Жорж Санд - Чертово болото
— Ну, а ты, Мари, подумай, стар или нет мужчина в двадцать восемь лет, когда женщину надо защитить и наглеца проучить? Хотел бы я посмотреть, как Бастьен или еще какой смазливый паренек лет на десять меня помоложе выстоял бы против этого дяди, как Пьер его зовет. Как оно, по-твоему?
— Большую вы мне услугу оказали, Жермен, и я всю жизнь благодарить вас буду.
— И это все?
— Папа, — сказал мальчик, — забыл я сказать маленькой Мари то, что обещал, все некогда было. Вот уж как домой вернемся, так и скажу ей, да и бабушке тоже.
Обещание это заставило Жермена призадуматься. Теперь надо было объясниться с тестем и тещей и, рассказав им, почему ему не понравилась вдова Герен, умолчать о том, какие другие мысли сделали его столь прозорливым и суровым. Когда человек счастлив и горд, ему всегда хватит решимости рассказать об этом другим, но когда с одной стороны тебя гонят, а с другой — бранят, положение твое не из приятных.
По счастью, когда они вернулись на мызу, малыш спал, и отец осторожно положил его на кроватку, так что он даже не проснулся. Потом Жермен постарался елико возможно подробно отчитаться перед тестем. Сидя на трехногой табуретке у входа в дом, тот внимательно его выслушал, и хоть и был недоволен результатами его поездки, но когда Жермен упомянул ему о повадках кокетки вдовы и спросил, может ли он позволить себе ездить в Фурш по воскресеньям пятьдесят два раза в год, для того чтобы ухаживать за ней, а в конце концов, может быть, получить отказ, дед Морис кивком головы дал понять, что соглашается с ним.
— Ты прав, Жермен, — сказал он, — не дело это.
А потом, когда Жермен рассказал о том, как ему пришлось поскорее увозить домой маленькую Мари, чтобы избавить ее от оскорблений, а может быть, и от насилия со стороны ее недостойного хозяина, старик снова кивнул головой и сказал:
— Ты не ошибся, Жермен, как надо поступил.
Когда Жермен окончил свой рассказ и изложил все свои доводы, старики переглянулись и глубоко вздохнули, и в этом вздохе их можно было прочесть смирение и покорность.
Потом глава семьи поднялся.
— На все воля господня, — сказал он, — любовь по заказу не приходит!
— Пойдем ужинать, Жермен, — сказала теща, — оно конечно, жаль, что дело разладилось, но, видно, господь не захотел. Поглядим, может, еще что найдется.
— Да, — добавил старик, — верно жена говорит, поглядим еще.
Больше об этом в доме не было сказано ни слова. Наутро маленький Пьер поднялся чуть свет, но в этот день не было никаких из ряда вон выходящих событий, как в предыдущие, ничто не могло возбудить его интереса, и он снова впал в привычное крестьянским детям его возраста равнодушие, позабыв обо всем, что ему приходило в голову; он стал, как ни в чем не бывало, играть со своими братьями и важно изображать собою мужчину, ухаживая за волами и лошадьми.
Жермен тоже старался все позабыть, погрузившись в работу, но он сделался таким грустным и рассеянным, что все это заметили. Он не только ни о чем больше не говорил с маленькой Мари, но даже не смотрел на нее; и вместе с тем его можно было бы разбудить среди ночи, и он в точности сказал бы, где она, на каком лугу и какой дорогой ушла. Он не решался попросить стариков взять ее на зиму к себе в услужение, а меж тем знал, что девушке будет жить нелегко. Однако маленькой Мари все же не пришлось испытывать нужду, и тетке Гильете было невдомек, почему их запас дров нисколько не уменьшается и почему сарай, оставшийся вечером совсем пустым, к утру наполняется сам собою. То же самое происходило и с зерном и с картошкой. Кто-то залезал через слуховое окно в амбар и высыпал на пол мешок, никого не разбудив и не оставив после себя никаких следов. Старуху это одновременно и беспокоило и радовало; она наказала дочери никому об этом не говорить, боясь, что, если соседи узнают об этом чуде, ее сочтут колдуньей. В глубине души она, правда, была уверена, что тут замешан дьявол, но особенно не спешила ссориться с ним и призывать к себе местного кюре, чтобы освятить амбар и изгнать нечистую силу; она считала, что успеет еще это сделать, когда сатана явится к ней собственной персоной и в уплату за все свои благодеяния потребует ее душу.
Маленькая Мари лучше, чем мать, понимала истинное положение вещей, но не решалась говорить об этом с Жерменом, боясь, что тот снова вернется к мысли о женитьбе на ней, и притворялась, что ничего не замечает.
XVI
Бабка Морис
Как-то раз, оставшись вдвоем с Жерменом в саду, теща ласково сказала ему:
— Бедный мой зятек, ты что-то сам не свой. Не ешь ничего, не посмеешься, да и вообще слова от тебя не услышишь. Ужели кто у нас в доме, или сами мы, мог обидеть тебя, так что об этом знать не знаем и ведать не ведаем?
— Нет, мать, — ответил Жермен, — вы всегда для меня что родная были, и я был бы неблагодарным, если бы стал жаловаться на вас, или на вашего мужа, или на кого другого в доме.
— Ну, коли так, сынок, видно, ты снова по жене покойной горюешь. Тоска-то с годами не прошла и, знать, еще пуще тебя одолевает. Ну, выходит, верно тесть твой говорит: надо умного совета послушать и жениться.
— Да, мать, мне бы тоже этого хотелось, только вот все те, кого вы мне прочили в жены, не по душе мне. Когда я их вижу, то, вместо того чтобы позабыть мою Катрин, еще больше о ней думаю.
— Стало быть, не угадали мы, Жермен. Ты должен нам помочь и сказать все, как оно есть. Непременно где-нибудь есть невеста как раз для тебя, господь ведь каждому человеку, которого он создал, уготовил счастье в другом. Ну так вот, коли ты знаешь такую, бери ее себе в жены, и все; красавица она или дурнушка, молодая или старая, богатая или бедная, оба мы, старик мой и я, решили, что дадим тебе наше согласие: сил у нас больше нет видеть, как ты убиваешься, и не жить нам спокойно, коли тебе покоя не будет.
— Вы добры, мать, как сам господь бог, да и отец тоже, — сказал Жермен, — только сочувствие ваше мне помочь не может: та, кого я прочил себе в жены, не хочет за меня идти.
— Верно, молода еще очень? Без головы надо быть мужчине твоих лет за молоденькой волочиться.
— Ну так вот, мать, я и впрямь голову потерял, молоденькая мне приглянулась, и сейчас я себя за это казню. Стараюсь об этом не думать, только работаю я или отдохнуть сяду, богу молюсь или в постели лежу, с детьми я или с вами, думки-то все об одном.
— Выходит, тебя околдовали, Жермен? Одно только средство есть: добиться, чтобы девушка эта изменила свое решение и выслушала тебя. Погляжу-ка я, можно тут делу помочь или нет. Ты мне скажи, где эта девушка и кто она такая.
— Вот то-то оно и есть, мать, что я и назвать вам ее не смею, — сказал Жермен, — смеяться будете.
— Не буду я над тобой смеяться, Жермен, и без того тебе худо, и не хочу я, чтобы еще горше было. Скажи, это не Фаншета?
— Нет, мать.
— Тогда Розета?
— Нет.
— Ну так скажи, а то этому конца не будет, придется мне всех наших девок перебирать.
Жермен опустил голову и не мог решиться ответить.
— Вот что, — сказала бабка Морис, — на сегодня хватит; может, завтра у тебя язык развяжется или невестка твоя сумеет лучше тебя расспросить.
И, взвалив на плечи корзину с бельем, она пошла развешивать его на кустах.
Жермен поступил так, как поступают дети, когда их оставляют в покое: он принял решение. Он пошел вслед за тещей и, весь дрожа, произнес имя Мари, дочери Гильеты.
Велико же было изумление старухи: что угодно могла она предположить, только не это. Но она оказалась достаточно деликатной, чтобы сдержать свое изумление, и не стала высказывать вслух все, что думала по этому поводу. Видя, однако, что молчание ее удручает Жермена, она протянула ему корзину с бельем.
— Неужто это причина, чтобы старухе не помочь? — спросила она. — Поди-ка отнеси белье, а потом приходи, потолкуем. А ты хорошо все обдумал, Жермен? Ты твердо решил?
— Не в этом ведь дело, мать: уж я бы, конечно, твердо решил, знать бы только, что все не зря; ну а раз меня и слушать не захотят, то я решил другое — излечиться от этого недуга, коли только смогу.
— А как не сможешь?
— Всему свой предел, мать: когда на лошадь навьючат сверх меры, она падает, а когда быку нечего есть, он подыхает.
— Ты хочешь сказать, что помрешь, коли тебе окончательно откажут? Боже упаси, Жермен! Не мило мне от тебя это слышать, ведь у таких, как ты, слово с делом не расходится. Ты человек крепкий, а для такого всякая слабина погибель. Не падай духом. Может ли это быть: девушка в нищете живет, ты хочешь ей такую честь сделать, а она возьми да откажи?
— А ведь так оно и есть, она мне отказала.
— А по какой причине?
— Говорит, что видела от вас всю жизнь одно только хорошее, что ее семья очень многим обязана вашей и что она не хочет доставлять вам огорчение тем, что я ради нее откажусь от богатой невесты.
![Жорж Санд - Волынщики [современная орфография]](/uploads/posts/books/141636/141636.jpg)
