Френсис Фицджеральд - Больше чем просто дом (сборник)
Джулия не смогла сдержать улыбку. Он ухватился за эту возможность:
— Со времени нашей последней встречи я слегка изменился в лучшую сторону.
— Не будем об этом.
— Ладно: ты слегка изменилась в лучшую сторону. Прелестный костюм, ни у кого такого нет.
Это прозвучало дерзко, но Джулия едва заметно посветлела, услышав комплимент.
— Не посидеть ли нам где-нибудь поблизости за чашечкой кофе, чтобы прийти в чувство?
Какое малодушие — снизойти до разговора с этим человеком, терпеть его заигрывания. Она словно попала под гипноз удава.
— К сожалению, не смогу.
По его лицу пробежала щемящая тень какой-то застенчивой уязвимости, и у Джулии дрогнула сердечная струнка.
— Ну, разве что недолго. — Слова вырвались против ее воли.
Они заняли столик на тротуаре, под лучами солнца; ничто не напоминало ей об ужасном происшествии двухнедельной давности. Прямо доктор Джекилл и мистер Хайд.[17] Держится учтиво, очаровательно, легко. С ним она ощущает себя… ах… такой привлекательной! Он ни на что не рассчитывал.
— Ты бросил пить? — спросила она.
— Брошу после пятого числа.
— Неужели?
— Будет как я сказал. Зачем торопить события.
Когда Джулия собралась уходить, он предложил встретиться снова, но она покачала головой:
— Увидимся на борту. Когда тебе уже исполнится двадцать восемь.
— Согласен; да, еще кое-что: так поступить с единственной в жизни девушкой, которую я полюбил, для меня равнозначно самому гнусному преступлению.
Когда Джулия в первый день рейса увидела его на пароходе, у нее сердце ушло в пятки от непрошеного желания, в котором она вынуждена была себе признаться. Прошлое уже не имело значения, его поступки не имели значения. Конечно, она не собиралась ему открываться, но чисто физически он волновал ее, как никто другой, и рядом с ним все остальные мужчины поблекли.
На борту Дик пользовался успехом; поговаривали, будто он устраивает вечеринку по случаю своего дня рождения. Джулия приглашения не получила; при встрече они перекидывались вежливыми фразами, но не более.
Однако шестого числа она увидела, что он, изможденный и бледный, отлеживается в шезлонге на палубе. Прекрасное чело избороздили морщины, глаза ввалились, а рука, потянувшаяся за бульонной чашкой, дрожала. В послеобеденные часы он так и не сдвинулся с места, являя собой воплощенное страдание и муку. Сделав три круга по палубе, Джулия не выдержала и заговорила:
— Началась ли новая эра?
Он сделал слабую попытку подняться, но она остановила его и присела на соседний шезлонг.
— Вид у тебя усталый.
— Немного нервозное состояние. Сегодня впервые за пять лет у меня во рту не было ни капли.
— Скоро полегчает.
— Знаю, — угрюмо сказал он.
— Не сдавайся.
— Ни за что.
— Я могу чем-нибудь помочь? Дать тебе таблетку снотворного?
— Таблетки терпеть не могу, — почти неприязненно сказал он. — То есть спасибо, не нужно.
Джулия встала:
— Я понимаю, тебе лучше побыть одному. Завтра ты будешь смотреть на мир веселей.
— Не уходи, если вытерпишь мою компанию.
Джулия снова села.
— Спой мне, можно тебя попросить?
— Что тебе спеть?
— Что-нибудь грустное, блюз например.
Тихим, мягким голосом она спела ему «This is how the story ends»[18] Либби Холман.
— До чего же хорошо. А можно еще что-нибудь? Или то же самое.
— Конечно. Только скажи — я хоть до вечера буду петь.
III
На следующий день после прибытия в Нью-Йорк он ей позвонил.
— Я так соскучился, — выговорил он. — А ты?
— К сожалению, да, — неохотно призналась она.
— Сильно?
— Да, очень скучаю. Тебе лучше?
— Я в норме. Нервишки еще шалят, но завтра уже приступаю к работе. Когда мы увидимся?
— Когда захочешь.
— Тогда сегодня вечером. И… скажи еще раз.
— Что?
— Что, к сожалению…
— К сожалению, да, — послушно повторила Джулия.
— …скучаешь.
— К сожалению, я по тебе скучаю.
— Как хорошо. В твоих устах это звучит как музыка.
— До свидания, Дик.
— До свидания, Джулия, милая.
Он не отпускал ее, и вместо запланированных двух недель она прожила в Нью-Йорке два месяца. В дневное время работа заменяла ему алкоголь, но вечерами он не мог обходиться без Джулии.
Иногда, когда он звонил ей и говорил, что слишком устал и не сможет встретить ее после театра, чтобы куда-нибудь пойти, она ревновала его к работе. Без выпивки ночная жизнь — порочная и навсегда оставленная в прошлом — перестала для него существовать. А Джулию, которая никогда не пила, эта жизнь бодрила: музыка, нарядные платья, они вдвоем — прекрасная пара — кружатся в танце. На первых порах они время от времени встречались с Филом Хоффманом, но Джулия сочла, что у него болезненная реакция, и вскоре эти встречи прекратились.
Произошло еще два-три неприятных инцидента. К Джулии заявилась бывшая одноклассница, Эстер Кери, и спросила, знает ли она о репутации Дика Рэгленда. Не теряя самообладания, она пригласила Эстер познакомиться с Диком и от души порадовалась, когда подруга с легкостью изменила свое мнение. Случались и другие досадные мелочи, но, к счастью, безобразное поведение Дика не вышло за рамки Парижа и с расстояния уже казалось неправдоподобным. Теперь их связывало сильное чувство, и тот злополучный день постепенно стирался из памяти Джулии, но ей хотелось полной уверенности.
— Через полгода, если так и дальше пойдет, мы объявим о помолвке. А еще через полгода обвенчаемся.
— Так долго, — стонал он.
— Да ведь прежде у тебя были совсем другие пять лет, — отвечала Джулия. — Умом и сердцем я в тебя верю, но внутренний голос мне говорит: подожди. Не забывай, я принимаю решение и за своих детей.
Ох уж эти пять лет — что было, то прошло.
В августе Джулия на два месяца уехала в Калифорнию навестить родных. Ей хотелось проверить, как Дик обойдется без нее. Они переписывались каждый день; его письма были то веселыми, то подавленными, то нетерпеливыми, то полными надежд. Работа у него ладилась. Медленно, но верно он возвращался к нормальной жизни, дядя в него уверовал, но разлука душила его тоской. Когда Джулия стала замечать у него нотки отчаяния, она сократила свой визит на неделю и пересекла страну с запада на восток.
— Слава богу, ты здесь! — воскликнул он, когда они под руку выходили из здания Центрального вокзала. — Я извелся. Несколько раз чуть не пустился в запой, меня останавливала только мысль о тебе, а ты была так далеко.
— Дорогой мой… дорогой, ты такой измученный, бледный. Эта работа тебя выматывает.
— Нет, просто жить одному до того тоскливо. Ложусь спать — а мысли не отпускают. Давай скорее поженимся, ты согласна?
— Не знаю, посмотрим. Сейчас твоя Джулия с тобой, а все остальное неважно.
Через неделю его депрессия отступила. Когда он грустил, Джулия утешала его, как ребенка, прижимая к груди его прекрасную голову; конечно, она бы предпочла всегда видеть его уверенным в себе, знать, что он в любой момент сможет ее приободрить и рассмешить, окружить заботой и любовью. Вместе с подругой она сняла квартиру, а потом стала ходить в Колумбийский университет на курсы биологии и домоводства. Поздней осенью Дик начал водить ее на футбольные матчи и новые спектакли, на прогулки в Центральный парк, где уже выпал первый снег, а несколько раз в неделю они проводили вечера у камина в ее гостиной. Но время шло, и у обоих нарастало нетерпение. Незадолго до Рождества у нее на пороге возник нежданный гость — Фил Хоффман. Впервые за много месяцев они встретились. Нью-Йорк, сплетенный из множества непересекающихся лестниц, не способствует встречам даже близких друзей, а в случае натянутых отношений делает все, чтобы и вовсе развести людей в разные стороны.
Теперь они были чужими. Не скрывая своего скептического отношения к Дику, Фил автоматически сделался ее врагом; в то же время она заметила в нем перемены к лучшему: некоторые острые углы сгладились; он работал помощником окружного прокурора и уверенно поднимался по карьерной лестнице.
— Значит, ты выходишь за Дика? — спросил он. — Когда?
— Уже скоро. Когда мама приедет.
Он многозначительно покачал головой:
— Джулия, не связывай с ним свою судьбу. Говорю это не из ревности, я умею проигрывать, но нет ничего хуже для такой чудесной девушки, как ты, чем очертя голову броситься в скалистое озеро. С чего ты взяла, что человек способен изменить свою стезю? Порой мы выдыхаемся, дрейфуем параллельным руслом, но я никогда не слышал, чтобы человек изменился.
— Дик изменился.
— Возможно. Но это «возможно» очень растяжимо. Будь он невзрачен с виду, но дорог тебе, я бы сказал «в добрый час». Хорошо, если я ошибаюсь, но, черт подери, мне ясно как день, что ты повелась на его смазливую физиономию и вкрадчивые манеры.
![Фрэнсис Фицджеральд - Три часа между рейсами [сборник рассказов]](/uploads/posts/books/136955/136955.jpg)
