный тон, в котором Сарра говорила о Тумаркине, она именно его выбрала в хранители своей тайны и посредники между нею и квартирантом. Ей хотелось, чтобы он выведал у Рабиновича его намерения... Конечно, Тумаркин должен это сделать умно, тонко и дипломатично, потому что это, знаете ли, "деликатная материя".
Сарра сделала многозначительные глаза, а Тумаркин пощипывал бородку и, думая о чем-то постороннем, машинально покачивал головой...
Сарра уже совсем было собралась изложить Тумаркину суть дела, как вошла Бетти.
– Знаешь, мама, пропажа-то отыскалась!
– Какая пропажа?
– Володьку нашли!
– Володьку? Слава тебе Господи! Где же он был?
– Где он был, неизвестно, но теперь он здесь, у нашего двора. Мертвый.
Сарра даже шарахнулась в сторону.
– Мертвый? Володька - мертвый?
– Не только мертвый, но еще и убитый вдобавок.
– Убитый? - задрожала Сарра. - Володьку убили? Ах-ах! Славный мальчишка был! Кто же мог его убить?
– Кто знает? Изрезан, исколот... Очевидно, давно убили, он уже разлагаться стал...
– Где же его нашли?
– Говорю тебе, здесь, недалеко, около нашего двора. Вся улица полна народу. Евреи, русские, врачи, полиция...
Последнее слово особенно взбудоражило Сарру. Она вспомнила о Тумаркине.
– Ой, горе мое! Полиция!
Тумаркин, на которого слово "полиция" действовало не лучше, чем на Сарру, понял, что страх ее вызван главным образом его пребыванием в доме, и сказал:
– Не бойтесь! Во-первых, еще не ночь. Днем вообще не так страшно. А во-вторых, я сию минуту уйду. Мало ли что...
– Идите, идите! Только скорее, чтоб вас не заметили. Или нет, наоборот, идите медленно и спокойно, как полноправный гражданин. Понимаете?
Сарра выпроводила своего гостя, успев все-таки у самых дверей шепнуть ему, чтобы он завтра непременно пришел ночевать. Ей нужно поговорить с ним с глазу на глаз, потому что "вопрос такой". "Очень деликатная материя!"
"Деликатная материя!" - повторил бессознательно Тумаркин и вышел на улицу.
Глава 26
РЕХНУЛСЯ
Тумаркин, принявший на себя роль дипломатического представителя Сарры Шапиро, в один из ближайших дней пришел к Рабиновичу и приступил к исполнению своей "деликатной миссии" несколько своеобразно.
– Слушай! - сказал он Рабиновичу, с которым за последнее время окончательно сдружился и перешел даже на "ты". - Садись, пожалуйста, я должен поговорить с тобой серьезно и конфиденциально!
